Жизнь моя - Армия - Любовь Рябикина

Четверка не захотела следовать за ними, поняв, что все идет согласно плану. На этот раз через забор карабкаться не захотели. Начштаба решительно возражал против «висения на заборе». Пригнувшись, подкрались к воротам и незаметно проскочили под ними, хотя КПП было освещено. В зарешеченном окне видели сержанта и рядового, сидевших за столом и что-то увлеченно рассматривающих. Военный городок спал и не было видно ни единой живой души, но они все равно тут же скрылись между гаражей. Через пять минут вошли в квартиру Уфимцева.

Савицкий и Аристархов быстро переоделись в форму и деловито направились в соседний дом, к ожидавшим женам. Оба, входя в подъезд дома Уфимцева видели, что окна на их кухнях освещены.

Надя довела Максима до пруда и усадила на пустынном берегу. Каждая травинка была облита лунным светом и торчала вверх, словно нарисованная рукой художника. Две фигуры на берегу выделялись темными силуэтами.

Воронова спустилась к воде и намочила платок. Подошла к мужчине. Встала рядом на колени и, стараясь не смотреть в блестевшие под луной глаза, принялась осторожно смывать кровь с лица. Раза два спускалась к воде, чтобы прополоскать платок. Он сидел на траве, наблюдал и молчал. Наконец Воронова прошептала, отстраняясь и садясь рядом:

— Вот и все. Крови больше нет…

Янченко вздохнул:

— Командир в понедельник злорадствовать будет. Сильно меня?

Надежда вздохнула, поглядев на него искоса:

— Фингал, нос распух и губы разбиты. Командир, кстати, знает, что на тебя напасть хотели. Я соврала тебе, что сама слышала. Лидка бегала в поселок в аптеку и в магазин зашла. Когда выходила, услышала, как местные болтали «отплатить тебе за девок». Она к командиру вначале рванула, чтоб тебя остановил, а Савицкий отказался. По-моему, даже не поверил и сказал что-то типа: «Может хоть прыти поубавится, если вломят». Тогда она ко мне прибежала…

Несколько минут Максим раздумывал, глядя перед собой. Потом тихо произнес:

— Выходит, что ты спасала меня. Зачем? Тебя сильно ударили? Не пробили голову? Ты же знаешь, какой я, зачем вмешивалась…

Она отвернулась в сторону и прошептала:

— Знаю, что не такой, каким казаться хочешь. Я же следила, неужели не понял? Видела, что ты даже не поцеловал девчонку. Проводил, поболтал и ушел. Хотя она к тебе прижималась. Ты всем лапшу на уши вешал, вот что я поняла. Меня просто оглушили. На голове шишка и все…

Янченко смутился. Потом спросил:

— Надь, а тебя тоже Лидка со мной сводила?

Надежда с горечью произнесла:

— А если и так? Это что-то меняет? Она видела, что мы нравимся друг другу, а ты, как и остальные, вспылил. Плевал на чувства и в гулянки ударился…

Он с минуту сидел неподвижно, опираясь руками на колени. Поглядывая на пруд, раздумывал. Осторожно попытался привлечь девушку к себе. Прошептал в тишине:

— Надь, я понимаю, что сдурил. Давай я завтра у Лиды прощения попрошу, а у тебя сейчас. Прости и давай начнем снова встречаться. Согласна?

Она прижалась к его груди головой и ничего не сказала…

В понедельник поколоченный майор появился в штабе, чтобы сразу поговорить с командиром и объяснить синяки на лице самому, пока до полковника не дошли сплетни. Постучался и вошел.

Савицкий заранее приготовился к его приходу, так как посоветовался с Лидией и та подсказала, что такой вариант возможен. Он сидел за столом и с кем-то говорил по телефону. Увидев черные очки и все еще опухший нос, замер. Указал рукой на стул, приглашая присаживаться. Внимательно разглядывал разбитое лицо. Теперь муки совести его уже не мучили. Закончив разговор, с нескрываемым ехидством сказал:

— Значит Лидия права была и вас, майор, все же настигла кара за гулянки! И думать забудьте, что я из-за синяков вас с работы отпущу. Пусть все видят до чего может бесшабашная гульба довести!

Янченко пожал плечами:

— Прошу прощения, товарищ полковник, но я не за этим пришел. Я, честно говоря, благодарен тому, кто меня отлупил. Хоть они и бесчестно поступили, напав со спины, но они мне мозги вправили. В общем, с поселковыми гулянками завязано!

Командир сделал вид, что удивлен и даже очки снял:

— Рад слышать. Только надолго ли?

