Царская пленница - Сергей Шхиян
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кажется, последнее замечание убедило собеседника, что я не вру, и объяснило мою заминку — не хотел сознаваться, что аристократ меня не признал.
— Вот видишь, лезешь к неровне, а потом плакать будешь!
Никакой логики в словах домохозяина я не усмотрел, но согласно кивнул головой.
— Тебе, как молодому юноше, нужно наставление, а то совсем с пути собьешься! — неожиданно перешел он к морализации. — Вот, сколько ты вчерась денег прогулял?
Такого вопроса я никак не ожидал. Деньги «прогуляли» мы вместе и расплачивался я в присутствии Михайло Михалыча. Однако, продолжая демонстрировать первозданную простоту, ответил:
— Восемьсот восемьдесят пять рубликов!
— А сколько у тебя осталось?
Я подкатил глаза и начал подсчитывать в уме
— Шешнадцать рублей ассигнациями и двугривенный серебром!
— Сколько? — переспросил он.
Я повторил. Лицо Михайло Михалыча сделалось холодным и презрительным
— А еще взять есть где?
— Друзья помогут! Вместе же гуляли!
— Это какие такие друзья?!
— У меня во всем городе только вы с господином Селивановым друзья и есть. Чай, вместе денежки профукали.
— Ты при мне, мальчишка, даже слов таких не говори! Ишь, с больной головы на здоровую! Я тебе честь сделал, с большим человеком познакомил, а ты что болтаешь?! Коли нет денег, зачем в ресторацию поперся?
— Так это вы же, Михайло Михалыч, велели!
— Так, значит? Ладно! Сегодня еще можешь у меня побыть, а завтра с утра чтобы духу твоего здесь не было!
— Да как же так! — уязвленный до глубины души, воскликнул я. — Вы же обещали быть отцом и благодетелем, а теперь гоните?!
Для убедительности, я начал шмыгать носом.
— И нюни не разводи, Питер слезам не верит!
— Москва.
— Что Москва? — не понял он.
— Москва слезам не верит, а не Питер!
— Вот ты о чем! Питер тоже не верит! Так чтобы завтра с утра духу твоего здесь больше не было!
Что мне оставалась делать? Только заплакать, что я и сделал. Однако жестокосердный домовладелец не пожелал видеть моих горьких слез и ушел, что-то возмущенно бормоча под нос.
Мы с Иваном быстро собрали вещи и покинули негостеприимный кров. На улице, как на грех, не было ни одного свободного извозчика. Мы пошли к перекрестку и, когда уже значительно отдалились от домовладения нелюбезного Михайло Михайловича, увидели, как к его зашарпанному подъезду подъехали три казенные кареты, и из них начали вылезать люди в полицейской форме.
— Видишь? — нравоучительно сказал Иван. — Доигрался! А кабы мы не успели уйти вовремя, отправились бы прямиком в участок!
Я не был уверен, что налет полиции организовал Селиванов, подозрительный дом могли осмотреть и в процессе «плановой проверки», но это не имело принципиального значения. Главное, что нам повезло, и убрались мы оттуда вовремя.
— Поглядим, что полиция будет делать, — предложил напарник.
— Ты еще сам туда зайди, спроси! Идем отсюда, и не оглядывайся!
В это время освободился пятикопеечный «ванька», мы сторговались и поехали прочь от опасного места. Колымага была безрессорная, тряская, лошадка низкорослая и слабая, так что побег наш проходил со скоростью шесть километров в час.
— Останови здесь, любезнейший, — попросил я извозчика, когда мы отъехали от Фонтанки.
— Почему выходим, мы же еще не доехали? — удивился спутник,
— Потому, — ответил я, когда мы выгрузили вещи и пошли дальше пешком, — всегда, когда убегаешь, несколько раз меняй транспорт, чтобы не выследили, куда ты направился.
— Чего ради?
— Если нас захотят поймать, то опросят всех извозчиков, найдут по приметам и узнают, куда мы ехали.
Иван скептически хмыкнул, потом спросил:
— А теперь не найдут?
— Если поедем по одиночке, то не смогут. Будут искать двух мужчин с узлами.
Я подумал, что, пожалуй, перестраховываюсь, но если налет на меблированные комнаты организовал Селиванов, то ждать от него можно было многого.
Задним числом я пожалел, что втянул в эту авантюру легкомысленного Афанасьева. Теперь, утром, на трезвую голову, вчерашняя шутка уже не казалась такой безобидной и безопасной. Офицеров, которые в ней участвовали, могли знать по фамилиям у Демута, при желании можно было заставить заговорить селивановского кучера и выйти через него на Шурку.
