Итоги № 19 (2012) - Итоги Итоги

В прокат выходят «Мрачные тени» Тима Бертона

В 1772 году предприимчивая семья Коллинз из Ливерпуля перебирается в дивный новый мир Американского континента. Они создали город, названный в их честь Коллинпортом, построили готический особняк Коллинвуд, повесили там дорогущие люстры, постелили ковры и стали жить-поживать. Но все испортила противная девчонка Анжелика, влюбившаяся в маленького Барнабаса Коллинза еще по дороге через океан и пронесшая это темное чувство сквозь годы. Темное, потому что Анжелика (Эва Грин) — ведьма, а любовь бабник Барнабас (Джонни Депп) до поры до времени дарил всем. Но когда вместо череды сменяющихся в его объятиях брюнеток он увидел блондинку Жозетту (Белла Хиткоут), все переменилось. Буквально все: ревность Анжелики убила соперницу и превратила его самого в вампира, которого добропорядочные жители городка укатали в железный гроб и зарыли в сырую землю. За 200 лет семейный рыбный бизнес Коллинзов пошел прахом. Зато оставшаяся вечно молодой Анжелика стала королевой консервных заводов — это была ее месть за нелюбовь. Но Барнабас все же оказался на свободе, напился свежей крови экскаваторщиков и вернулся в родной дом, где нашел странных потомков в исполнении голливудских звезд разных эпох (Мишель Пфайффер, Джонни Ли Миллер, Хлои Моретц и, конечно, жена режиссера Хелена Бонэм-Картер).

Это только завязка. Самая лучшая новость об этом фильме — он не в 3D. Не потому, что трехмерность дурна, просто всякому овощу свой уход нужен. Сюжет «Мрачных теней» взят из популярного американского сериала 60—70-х годов и наверняка греет душу заокеанским зрителям. В нем насчитывалось более тысячи серий, и почти все участники фильма когда-то были его фанатами. Говорят, дневной телеэфир был буквально взорван этой мыльной оперой. Верю. Но не чувствую. Другой эмоциональный опыт мешает. Человеку, лишенному ностальгии, настроить себя на просмотр «Мрачных теней» можно только глубочайшим восхищением визуальным даром Тима Бертона.

Тут есть все, что обычно несет отпечаток его авторской манеры, — потрясающие панорамы, снятые с вертолета, грандиозные интерьеры и декорации, детально продуманные костюмы, отточенные реплики, черный юмор, позы, выражения лица, жесты и т. п. Однако я не очень поняла, зачем столько ума, денег и выдумки было вколочено в чисто стилевую игру — столкновение поверхностных представлений о XVIII веке и столь же очевидных банальностей о 70-х годах века прошлого. Сам Бертон рассуждает о том, каким новаторством стал положительный образ вампира Барнабаса для поп-культуры 70-х. Но сегодня поп-культура сделала вампиров надоевшими уже кумирами молодежи. Сколько ж можно!

Как и бертоновский мюзикл «Суини Тодд», а еще раньше «Планета обезьян», новый фильм-стилизация безупречен, бесспорен и бессмысленен: он обращается к фанатам, которые радуются фантику и готовы глотку перегрызть чужому. Похоже, Бертон устал от непонимания. Его лучшая картина за прошедшее десятилетие — «Крупная рыба» — провалилась. Его «Алису в Стране чудес» сочли просто 3D-аттракционом. Что остается, когда отринут смысл? Дизайн, грим, декор — вещи слишком рациональные, чтобы пугать или смешить. Уж лучше бы из «Мрачных теней» он сделал производственную драму о рыбных консервах.

Все краны текут в Неву / Искусство и культура / Художественный дневник / Книга

Все краны текут в Неву

/  Искусство и культура /  Художественный дневник /  Книга

Книга Михаила Гаёхо «Мост через канал Грибоедова» вышла в свет

Текст Михаила ГаЁхо в своем роде уникален. Дело, конечно, не в том, что он занял 65-ю строчку в рейтинге продаж в разделе «Российская проза» (для дебютного сочинения это совсем неплохо). И не в том, что им открывается издательская серия «Большая литература. Татьяна Толстая рекомендует». А в том, что книжка продолжает ныне раритетную линию интеллектуального петербургского романа. Федор Михайлович, Андрей Белый и их последователи давно скрылись в туманной дымке читательского кругозора. «Петербургский текст» ведь требует навыков медленного, филологического чтения. А откуда им взяться, если на дворе модернизация? Наверное, поэтому не вызвали резонанса другие явления этого славного жанра: «НРЗБ» Сергея Гандлевского, так и не увенчанный в нулевые законным букеровским лавром, и «Мальчик» Олега Стрижака, вышедший в 90-е и не замеченный ни критикой, ни премиальным истеблишментом.

