Четыре дня Маарьи - Леэло Тунгал

ГЛАВА 15

Аэт, как и Стийна, ужасно устала от прополки. Я попыталась вдохнуть в них бодрость, но скоро поняла, что надоедаю им своей болтовней. И говорить, и молчать было одинаково неловко, почему-то я стеснялась того, что не устала, только в правой руке покалывало во время движения. Интересно, а Мярт тоже бы так умаялся, проработав полдня на поле? Нет, наверняка нет. Если бы Мярт был сейчас тут, он, возможно, взял бы меня за руку, как Рейно Сирье, и тащил бы тоже две тяпки на правом плече, как Рейно…

 - Ну, я вижу, работа вернула нашу деву Маарью на землю. — Это был Тийт, он схватил за рукоять мою тяпку. — Давай помогу.

"Ах, какое рыцарство!" Но я и не подумала отдавать тяпку Тийту.

 - Брысь!

Тийт не обиделся, он рассмеялся весело:

 - Ну, как хочешь!

Мы немного прошли молча, затем Тийт сказал:

 - Послушай, я хотел бы что-то тебе показать.

 - Что?

 - Это нельзя объяснить: это надо увидеть. Два километра отсюда.

Я пожала плечами.

 - Не знаю, как считают Стийна и Аэт… Может быть, мы уже вечером уедем.

 - Мне хочется показать это место только тебе.

После того как Мярт и Тийт поссорились, кому провожать меня домой, я стала немного опасаться Тийта. Вообще-то он был мировой парень и годился в хорошие друзья, но почему-то, говоря с ним, я всегда думала: а что бы сказал Мярт, увидав нас с Тийтом? Но тут подошел Теэт Райе — тот самый корифей настольного тенниса — и спросил:

 - Слушай, новенькая, а ты в пинг-понг играешь?

 - В данный момент — нет.

 - Ну, это я и сам вижу, — усмехнулся Теэт. — Меня зовут, знаешь ли, Теэт, а фамилия Райе.

 - Маарья Пярл!

 - Я, знаешь ли, фанатик пинг-понга.

"Хорош гусь, — подумала я, — едва усек, что кто-то не видел твоего портрета в газете, и сразу начал кокетничать".

 - Вот как? Тренируешься по-настоящему, что ли?

Видно, Тийту понравилось, что я подтруниваю над чемпионом.

 - Теэт ведь настоящий спортсмен, входит в пятерку лучших в республике, — не преминул он воспользоваться удобным случаем.

 - Да, знаешь ли, — подтвердил великий спортсмен, похоже, он ничего не понял.

 - То-то ты иногда махал тяпкой как-то странно, будто ракеткой.

 - А ты не хочешь принять участие в нашем турнире? — спросил меня Тийт.

 - Да я уже больше года не держала ракетку в руках, — ответила я грустно. И верно, в деревенской школе стол для пинг-понга стоял прямо в коридоре, и мы играли на каждой перемене. В городской школе я и стола для пинг-понга не видела, а ходить куда-то на тренировки… Не до того мне было.

Предложение Теэта меня обрадовало: я могла не идти смотреть нечто, что хотел показать Тийт. Аэт и Стийну тоже пригласили играть, но девочки отказались — они хотели немного перевести дух.

Это даже было хорошо: мое умение оказалось ниже всякой критики. Я проиграла и Рейно, и Сирье, не говоря уже о самом Теэте. Мне изредка удавалось заработать очко, только когда подавала сама: мои попытки принять крученую подачу, которой тут обучил всех Тийт, были безуспешны — мяч отлетал или к сводчатому потолку спортзала или к розовым стенам… Только у Тийта я с трудом выиграла 21:19, но моя радость победы сразу угасла, когда я заметила веселое выражение лица одноклассника — он явно хотел порадовать меня и проиграл нарочно.

 - Начинает получаться! — подбадривал меня Теэт. — Продолжишь соревнования после ужина!

 - Лучше не ставь, мне все равно неохота больше играть! — сказала я и пошла искать своих спутниц.

Тети не было видно и слышно. Девочки-то, наверное, еще отдыхали. Но что же случилось с тетей?

Мое сердце уже болезненно сжималось: не отправил ли фельдшер тетю Марию в больницу? Поймав себя на столь тревожной мысли, я усмехнулась — ведь именно ей свойственно искать родственников по больницам вместо того, чтобы поинтересоваться, нет ли их где-нибудь поблизости. Неужели это у нас наследственное, семейная черта? Ближайшим и самым логичным местом, где надо искать тетушку, наверняка могла быть спальня!

Но в спальне тети не оказалось. Только Аэт и Стийна сидели там на стоящих рядом кроватях. Когда я вошла, они сразу же замолчали. Если при твоем появлении обрывают разговор, то почему-то всегда кажется, что говорили именно о тебе… О том, что подруги вели речь не обо мне, свидетельствовали раскрытые тетради со стихами, лежавшие у них на коленях, — у Стийны в кожаном переплете, тетрадь Рауля, а у Аэт — розовая общая тетрадь Стийны. Аэт вдруг захлопнула тетрадь и посмотрела на меня так, словно не сразу узнала. Я и впрямь вторглась к ним из другого мира и задала соответствующий вопрос:

 - Вы тетушку не видели?

