Жена Дракона - Анна Бабина

Отец говорит, что плакать нельзя. Даже тебе, хотя ты и не дракон.

– 

Отец прав, – поспешно ответила она.

– 

Зачем он поступает так с тобой? Ведь ты не должна стать драконом.

– 

Я должна подготовить тебя.

– 

Но он забрал тебя там, где ты жила прежде. Тебе там нравилось?

Перед мысленным взором пронеслись убогие лачуги деревеньки, веснушчатые парни и их крепкие руки, норовившие ущипнуть за грудь или бедро, тяжелый кулак пьяного отца, что скользил по скуле, оставляя горячий след, опухшие мамины глаза…

– 

Это был мой дом, – ответила она и отвернулась.

31

Катя не заметила, как растаяло: вышла однажды гулять с Танюшей, а снег исчез из городской палитры. Неряшливые мазки грязно-белого остались клочками объявлений, облупившимися откосами окон и последними островками зимы на истоптанных газонах.

Она терпеть не могла это время: город выглядел усталым и неопрятным, деревья простирали к небу голые, будто обугленные, ветви, всё казалось припудренным пылью. У Кати краснели и чесались глаза, крылья носа становились рубиновыми, под глазами залегали чёрные тени. Тянуло спать, работа не шла, голова гудела.

Женщины на бульваре сторонились ее. Лазоревая курточка, сменив яркую одежду на модное пальто кофейного цвета, по-прежнему смотрела с презрением. Всё это настолько измучило, высушило Катю, что она почти перестала бояться Дракона и нарочно уходила как можно дальше от дома.

В хорошую погоду они гуляли на набережной. Нева поспешно стряхнула остатки льда и рябила на колючем весеннем ветру, как бракованное стекло. В голубой тени Двенадцати коллегий остро пахло оттаявшей землёй, сухие прошлогодние листья беспомощно ползли по земле, издавая печальный шелест.

Катя не пряталась от ветра. Она подставляла ему лицо и руки, позволяя рвать шарф на шее и полы пальто. Ей казалось, что ветер выдувает из неё что-то отмершее, скопившуюся за зиму ненужную тяжесть и злость.

Однажды вечером в дверь позвонили. Катя знала, что это не Дракон. Звонок был аккуратный, тактичный, как уместный вопрос в личной беседе. За дверью стоял Сергей. Она не ожидала его увидеть, и машинально принялась приглаживать взлохмаченные волосы.

– 

Я не вовремя? – спросил он, глядя на растерянную женщину. Сам он тоже выглядел смущённым.

Катя неопределённо мотнула головой. Она устала от одиночества и вакуума, который образовался вокруг, от неясности и нестабильности. Ей хотелось делиться, жаловаться и спорить, но она настолько отвыкла от живого общения, что вздрагивала, когда с ней пытались заговорить.

– 

Мне уйти?

Его слова окончательно сбили Катю с толку. Если он пришёл как полицейский, то должен вести себя по-другому, напористо и уверенно. Она жестом пригласила его войти.

В кухне было тепло, пожалуй, даже слишком. На плите закипал чайник, в стекле, за которым лежали голубые апрельские сумерки, отражались их неловкие движения.

Заваривая чай, Катя обожглась, Сергей просыпал сахар. Усевшись напротив, она обхватила горячую кружку ладонями и вопросительно заглянула ему в глаза.

– 

Я пришёл узнать, как у вас дела.

Получилось сухо и натянуто, Катя, ощутив это, мгновенно схлопнулась, как ракушка и ответила почти зло:

– 

Пока жива, как видите. Но сколько это продлится, не знаю.

– 

Катя, не надо.

Эти слова вырвались помимо воли, и удивили его самого. Он ожидал чего угодно: негодования, вспышки гнева, холодного и презрительного ответа, но она вдруг уронила голову, сжалась в комок и по-детски тоненько заплакала.

– 

Баба не должна воспитывать ребёнка и точка!

