Роковая любовь - Кэндис Кэмп

Неужели он сможет ее заставить разделить свою страсть?! Нет, это невозможно, — успокаивала себя Энэлайз, — ведь она теперь прекрасно знает, какой он негодяй. Она презирала его и знала его намерения. Он добивался только одного — затащить ее, как лакомый кусочек, себе в постель. Как трудно теперь ей придется!

Энэлайз закрыла крышку последнего чемодана и заперла его на замок. Несомненно, она что-нибудь забыла, но что — никак не могла сообразить.

Предстояло самое трудное — объясниться с матерью. Она закрыла глаза от резкого спазма в висках. Боль было вынести легче, чем тот ужас, который появится в глазах ее матери. Но она должна была это сделать. Малодушием будет уехать тайком, оставив только записку. Очень напряженно она вошла в гостиную своей матери. Тереза сидела, откинувшись в кресле, и все еще плакала и тревожилась по поводу Эмиля.

— Мама, все в порядке, — сказала Энэлайз. — Майор Шэффер уже отпустил Эмиля.

— Что? — переспросила Тереза, не веря своим ушам. Она приподнялась, и на лице ее смешались удивление и облегчение.

— Ну, как это все произошло? Что случилось? — спросила Тереза.

— Я заключила сделку с майором, — прямо сказали дочь. — Он согласился отпустить Эмиля в том случае, если я стану его любовницей.

Миссис Колдуэлл уставилась на свою дочь. Все, что она услышала, было подобно грому среди ясного неба.

Тереза только и сумела прошептать:

— Энэлайз, ты должно быть, шутишь?

— Нет, мама. Не шучу.

— Энэлайз! Ты не можешь этого сделать. Я не разрешаю тебе это делать.

— Уже поздно, мама. Дело сделано. Он уже отпустил моего брата. Теперь я… Я должна переехать в его дом.

— Что? Ты собираешься сделать это открыто? О Боже! Что на тебя нашло? Что ты сама себе думаешь? Ведь каждый узнает об этом, и я не смогу больше показаться на людях.

— Ты можешь отречься от меня, если это тебе поможет, — откровенно предложила Энэлайз с горечью в голосе. — Эмиль уже отрекся.

— О, нет! Я просто не вынесу этого позора. Это уж слишком! — закричала Тереза и разрыдалась. — Как ты посмела? Какой позор! Лучше бы мне умереть! — причитала она…

Энэлайз почувствовала, как сжалось в груди ее сердце. Она ожидала такой реакции со стороны матери, и она понимала, как трудно было все это вынести. Но почему никто из них не позаботился о ней, не пожалел ее, не спросил, почему она пожертвовала собой!? Неужели никому нет дела до того, что она спасла Эмилю жизнь? Если только слушать речи ее матери или брата, то можно подумать, что она сделала все это только ради собственного удовольствия или просто назло им.

— Мама, я вынуждена была сделать это, — сказала Энэлайз, обращаясь к матери. — Только так мне удалось спасти жизнь Эмилю. Неужели ты не понимаешь? — настаивала на своем Энэлайз.

— Я только вижу одно, что ты разбила мое сердце и сердце своего отца тоже. Пожалуйста, оставь меня. Я хочу побыть одна, — сказала Тереза.

Энэлайз хотела было возразить, но не сделала этого и молча покинула гостиную. Внешне спокойная, она спустилась вниз и уселась на мраморное крыльцо поджидать свою судьбу.

Вскоре к дому подъехал экипаж, которым управлял дружелюбный «северянин» капрал. Это он указал ей дорогу в кабинет Марка, когда она пришла в штаб-квартиру армии. Капрал спрыгнул на землю, быстро погрузил ее чемоданы, коробки со шляпками, а затем помог ей взобраться в экипаж и усадил ее на высокое сиденье напротив себя. Он мало говорил, хотя и бросал любопытные взгляды на свою спутницу.

Энэлайз поняла, что заниматься переселением южанок в квартиры офицеров-янки было для него привычным явлением. Энэлайз ехала молча и не собиралась разговаривать с ним. Но не только ее извозчик проявлял к ней любопытство. Она видела быстрые, удивленные взгляды прохожих. Несомненно, некоторые знакомые узнали ее, и Энэлайз знала, что к вечеру об этом будет уже знать весь Новый Орлеан. Энэлайз стало стыдно. Она покраснела. Ей бы было намного легче самой прийти в дом к Марку. Но она знала, почему он затеял этот переезд в экипаже.

Это было задумано как очередное унижение для нее.

Они остановились перед небольшим, но очень красивым домом, который был обнесен черной металлической решеткой с изящным орнаментом. Сержант помог Энэлайз выйти из экипажа и вежливо открыл перед нею ворота из кованого железа, пропустив ее вперед. Энэлайз вошла в небольшой красивый садик, разбитый перед домом и большим деревом. Рядом с узкой, уложенной кирпичом дорожкой, росли яркие цветы. В центре садика находился обложенный камнем фонтан. Высокие, кирпичные стены вокруг садика были увиты виноградной лозой и благоухающей жимолостью. Под деревом стояла железная кованая скамейка. На ней можно было посидеть и полюбоваться садом. Все в нем радовало глаз и успокаивало сердце.

И Энэлайз сразу, с первого взгляда, полюбила этот садик. В это время сержант подошел с ее чемоданами и прервал ее. Она вынуждена была последовать за ним в дом.

На первом этаже, как и во всех старых луизианских домах, был винный погреб, хранилище продуктов, маленькая кухня. Энэлайз прошла вверх, даже не взглянув на эти комнаты. На втором этаже были жилые помещения — кабинет, зал, музыкальный салон и гостиная. Хотя дом был сам по себе невелик, комнаты его были просторны, в них было много воздуха. Выкрашены они были светлыми, нежными красками. Энэлайз ходила по комнатам второго этажа, пока капрал заносил ее дорожные чемоданы наверх. На третьем этаже находились спальни. Капрал понес часть ее вещей на третий этаж, и она последовала за ним. Она задумалась о Марке.

Неужели он все еще был у себя в штаб-квартире. Нет, конечно же! Его там уже не было. Конечно же, он, наверное, поджидал ее где-нибудь наверху, как паук поджидает свою жертву. Капрал вернулся к экипажу, сел в него и уехал. Энэлайз остановилась, прислушиваясь к тишине дома, а затем медленно пошла вверх по ступенькам. Справа от лестницы была спальня. Ее дверь была открыта.

Энэлайз заглянула туда и увидела там свои чемоданы. Перед спальной находилась небольшая гостиная, и Энэлайз прошла в нее и увидела Марка, сидевшего в высоком кресле прямо напротив входа. На маленьком столике перед ним стоял на подносе бокал с виски. Он сидел, развалившись, его рубашка была расстегнута, ботинки сняты. В сумерках было трудно различить выражение его лица, но в фигуре таилось что-то угрожающее.

Энэлайз очень волновалась, но, стараясь себя успокоить, произнесла презрительно:

— Разве так встречают леди?

— Леди? — переспросил он не менее презрительно, хотя специально сидел здесь, чтобы не столкнуться с капралом и тем самым не поставить ее в неудобное положение. Он, конечно, чувствовал себя виноватым в душе и тоже волновался перед встречей с ней.