Девушки отрицательно покачали головой.

Итак, здесь я была третьим лишним.

 - Она как в воду канула, — попыталась я оправдать свое вторжение. — Я уже подумала… Не знаю, может, она пошла воевать с осами?

Мой голос был слишком громким, и говорила я слишком поспешно. Ну скажи хоть что-нибудь, Стийна!

 - Вполне возможно, — прошептала Аэт и погладила тетрадь.

Стийна сидела, уставившись в высокое стрельчатое окно. Они ждали, чтобы я ушла… Я почувствовала, как к глазам подступают слезы, и выбежала в коридор.

Коридор был длинным и темным, я на бегу ушибла колено о какой-то стол или шкаф и упала. Слезы текли по щекам и уголкам губ — солоноватые и теплые.

 - Так тебе и надо, так и надо, так и надо! — шептала я сама себе. — Ты была одна — и одна останешься! Стийна больше не дорожит тобой ни капельки! А уж Аэт ты и подавно не нужна. До сих пор тебе единственной Стийна показывала свою розовую тетрадь, а теперь ее читает Аэт. Читает и все понимает, не сомневается и не задает таких дурацких вопросов, какие задавала ты, не насмехается над Раулем, которого обожает Стийна… Кого ты вообще-то любишь? Ах, Мярта? Чистая ложь — тому, кого любят, не доставляют боли никогда! Поделом, поделом тебе, "дева Маарья"! Ничего ты не знаешь, ничего не умеешь! Ты не умеешь никого любить! И нет в тебе ничего особенного, ничего достойного любви. Напрасно мать и отец тревожатся из-за тебя. Если бы они знали, какова их дочь на самом деле, они взяли бы из детского дома какого-нибудь симпатичного ребенка! Более человечного, более благородного. И вообще — имеют ли право существовать на свете такие, как ты? Тетя Мария готова отдать за тебя жизнь, а ты только высмеиваешь ее и дразнишь. Если теперь ей смертельно худо, то это из-за твоего легкомыслия и вранья! И всю жизнь чувство вины будет грызть твою душу!

Я терла колено и даже сожалела, что боль стихает, — мне досталось поделом…

Вдруг раздался щелчок, и в коридоре стало светло. В двери стоял Сареток и с недоумением смотрел на меня. Я вытерла рукавом щеки, но мне хотелось исчезнуть, хоть сквозь землю провалиться, чтобы в конце концов никто не мешал мне выплакаться.

 - Маарья? — спросил командир Сареток. — Что опять случилось?

 - Я… я ударилась коленом! — Тут я увидела, что сижу возле пестрого серо-черного сейфа.

Когда же наконец перестанут литься эти слезы!

 - Что-нибудь серьезное?

Я кивнула.

Каарел Сареток подошел ко мне. Наверное, он здорово пожалел, что не отослал нас отсюда сразу же куда-нибудь подальше — то осы, то колено!.. Много крику, мало толка!

 - Уже прошло, — сказала я, когда Каарел присел возле меня. — И вообще, это было совсем не колено! — Я попробовала засмеяться.

 - Глаза-то у тебя мокрые, как у записной плакальщицы! — изумился Каарел и выпрямился. — Помочь тебе встать?

У него были большие и жутко волосатые руки, словно лапки пчелы. Но стоило мне подумать о пчелах и о доме, как моя водяная мельница заработала с новой силой.

С помощью Каарела я поднялась и, пряча лицо, отвернулась к стене.

 - Кто-нибудь сказал что-то обидное? — спросил он растерянно.

 - Мымм-м! Никто ничего не сказал! — ныла я противным и жалким голосом.

 - В пинг-понг поиграть не хочешь?

 - Я уже три раза проиграла, — ответила ему и вдруг рассмеялась. Честное слово, как ненормальная!

 - Поди разберись в настроении молодой девицы! — Командир Сареток развел руками.

Наверное, голова его трещала от бессилия придумать какое-нибудь утешение. Шел бы лучше спокойно своей дорогой!

 - Может, просто хочешь побыть одна? Иногда бывает такая потребность…

Есть, конечно, есть. Но я не хотела, чтобы он считал меня жаждущей одиночества плаксой.

 - Я всю жизнь была одна! — сказала я, улыбаясь и плача одновременно.

 - Ах, вот как! — сказал Сареток задумчиво. — А мне-то показалось, что у тебя очень много друзей и знакомых…

 - Но у меня нет ни одного настоящего друга, — ответила я и вдруг почувствовала неловкость за свое нытье.

Каарелу-то какое до меня дело. Может, мы видим друг друга в первый и последний раз, и в этот единственный раз я предстаю перед ним девчонкой-плаксой!