Блуждающая Искра - Джеймс Купер

Так как ветер был очень небольшой, то на все путешествие пошло немало часов, и было как раз время визитов; Куф облачился в полную парадную форму, и его появление на пристани Порто-Феррайо произвело некоторое впечатление; Вито-Вити поспешил предупредить Баррофальди о посещении английских офицеров. Таким образом, Андреа Баррофальди имел возможность приготовить извинительную речь за тот обман, в который он введен был Раулем Иваром.

Он встретил гостей вежливо, но с достоинством, и торжественность приема ничуть не потеряла от того, что все фразы с той и другой стороны приходилось постоянно переводить. Это обстоятельство сначала несколько стесняло разговаривающих; но так как с обеих сторон было что сообщить, то они скоро отбросили церемонии и приступили к делу, как умели. Вице-губернатор рассказал, как Рауль Ивар представился ему под именем англичанина сэра Смита, сына лорда, — на что капитан Куф ему заметил, что такого лорда нет в списке английских пэров и что фамилия Смит не аристократическая фамилия. Затем Баррофальди сообщил, как Ивар обманул его, указав на Цицерона, однофамильца будто бы с римским Цицероном, в ряду известных английских писателей, и хотел уже перечислить все подробности своих бесед с ним, когда Куф попросил Гриффина поскорее передать вице-губернатору о кончине этого недостойного разбойника и всего его экипажа. Куф опасался, что дальнейшее промедление в сообщении столь важного известия может вызвать неудовольствие Андреа Баррофальди. Гриффин стал рассказывать последний эпизод с «Блуждающей Искрой», и, по мере приближения его описания к концу, на лице вице-губернатора начало появляться выражение все большего и большего изумления, между тем как Вито-Вити ясно обнаруживал все признаки недоверия.

Когда Гриффин довел свой рассказ до конца и с удовольствием похоронил Рауля вместе со всем его экипажем, оба чиновника переглянулись с некоторым удивлением, и после короткого молчания Андреа Баррофальди сказал:

— Во всем этом кроется какая-то ошибка, синьор лейтенант, потому что Рауль Ивар жив и люгер его цел: сегодня на заре он обогнул наш мыс и даже захватил было одну из наших фелук, но затем отпустил ее, в благодарность, как он заявил, за хороший прием, который он встретил на нашем острове. Он имел дерзость переслать мне свой привет и выразил надежду побывать еще как-нибудь у меня и лично засвидетельствовать свое почтение.

Капитан Куф и Гриффин были поражены как громом; напрасно Куф делал предположения, что это, по всей вероятности, был виденный ими сегодня люгер, поразительно похожий на «Блуждающую Искру». В конце концов приходилось поверить сообщению вице-губернатора и, как это ни было обидно, признать Рауля и его люгер невредимыми.

— И везет же ему, Гриффин, — заметил Куф, — чертовски везет! Хорошо еще, что я не успел послать рапорта Нельсону…

Гриффин сказал несколько участливых слов, но он и сам чувствовал себя так незаслуженно и глубоко оскорбленным, что не годился в роли утешителя.

Баррофальди удвоил свою любезность, чтобы несколько рассеять мрачное настроение посетителей, и пригласил их позавтракать.

Глава XIII

Перенесемся несколько вперед и остановимся в другой части моря, — хотя и не особенно далеко от прежнего места действия, — при входе в большой залив, около восемнадцати миль в диаметре, берега которого изрезаны мысами и бухточками.

Здесь наблюдатель увидит одну из лучших картин земного шара. Направо — каменистый высокий остров, покрытый черным туфом[28], на котором весело вьются виноградники, и оживленный живописными историческими развалинами; узкий пролив отделяет его от утесистого мыса, выдающегося с континента; далее ряд возвышенностей, перемешанных с очаровательными долинами, усеянными красиво разбросанными деревушками; кругом то ласкающая, то внушительная природа. Еще дальше, по берегу того же залива, громоздятся горы-исполины, остроконечные вершины которых тянутся к облакам на шесть и семь тысяч футов, а склоны изрыты рытвинами и пропастями; по ним разбросаны опять башни, деревушки, монастыри, города, замки, виллы, — все величаво и красиво. Если к этому еще прибавить целую флотилию судов и клубы дыма, подымающиеся из конусообразной горы у входа в залив, то мы получим некоторое представление о том, что так поражает каждого иностранца при въезде в Неаполь с моря.

Среди других судов находился и фрегат «Прозерпина», капитан которого Куф был в это время на корабле адмирала Нельсона.

Небольшого роста, с желтоватым цветом лица, худой и потерявший правую руку, Нельсон нетерпеливо ходил взад и вперед по каюте, а капитан Куф стоял из уважения к нему, несмотря на его приглашение сесть.

— Ну, что же, Куф, готовы ли вы к отплытию? — говорил адмирал, с непривлекательным лицом, потрясая обрубком своей отрезанной руки.

— Мы поджидаем только депеш, за которыми отправили на берег, милорд, а затем снимаемся.

— Прекрасно. А этот Гриффин кажется весьма достойным молодым человеком. Я доволен его рапортом о брандере, от которого все-таки улизнул этот мошенник француз — как его звать? Все забываю эти французские имена.

— Рауль Ивар, милорд. Но, простите, я также несилен во французском языке, — я слишком для этого англичанин.

— За это я вас ценю еще больше, Куф. Но что мне нравится в этом Гриффине, так это его смелость, энергия — подвести брандер всегда страшно, рискованно, тут жизнь ставится на карту…

Нельсон задумчиво приостановился; на лице его появилось особенно неприятное выражение, и он продолжал:

— Во всяком случае надо, как бы то ни было, положить предел грабежам этого люгера; все меры надо принять, Куф, чтобы осадить этих расходившихся тигров-французов.

— Я это знаю, милорд, и не менее вашего не люблю республиканцев.

— Я в вас уверен, Куф; я ни минуты не сомневался в вас и всегда вас уважал.

Продолжению разговора помешало появление мичмана с докладом о приходе каких-то мужчины и женщины, имевших неотложное дело к адмиралу.

— Впустите их, — сказал Нельсон. — Останьтесь, Куф, вы поможете мне — меня здесь осаждают разбирательством всевозможных недоразумений.

Дверь отворилась, и вошли двое людей, мужчина лет пятидесяти, по крайней мере, и молоденькая девушка лет девятнадцати. Наружность первого не представляла ничего особенного; вид он имел озабоченный, и глаза были опущены в землю; но молодая девушка была олицетворением жизни, грации и красоты, присущим Джите Караччиоли — потому что это и была она с своим дядею, Карло Джунтотарди.

Нельсон был поражен милой и скромной наружностью Джиты и, хотя сам продолжал стоять так же, как и капитан Куф, предложил ей сесть. С первых же слов он увидел, что не может обойтись без переводчика, так как ни дядя, ни племянница не говорили по-английски, а он сам слишком плохо знал итальянский язык, чтобы вести на нем объяснение. После некоторого колебания он направился к двери, ведущей в следующую каюту, из которой по временам слышны были голоса, и между ними женский; еще на секунду приостановясь у самой двери, он кончил тем, что приотворил ее и сказал с мягкостью, доказывавшей, что особа, к которой он обращался, имела над ним большое влияние.