Дракон ходит из угла в угол кухни. Он взбешён. Жена двоюродного брата на днях потребовала развода и собирается забрать детей.

Катя готовит ужин: пюре и котлеты. Танюшка сидит в детском стульчике и с восторгом теребит деревянную лошадку.

– 

Я сделаю все, чтобы этого не случилось.

– 

Что именно? – осторожно спрашивает Катя.

– 

Все, что понадобится. Найму ему лучшего адвоката. Дойду до мэра. Помогу ему их выкрасть, в конце концов!

– 

Ты не думал, что они, возможно, хотят жить с матерью?

Вертикальная складка перечеркивает лоб Дракона.

– 

Не пори чушь! Она слабая, безответственная и… дура, прости Господи. Она их прикончит за пару месяцев. Там умишка-то бабьего во, с ноготок…

– 

Раньше ты говорил другое…

– 

Ты-то хоть помолчи! Разведёнка с детьми хорошо не устроится, запомни это! Мать рожает детей отцу. «Жена носит, муж рожает» – слышала такое? Раньше люди зря языками не болтали.

– 

Но у Ольги две девочки… как он их воспитает?

– 

Не у Ольги, а у Максима две девочки. У Максима, слышишь? Если баба довела до развода, значит никаких моральных принципов у неё нет и не было. Так как ей прикажешь детей воспитывать? Она, Ольга эта, сама сука порядочная, ты представь, какими она девочек вырастит!

Тут уж Катя не выдерживает:

– 

Какими? Не ты ли сам мне говорил месяц назад, что Ольга и с хозяйством управляется лучше меня, и детки у неё всегда спокойные, и – о чудо – она даже работать успевает! А со мной все не так…

– 

Да замолчишь ты или нет?!

От неожиданности она роняет ложку, которой накладывала пюре, и испуганно поворачивается к Дракону. Она и не успела заметить, как он окончательно взбесился. Раньше она могла предсказать приступы его гнева и даже иногда отвести их: сменить тему, промолчать, успокоить… Теперь это удаётся все реже и реже.

Напуганная криком, Танюшка принимается кричать. Лошадка со стуком падает на пол, и Дракон, ухватив ее за колесико, швыряет в стену. Фигурка разлетается вдрызг.

Катя бросается к Танюше – закрыть, спрятать, уберечь, но Дракона уже отпустило. Он деловито поднимает ложку с пола, вытирает тряпкой пятно и молча выходит из кухни.

Сергей растерялся. Работа в полиции приучила к женским слезам – искренним и не очень, но этот белый флаг, внезапно выброшенный Катей, напугал его.

– 

Катя, ну что же ты… вы… Не плачьте.

Она подняла голову и прошептала:

– 

Уйдите.

Дракон

И все же зима подступала. По утрам драконья пустошь покрывалась кисеей снега, который, приближаясь к земле, становился грязно-серым, как и все вокруг. На фоне гранитного неба падающие снежинки казались пеплом.

Однажды утром, выбегая из пещеры, девочка поскользнулась на замёрзшей лужице у входа и упала, раскровенив колени. Секунду она с недоверчивым удивлением и детской обидой смотрела на выступившую кровь, и вдруг заплакала – горько и тоненько, совсем как обычный ребёнок.

Она метнулась к девочке, уронив глиняный кувшин, с которым собиралась за водой. Кувшин разбился, но она даже не заметила.

– 

Сейчас, сейчас, – приговаривала она, – подожди немного, я помогу. Только не плачь.

Девочка внезапно оборвала рыдания и с испугом уставилась на неё. Глаза-колодцы, а на дне – ужас.

– 

Отец говорит, что драконы не плачут, – прошептала она. – Драконам не бывает больно. У Дракона одно только уязвимое место – глаза.

– 

Наверное, это так, – помолчав, ответила она, – но ты… ещё маленький дракон. У тебя нет чешуи.

– 

А может… – девочка перешла на шёпот, – я – вообще не дракон? Я же совсем не такая, как… он.

– 

Я не знаю…

Ей тоже было страшно. Пот выступил на