Милое дитя - Мэри Маккомас

Она не сразу почувствовала усмешку в его словах, а когда поняла, что он подшучивает, приняла его игру.

— То есть, ты хочешь сказать, друзья все время болтаются вместе, пока не надоедят друг другу до чертиков?

Он ухмыльнулся.

— Ага, вроде этого. Хорошие друзья могут крепко надоесть друг дружке.

Эллис, прищурившись, взглянула на Бриса. Почему-то вот эти его балагурство и несерьезность располагали к себе больше, чем все остальные его качества. И, повинуясь своему первому безотчетному чувству, импульсивно желая совершить нечто необычное, сумасшедшее, словом то, что ей уже давно хотелось сделать, Эллис решила открыть другу один свой секрет.

— Ты знаешь, сегодня — мой день рождения.

Она настолько внезапно сделала свое объявление, что Брис сначала даже не понял, что ему сказали.

— Ого! — наконец выдавил он, по достоинству оценив откровенность. — С днем рождения! Это надо отпраздновать. Да! — Брис понял, что подобная ситуация дает ему возможность растопить недоверчивость девушки и ее пугливую осторожность. — Слушай, мы это отметим! Это ж тебе двадцать один, да? Господи, ты же теперь совершеннолетняя! Нет, это определенно повод для праздника. Таг дико радуется, когда у людей наступает возраст, после которого можно выпивать. Отлично! Давай-ка мы…

Он схватил девушку за руку и попытался вытащить ее из комнаты, которую она убирала, как вдруг, оглянувшись на нее, увидел, что Эллис словно приросла к полу.

— Что случилось? — озабоченно спросил он.

— Мы не должны больше никому говорить об этом.

— Да почему, черт возьми? Двадцать один год бывает раз в жизни, Эллис! — Он посмотрел на нее с видом старшего, опытного товарища. — Как твой друг я тебе советую: ты должна отпраздновать эту дату.

— Может… в следующем году? Когда мне исполнится двадцать один.

— Так тебе только… — У него раскрылся от удивления рот и слова застряли, когда полный смысл ее фразы дошел до него.

В штате Кентукки разносить крепкие спиртные напитки разрешалось только с двадцати лет, и это значит, что Таг Хоган, у которого она работала уже несколько недель и который дорожил своей лицензией на продажу спиртного больше, чем жизнью, побелеет от злости, если узнает, какому риску подвергла его Эллис.

Собственно, она дала знать Брису не столько даже о своем возрасте, сколько показала ему все, чего он от нее хотел, — свою веру в него и доверие к нему. Ей было известно также хорошо, как и Брису, что Таг сотрет ее в порошок, если узнает, что она скрыла свой подлинный возраст.

Улыбка сначала засветилась где-то на самом дне его глаз и, наконец, показалась на губах.

— Стыдно, Эллис! — Его улыбка стала еще шире, когда он внезапно снова вспомнил, что до сих пор не знает ее фамилии. — Вот проклятье! У меня еще никогда не было друга, о котором бы я так мало знал. Какая, черт возьми, у тебя фамилия?

— Я употребляю фамилию Джонсон, — у Эллис было удивительно легко на душе, потому что она с необыкновенной ясностью осознала: Брис сохранит все ее секреты.

Она поставила к стене щетку и направилась к выходу из кладовой, в которой убирала. У нее теперь две работы и один друг. Что еще могла просить от жизни девушка в день своего двадцатилетия? Если бы ко всем этим подаркам можно было добавить то, что она оставила в Стоуни Холлоу…

— «Употребляешь Джонсон»? — недоуменно переспросил Брис, чувствуя, что ее фраза, пожалуй, несколько странновата даже для деревенского диалекта.

Эллис прошла вперед в короткий холл, через который можно попасть в бар.

— Видишь ли, у меня никогда не было собственной фамилии, пока я не вышла за мистера Джонсона. Правда, я все равно не уверена, что это законно, потому что во время церемонии и он, и священник были в стельку пьяны.

Брис остолбенело застыл на месте, растерянно глядя на девушку, не имея сил произнести ни слова и пытаясь сглотнуть комок в горле. Он чувствовал себя так, словно ему пришлось съесть гнилую картофелину. И он подумал, что, пожалуй, совсем не хотел узнавать так много, когда спрашивал о ее фамилии. Но теперь уже очень поздно что-то менять. Она слишком ему нравилась, и он так хотел быть с нею, заботиться о ней, чтобы вдруг отступиться от этой девушки.

— Эй, подожди секунду! — наконец окликнул он ее и быстро догнал. Она уже взялась рукой за дверную ручку, чтобы выйти в бар, когда Брис повернул Эллис лицом к себе.

— Почему же ты мне не сказала раньше, что замужем?

— Это было…

— Да, да, знаю. Не мое дело, — торопливо заговорил Брис и досадливо поморщился, с болью в сердце осознавая, что муж Эллис как раз-таки «его дело».

— А где твой муж? Он знает, где ты сейчас?

Она посмотрела на него, словно сомневаясь, стоит ли продолжать этот разговор.

— Как ты думаешь, могут друзья говорить друг другу то, что у них на сердце, даже если это и не очень приятные вещи, и все-таки остаться друзьями?

Ей было в диковинку это новое для нее ощущение полной свободы, когда можно с кем-то говорить буквально обо всем.

— Конечно! По крайней мере, мне ты можешь говорить смело. Раз уж мы друзья, то должны знать все друг о друге.

Брис подумал о том, как бы не пришлось пожалеть о только что сказанном. За те десять минут, что они назвались друзьями, ему уже стало известно о том, что Эллис нарушила закон и, вдобавок, замужем. Она улыбнулась.

— Ну, тогда можно признаться. Я искренне надеюсь, что он сейчас выпивает где-нибудь в аду. — Она немного помолчала. — Я, конечно, не должна о нем так говорить — о мертвых плохо не говорят, но… Этот тип, право, заслужил того.

— Так он умер?! — Сказать, что у Бриса с сердца свалилась гора — значило не сказать ничего.

— Скорее, черт забрал его.

Ну, до чего же приятно говорить то, что думаешь, не скрывая своего отношения к тому, что было, и не боясь быть превратно понятой!

Посмотрев на Эллис, Брис тихонько засмеялся.

— Не очень-то ты жалеешь этого мистера Джонсона!

— Даже ни капельки не жалею. Эллис толкнула дверь, и отдаленный монотонный гул, слышавшийся за ней, сразу превратился в шум наполненного посетителями пивного зала.

— Сколько же времени ты была замужем? — поинтересовался Брис, следуя за девушкой. Он уже был готов ко всему и хотел знать теперь о ней все, опасаясь только, как бы она вновь не замкнулась в себе.

— Пять лет.

Она с такой легкостью и непринужденностью сказала это, что ему пришлось повторить эти два слова про себя, чтобы до конца осознать услышанное. Пять лет! Он, конечно, знал, что девушки в горах рано выходят замуж, но она же совсем не была похожа на… О Боже! Брис не мог себе представить, чтобы она могла так долго жить с другим мужчиной! Да к тому же, которого она, похоже, ненавидела.