Новая Сибирь - Юрий Бурносов

— Врач? — удивилась Лариса. — Разве им не нужны врачи?

— Девушка… — человек снова улыбнулся, — у них врачей, как гинекологов и дантистов в Израиле. При почти полном отсутствии лекарств много врачей не требуется. А я так вообще анестезиолог, профессия из прошлого… Поэтому быстро стал рабом. Рабы нужны всегда, их много не бывает, потому что они еще и скот.

Гринько неспешно, иногда прерываясь, чтобы передохнуть и съесть пару ложек бульона, рассказал о том, что творится в Новой Сибири под дланью всемогущего губернатора Былинникова. Рассказ в целом не отличался от того, что Антон уже слышал в деревеньке от пленного экс-оператора свадеб и корпоративов. Но ряд важных деталей поверг приятелей в раздумья. В частности, Гринько сообщил, что Былинников добыл где-то внушительный арсенал огнестрельного оружия в разном состоянии, что позволило усилить армию Новой Сибири и подвигло губернатора на захват новых территорий. Добрались уже до Тогучина и Коченево, взяли аэропорт Толмачево, где со времен пробуждения обосновалось много народу из числа пассажиров и сотрудников аэропорта. Регулярно совершали набеги в Новосибирск, где тоже творилось черт знает что.

— Средние века… — бормотал бывший анестезиолог, сверкая горячечными глазами. — Феодальные войны… Разве что тогда не было каннибализма, а теперь это в порядке вещей… Господи, никогда не думал, что увижу такое…

Гринько повезло и не повезло одновременно: он очнулся у себя дома, в академовском микрорайоне Ща, вместе с женой и десятилетним сыном. Некоторое время они выжидали, делая короткие вылазки в поисках продовольствия и пытаясь разобраться в происходящем. В одной из таких вылазок муж с женой и попались, после чего были тут же доставлены на одну из баз Новой Сибири, расположенную в Доме ученых. Сам Былинников по-прежнему обитал в своем коттедже, вокруг которого силами рабов сейчас были выстроены оборонительные сооружения. Уговоры по поводу оставленного дома сына ни к чему не привели, более того, жену Гринько с тех пор тоже не видел.

— Я сначала хотел покончить с собой, — бесстрастно рассказывал врач, — это же легко, существует масса способов… Но потом решил сбежать. Это их взбесит, они считают себя хозяевами всего и вся, а тут какой-то жалкий раб плюнул им в рожи и удрал. Я всегда доставлял им много хлопот, не знаю даже, почему меня давно не пустили на мясо.

Сбежал Гринько однажды ночью, сколько именно дней назад — уже не помнил, потому что много времени провел в беспамятстве. При побеге он ударил куском арматуры охранника, кажется, убил — проверять времени не было. Их как раз отправили разгребать руины дома в поисках чего-нибудь полезного — это было обычно практикой, и за ценную находку, например, оружие, полагалось вознаграждение в виде дополнительного куска мяса или миски похлебки. Гнать на ночь обратно в барак маленькую группу не стали, положили спать прямо среди развалин, а охранники грелись у костра. Выждав момент, пока один отойдет по нужде, Гринько и огрел второго металлическим прутом.

— А ведь остальные видели, что я сбегаю, — качая головой, говорил Гринько. — Видели, но никто не двинулся с места. Это страшно, но ведь их устраивала нынешняя жизнь. Работа, пайка, побои…

Нынешняя жизнь в Новой Сибири устраивала, как выяснилось, не только рабов. В пресловутый Совет при губернаторе входили видные прежде люди — академики, чиновники из администрации, начальник ОВД Советского района. «Вот сволочь», — процедила Лариса сквозь зубы…

— Весь следующий день я прятался в Академе, в Ботаническом саду. Там схорониться нетрудно, всё разрослось, я забрался в самую гущу и спал. А к ночи вылез и пошел в сторону Кемерово.

— А почему именно в сторону Кемерово? — поинтересовался Фрэнсис.

— Ума не приложу, — ответил Гринько. — Почему-то решил, что там шахтеры, это очень сплоченная социальная группа, возможно, у них настоящий порядок… Мечты, конечно — думаю, в Кемерово всё то же самое, что и здесь. Но уже скоро я сбился с дороги, потом на меня напали какие-то люди совершенно одичавшего вида… хотя я и сам выгляжу не лучше, так что не мне судить… Я отбился, но мне сломали руку, я это понял сразу, все же врач, хоть и анестезиолог. Сделал примитивную шину, потом потерял ее где-то, пока полз в лесу. Ел всякую дрянь: лягушек, корни, ягоды, грибы… Всё ж лучше, чем человечина.

Гринько замолчал, глядя в низкий черный потолок бани. Лариса сунулась было с очередной ложкой бульона, но Гринько слабо помотал головой:

— Не нужно. Я все равно умру, я же понимаю. Антибиотиков у вас нет, руку нужно ампутировать… Ничего страшного, зато я умру на свободе, среди нормальных людей. Спасибо, что не бросили в лесу.