— Говори адрес своей вдовы, поезжай один и жди меня там, — сказал я Ивану.
— Что еще приключилось? — удивился он.
— Боюсь, что ты прав с обиженным чиновником, как бы не подвести моего знакомого офицера. Поеду к нему, предупрежу.
Иван собрался было еще раз подчеркнуть свою предусмотрительность, но посмотрел на меня и промолчал. Мы разошлись. Я направился к казармам Преображенского полка и у дежурного офицера узнал адрес квартиры Афанасьева.
Шурка жил недалеко от места службы, в маленьком флигеле. В прихожей меня встретил степенный мужик с заспанным лицом. Он, видимо, только что проснулся, был встрепан и недоволен жизнью.
— Поручик Афанасьев здесь живет? — спросил я.
— Живет, — тяжело вдохнув, сознался слуга.
— Мне нужно его видеть.
— Это, сударь, никак невозможно, — покачав головой, ответил он. — Александр Николаевич отдыхают после ночной службы.
О какой службе он говорил, было непонятно: вчера вечером Афанасьев был так расслаблен, что к служению отечеству явно неспособен.
— Так поди, разбуди, — уже научившись разговаривать со слугами, строго сказал я, — мне нужно с ним переговорить.
— Никак невозможно, они со сна дерутся!
Время было уже полуденное, и сидеть ждать, когда их благородие соизволят пробудиться, у меня не было никакого желания.
— Тогда я сам его разбужу.
— Это как вам будет угодно, — равнодушно проговорил слуга, с трудом сдерживая зевоту, — мое дело сторона.
Я отодвинул его от входа и прошел внутрь. Шурка жил в большой комнате, заставленной разномастной мебелью. Порядок в ней был, как и полагается у холостого человека с ленивым слугой. Везде были разбросаны носильные вещи, а сам хозяин лежал на коротком для его роста кожаном диване и храпел. Я потряс его за плечо.
— Уйди! — не открывая глаз, прорычал он сквозь стиснутые зубы и попытался ударить меня ногой.
— Александр, проснись! — сказал я и тряхнул его так, что он открыл-таки мутные со сна глаза.
— Ты кто такой? — спросил он.
— Брат Крылова, мы с тобой вчера познакомились.
— А, — смутно узнавая меня, сказал он. — И что?
— Вставай, у нас, кажется, большие неприятности.
— Что еще случилось? — без особой тревоги поинтересовался он. — Опять я в драку попал?
— Хуже, карету с лошадьми украл.
— Кто украл? Нет у меня никакой кареты, — начал говорить он, и разом вспомнил и меня, и вчерашнее происшествие. — Это ты! Извини, брат, запамятовал, как тебя зовут.
— Андрей, — представился я, чтобы далеко не отходить от истинного имени. — Коллежский асессор, у которого мы забрали карету, оказался влиятельным человеком и начал розыск.
— Ну, и бог с ним, карета его сейчас едет в Москву, я ее вчера кому-то подарил. А вот кому, не помню. Может, Терещенке? Он вроде как в отпуск собирался…
— Этого я не знаю, я зашел, предупредить, что если кучер расколется…
— Какой еще кучер?
— Ты лучше окончательно проснись и вспоминай сам.
Афанасьев подумал над моим предложением, посчитал его приемлемым, кивнул головой и вдруг оглушительно крикнул:
— Василий, шампанского!
На его возглас, как на глас вопиющего в пустыне, никто не откликнулся.
— Василий там? — спросил он у меня, посмотрев на входную дверь.
— Там, — подтвердил я.
— А почему он не отвечает?
— Думаю, потому что у него нет шампанского, — предположил я.
— Вот мерзавец, сам, наверное, все выдул, — без особого гнева проговорил поручик. — И зачем ему шампанское, если он водку любит? Его от шампанского пучит, — добавил он.
К сожалению, нам так и не удалось выяснить, куда делось, если оно и было, вчерашнее шампанское. Дверь с треском распахнулась, и на пороге комнаты возник усатый мужчина в полицейской форме.
— Явление Христа народу, — негромко сказал Афанасьев, потом спросил: — Ты кто, прелестное дитя?
Дитя, не представляясь, откашлялось и спросило басом:
— Поручик Афанасьев здесь живет?
— Нет, — ответил Александр, — он здесь не живет, он здесь страдает с похмелья!
Полицейский гвардейского юмора не понял и уточнил:
— Поручиком Афанасьевым кто будет?
— Я буду. И что тебе, прелестное дитя, от меня нужно?
— У меня есть приказ препроводить вас в губернскую прокуратуру для дачи показаний.
— Чей приказ? — лениво спросил поручик, вежливо прикрывая зевок ладонью.
— Губернского прокурора.