Ватерлоо. История битвы, определившей судьбу Европы - Бернард Корнуэлл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Капитан Арчибальд Мензис, командовавший ротой гренадеров 42-го, также оказался в окружении за пределами сборного каре. Он был человеком удивительной силы. Предпочитая сражаться пешим, он отдал своего коня посторожить мальчику-барабанщику. Мензиса ранили, и он упал возле рядового Дональда Макинтоша. Барабанщик оставил коня и бросился на выручку к капитану. Тут один улан попытался поймать коня, который стоил немало. Макинтош из последних сил сумел застрелить улана. Пишут, что он успел сказать: «Не трожь коня! Это капитана…» Французский офицер, видя, что Мензис пытается встать, взмахнул саблей.
Когда он нагнулся в седле, Мензис схватил его за ногу и сумел стащить с лошади на себя. Другой улан, увидев эту борьбу, подскакал и попытался достать Мензиса пикой, а тот внезапно отчаянным усилием дернул офицера на себя и закрылся им. Пика пробила кирасу, офицер получил смертельный удар и еще минут десять пролежал сверху, не выпуская сабли из рук. В бою наступила передышка, и бойцам 42-го удалось унести капитана в каре 92-го. На нем насчитали 16 ран.
Мензис выжил и прожил до 1854 года. Пока его несли в каре 92-го, его батальон вновь построился в линию, чтобы встретить приближавшуюся колонну французской пехоты, но почти сразу же опять попал под угрозу удара конницы, на этот раз кирасиров. Кирасиры были французской тяжелой конницей, их грудь защищали стальные пластины. Теперь 42-й успел вовремя построиться в каре. «Кирасиры, – вспоминал Энтон, – обрушились на две стороны каре. Казалось, тяжелые кони и стальные доспехи погребут нас под собой». Однако и кони отступили перед шотландскими штыками.
Был открыт самый мощный огонь на поражение. Конники в тяжелых доспехах кубарем валились со своих лошадей. Лошади пятились, спотыкались и падали на спешившихся всадников. Когда они валились на землю, обнаженные сабли звенели о стальные шлемы и кирасы.
Убийство раненого Роберта Макара воспламенило шотландцев. Это свидетельствует о том, насколько хорошими были отношения между офицерами и солдатами в британской армии. В дневниках, письмах и мемуарах снова и снова находим мы свидетельства этой взаимной симпатии. Слишком часто британскую армию начала XIX века описывают как массовые порки солдат и аристократические причуды офицеров – это неверная, обманчивая картина! Большинство офицеров происходило из среднего класса, особенно выделялись сыновья священников. Долгие войны отточили их умения. Солдаты 42-го убивали беззащитных французов, потому что обезумели от убийства Макара и жаждали мести за смерть любимого командира. Это куда больше простой симпатии к начальству, это восхищение. Конечно, офицер был значительно богаче обычного рядового, пользовался привилегиями, мог даже быть аристократом, но все опасности военной службы он делил с солдатами. Офицер должен был служить примером. Стрелок Костелло из 95-го говорил, что солдаты делили офицеров на два класса: «Давай!» и «Валяй!». «У нас, – вспоминал он, – вторые попадались очень редко». Стрелок Планкет однажды сказал офицеру: «Слово “валяй” не подобает командиру, сэр».
Не всех офицеров уважали. Рядовой Томас Пэттон, ирландец, служил в 28-м пехотном Глостерширском полку. Они стояли в каре, и был отдан приказ прекратить огонь. Вражеская конница окружила каре, но не пыталась пробиться через строй красных мундиров, произошла заминка. Пэттон вспоминал: «[Французский офицер, может быть, даже генерал] заехал прямо в наш строй, головой коня поверх наших штыков, и стал призывать французов прорвать каре». Пэттон, стоявший в третьей шеренге, поднял мушкет и застрелил офицера насмерть, за что получил от лейтенанта Ирвина удар клинком плашмя по лицу. Пэттон возмутился, но ему сказали, что он будет наказан за стрельбу без приказа. В каре находился генерал сэр Джеймс Кемпт, он одернул лейтенанта: «Молчать! Оставьте его в покое. Он знает свой долг лучше, чем вы!»
Долг британской пехоты заключался в том, чтобы выдерживать постоянные мощные атаки кавалерии, пехоты и артиллерии. Во французской коннице атакующей силой были уланы, но их поддерживали кирасиры Келлермана. Генерал Франсуа-Этьен де Келлерман – длинное имя для невысокого человека – один из самых прославленных командиров наполеоновской кавалерии. Когда он прибыл в Катр-Бра, Ней тут же приказал ему идти в атаку. Келлерман попросил уточнений – под его командованием находилось только 700 человек. Ней настаивал. Partrez![11] – крикнул он. Mais partez donc![12] Келлерман не хотел, чтобы его люди увидели, какое количество врагов им велено атаковать, потому сразу пустил свой отряд в галоп: Pour charger au galop! En avant![13]
Сперва на горцев напали кирасиры и были отбиты. Один французский горнист, мальчик едва ли 15 лет от роду, так впечатлился видом бойцов в килтах, что решил, будто это воюют cantinières. Cantinières – это женщины, следовавшие за французской армией и продававшие военным еду, питье, а нередко и иные услуги. Келлерман направил своих людей дальше линии каре, прорываясь к перекрестку, который ему приказали захватить.
Подкрепления прибывали с обеих сторон и почти непрерывно поддерживали хаос, творящийся в центре сражения. 44-й полк из Восточного Эссекса подошел в подкрепление горцам и, как и они, был застигнут врасплох конницей противника.