— Да не за что, — растерянно сказал Фрэнсис.

Иван Гринько умер к вечеру, тихо и незаметно, во сне. На дереве укрепили факел, и к утру рядом с могилой Кирилы Кирилыча появилась еще одна, с табличкой «Доктор Иван Гринько».

— Ну, и сколько мы будем здесь сидеть? — вопросила Лариса за завтраком, состоявшим из цветочного чая с джемом. — Рано или поздно нас обнаружат. Случайно наткнутся или специально — разницы никакой, результат-то будет одинаковый.

— Интересно, где Былинников взял оружие? — задумчиво сказал Антон.

— У тех же военных выменял, устроил какой-нибудь бартер… Ты что, не слушаешь меня?

— Да нет, я как раз внимательно слушаю. Похоже, ты права. Но нужно все тщательно продумать — что брать с собой, что оставить… Не исключено, что нам придется вернуться. Не очень я верю в то, что в конце пути нас ждет белоснежный дирижабль, который унесет нас к молочной реке с кисельными берегами.

— Я, кстати, всегда удивлялась, почему берега кисельные, — неожиданно сказала Лариса. — Кисель, он же склизкий. Получается, берега болотистые, к реке не подойти. Несуразица.

— Это вы вообще о чем? — удивленно поднял брови Фрэнсис.

— Русские народные сказки, — махнул рукой Антон. — С ними вообще всё не так: если человек дурак или лентяй, то ему всегда везет и всё прямо с неба сыплется. Берега вот из киселя… Да бог с ними, мы же не про сказки тут говорим!

— Постой, — перебил камерунец. — Помню, бабушка рассказывала мне сказку нашего народа. Послушайте, она коротенькая. Жил-был один бедный человек. У него не было ни пищи, ни одежды, ничего, кроме набедренной повязки. Отправился этот человек к царю и сказал: «Устал я так жить, лучше мне умереть. Нет у меня ни пищи, ни одежды, всего и имущества — одна набедренная повязка. Вот как велика моя бедность!» «Хорошо», — сказал царь и приказал своим слугам схватить бедняка и казнить его. А как раз в это время мимо проходил другой бедняк, совсем нагой, и закричал: «Я хочу попросить вас о милости. Когда вы убьете этого человека, отдайте мне его набедренную повязку!» Услыхав такие слова, первый бедняк воскликнул: «Остановитесь! Не убивайте меня! Отведите меня обратно к царю, я хочу сказать ему кое-что». Подвели бедняка к царю, и он попросил: «Позволь мне остаться живым! Сегодня я увидел человека еще беднее меня. Не хочу умирать!» «Иди своей дорогой, — смилостивился царь, — и благодари судьбу, что увидел человека беднее себя».

— И в чем мораль применительно к нынешней ситуации? — недоуменно спросил Антон.

— А ты подумай, — разулыбался Фрэнсис и с присвистом отхлебнул чай из блюдечка.

Поскольку стояло начало августа, с походом решили не тянуть. Если что, получится вернуться до морозов — примерно так они рассуждали, хотя Лариса почему-то была безоговорочно уверена в успехе их предприятия. Тем не менее она прилежно спрятала съестные припасы на случай появления незваных гостей, как людей, так и животных.

С собой взяли почти весь наличный арсенал: четыре подаренных офицерами гранаты РГД-5, два трофейных ружья и верный ИЖ Кирилы Кирилыча. Пистолет Платона с четырьмя патронами отдали Ларисе, как человеку, наиболее привычному к такому виду оружия, а еще одно ружье из числа трофейных убрали в тайничок, сделанный в баньке. Разумеется, Фрэнсис прихватил свой любимый лук и колчан со стрелами.

Лишними продуктами обременять себя не стали: мясо можно добывать и в пути, спички и увеличительное стекло для разведения огня у них имелись, так что в рюкзаки загрузили в основном боеприпасы, кое-что из одежды, скудные остатки лекарств и перевязочного материала, вяленое мясо на первое время, соль. На старенькую карту лесника Лариса перенесла по памяти все, что зафиксировала на показанной лейтенантом Васей армейской карте.

Тщательно проверили самодельные накомарники — мошка жрала не по-детски, а спасаться от нее, как раньше, при помощи ванилина, за отсутствием последнего было нереально. Тележку с колесами от мотоцикла решили не мастерить — тащить ее по лесу в любом случае было неудобно да и скорость передвижения с ней заметно снижалась. Для переноски ребенка Лариса сделала из прочной палаточной ткани слинг, так что Кирила Кирилыч-джуниор мог с равными удобствами ехать как на спине у мамаши, так и спереди. Поскольку рюкзак Лариса нести не могла, то придумала прицепить по бокам к поясу две сумки, куда сложила ребячьи вещички.