Впрочем, «Мост» Михаила Гаёхо от двух названных выше вещей отличается принципиально. Сохраняя верность традиции, автор вместе с тем идет на определенную уступку широкому читательскому вкусу. Как это может быть с высоколобой и почти антикварной прозой? А вот в этом весь фокус.

Гаёхо сразу берет установку на высокий примитивизм — внешне по-детски простое, но философски насыщенное письмо. Представьте себе знакомый питерский пейзаж: Нева и Исаакий, окрестности канала Грибоедова с мостами числом 21 (Львиный, Каменный, Мучной, Театральный, Банковский, далее везде...). В этих самых декорациях проводят свое театрально-пирожное детство два мальчика, названные автором лишь по фамилиям: Носиков и Жуков. Носиков останется в фокусе авторского внимания до последней страницы, а Жуков будет его воспоминанием и изредка достижимым идеалом. Носиков — клишированный и гротескный образ интеллигентного питерского обывателя. С ним происходит то, что и должно происходить: «У Носикова на кухне перестал закрываться кран... Журчание воды днем не было слышно, но по ночам проходило из кухни и мешало спать. Носиков приспособил к крану веревочку, чтобы вода по веревке тихо стекала в раковину... Текла вода, текло время. Так продолжалось долго».

Время жизни героя измеряется не днями и минутами, а этими веревочными каплями. Пока они точат раковину, питерец Носиков живет. Он узнает сто один способ отомкнуть все известные виды дверных замков, пишет юмористические рассказы, пьет «Каберне», мешая его со «Столичной», время от времени имеет близость с женщинами, едва не получает в бок заточкой. Как ни странно (при такой жизни), сюжетные повороты содержат даже адюльтер. У Носикова возникает роман с женой сантехника, который приходит к нему чинить кран. Ясно, что скоро он потечет вновь, а не то время жизни героя вынуждено будет остановиться.

Таким образом, в лице Гаёхо мы имеем автора, который сохранил все архетипы «питерского романа», но до предела упростил его внешнюю, сюжетно-фабульную оболочку. Получилась забавная, в чем-то детская историйка, в которой можно, тем не менее, разглядеть влияние Льюиса Кэрролла, Борхеса, Достоевского, Андрея Белого и, пожалуй, в первую очередь Даниила Хармса. Этот последний не раз в гробу перевернулся от коротких, емких, абсурдистских и искрометных гаёховских сцен и эпизодов, связанных лишь тончайшей логической ниточкой. Постепенно повествование в «Мосте» становится сном наяву, и читатель блаженствует, наблюдая питерские Sein und Zeit сквозь волшебные гаёховские стекла. Как в детском калейдоскопе. Следующей книге Гаёхо нелегко будет тягаться с «Мостом».

Авек плезир / Искусство и культура / Художественный дневник / Ждем-с!

Авек плезир

/  Искусство и культура /  Художественный дневник /  Ждем-с!

16 мая конкурсным фильмом американского хулигана Уэса Андерсона «Королевство полной луны» откроется главный киносмотр планеты — 65-й Каннский фестиваль. Сюжет фильма наивно-безбашенный и вертится вокруг таинственного исчезновения двух подростков из бойскаутского лагеря. Однако в главных ролях дурачатся звезды Голливуда — от Брюса Уиллиса и Эдварда Нортона до Билла Мюррея и Харви Кейтеля. Так что первая красная дорожка обеспечена могучим десантом звезд.

Впрочем, все 22 картины, включенные в основной конкурс Канна, даже самим своим перечнем производят впечатление. Конечно, год на год не приходится, однако на Круазетт с завидной регулярностью собираются все подоспевшие к сроку сливки мировой киноиндустрии и самые ожидаемые проекты. Как обычно, за месяц до официального объявления участников в Сеть просочился предполагаемый список, где сливок было столько, что, казалось, это уже масло и может затошнить. Фестивальному директору Тьерри Фремо пришлось в очередной раз объяснять широкой общественности, что из его офиса в отличие от секретных служб утечек не бывает. И действительно — ни долгожданной «Арканарской резни» Алексея Германа, ни новых работ Терренса Малика, Пола Томаса Андерсона, Вонга Кар-Вая, Франсуа Озона, Оливье Ассайаса, ни потрясающего своим долгожительством в профессии 103-летнего Мануэля де Оливейры мы пока не увидим. Не увидим мы даже очередного Вуди Аллена, всегда готового открывать и закрывать Канн. Видимо, Фремо решил, что хорошая традиция хороша тем, что от нее можно отказаться. Тем не менее список имен грандиозный. Дирекция Канна, как фокусник с веселым возгласом «Авек плезир!», достает из колоды карт одни только козыри: Одияр, Каракс, Кроненберг, Гарроне, Ханеке, Зайдль, Киаростами, Лоуч, Мунджиу, Рейгадас, Саллес, Винтерберг. Все это звучит волшебной музыкой для слуха киномана, как для женщины — названия духов.