Янченко, без улыбки, твердо ответил:

— Навсегда. Мы с Надей Вороновой снова решили встречаться. Осенью поженимся. Слово даю! Дурак я был. Перед Лидой сегодня извинюсь и с другими поговорю, пусть не дурят. Карпуша дело делала, а мы, как малолетки, вели себя…

ПЕВЕЦ

В средине августа в часть прибыл капитан Байкалов. Девчонки, бывшие замужем, как раз возвращались на службу после обеда. Держались за руки любимых половинок и ласково заглядывали в глаза мужьям. Те, кто встречались, шли рядышком, болтая ни о чем и время от времени переглядываясь. Теплая не жаркая погода располагала к романтическим отношениям. Нежно шелестели над головами листья кленов и тополей. Что-то шептали плакучие ветки берез…

Когда пары увидели пыхтящего, словно паровоз, огромного по габаритам офицера, вползающего в ворота с двумя огромными раздутыми во все стороны чемоданами, похожими на него самого, они зафыркали. Идиллия рассыпалась из-за этого пыхтения. Чемоданы лежали на боках капитана. Форма трещала на налитых жиром плечах. Все торопливо отвернулись и заулыбались. Кому было во что воткнуться, типа любимых мужчин, уткнулись в рукава суженых и заспешили к отделам. Байкалов прополз мимо, не поздоровавшись. Лишь сверху вниз окинул всех небрежным взглядом. Был он довольно рослым и мог себе позволить глядеть сверху.

В общем первое впечатление оказалось не лучшим. Население военного городка увидело капитана во второй раз вечером, шагающим из продуктового магазина с огромным пакетом. Казалось, что земля содрогается от его шагов. Все возвращались со службы. Незамужние девчонки из общежития застыли, глядя на огромную массу, шагавшую мимо. Он на них и внимания не обратил. Это было странно! Девчонки были симпатичными и ни один, даже женатый мужчина, так себя не вел по отношению к ним. Украдкой, но все равно смотрели! В отместку девичье население уставилось на капитана. Байкалов со всех сторон был одинаков. Этакая огромная пивная бочка на коротеньких ножках!

Оказалось, что поход в магазин — это первый шаг к огромным неприятностям. Всю ночь офицеры в первом общежитии бодрствовали. В соседнем здании, наполовину заполненном девчонками, а наполовину вновь прибывшими прапорщиками, тоже было не спокойно. То в одном, то в другом окне зажигался свет и возмущенный голос спрашивал из окна или с балкона, гулко раздаваясь в ночной тишине:

— Господи, да кто так храпит?

Взвод новеньких, только недавно прибывших девчонок, откровенно ревел со всхлипами и жалобами. Хотелось спать, а спать было невозможно. Едва они начинали погружаться в сон, как от соседнего здания несся резкий всхрап и они подскакивали в испуге, вновь принимаясь плакать.

Наконец, часов около трех ночи, к первому общежитию была послана делегация во главе с Верой Григорьевой, как старшей среди девчонок и двумя прапорщиками в группе поддержки. Было еще темно. У первого общежития, во мраке ночи, на скамеечке сидело и нервно курило с десяток молодых офицеров в спортивных штанах и теннисках. На улице было еще темно и на востоке только начал пробиваться светлая полоска рассвета. Некоторые накинули на плечи пятнистые куртки со звездочками. Все мрачно уставились на подходившую Веру и прапорщиков. Капитан Морозов, до сих пор так и не женившийся после того провала на танцплощадке, сказал:

— Вер, у вас в общаге тоже слышно, да? Мы не виноваты…

Девушка кивнула, посмотрев на серое лицо и красные глаза бывшего возлюбленного. Обвела глазами остальных:

— Что происходит, ребята? Мы не можем уснуть! Вы что, кому-то рупор под пасть сунули? Девчонки уши ватой затыкали, не помогает…

Морозов пояснил:

— Этот новенький, Байкалов… Это он храпит! Мы пытались и разбудить и на другой бок перевернуть, даже на живот! Все равно храпит. Проходит полминуты и по-новой. Ни на что не реагирует. У нас тоже все не спят…

Вера развернулась и молча рванула в свою общагу. Прапорщики остались у первого общежития. Подняла всех на ноги. Толпа девчонок и ребят направилась к первому общежитию. Из окон второго этажа доносился мощный храп. Ощущение было таким, что кому-то подставили под нос микрофон! Девушки поняли, что ребята в первой общаге вообще не сомкнули глаз ни на секунду. На них было жалко смотреть. Предложили:

— Парни, пошли к нам! Окна закроем и хоть немного, но поспим…

Все уже плевать хотели на разность полов и неприязнь. Офицеры и прапорщики с первого общежития согласились. Вскоре в первом общежитии остался только капитан Байкалов, в комнате которого закрыли окно и дополнительно вставили в оконный проем матрас с соседней койки, укрепив его столом, поставленным на бок. Он не проснулся от грохота, когда стол упал. Зато второе общежитие напоминало улей. Дежурная охрипла от ругани, но ничего не могла поделать с толпой. Ее просто оттеснили в сторону.