Царская пленница - Сергей Шхиян

Для того, чтобы проверить на практике эти предположения, нужно было, как минимум, попасть в «нашу» губернию. А это, как я уже говорил, без документов было сделать практически невозможно.

Так что все сходилось на неопределенностях и ожидании, которые достали меня сверх всякой меры. Чтобы хоть как-то отвлечься и занять себя, я продолжил прочесывать город в поисках исчезнувшего напарника.

Теоретически, он отсюда никуда деться не мог. Как и у меня, у него не было никаких документов, к тому же простая речь и, соответственно, внешность, не позволяли Ивану косить под дворянина или купца. Если не с первого, то со второго взгляда было видно, что он имеет отношение к армии, что в его возрасте было опасно: дезертиров ловили по всей империи. Денег у него было много, около трех тысяч, — все, что я выиграл в бильярд и не успел истратить. С такой суммой можно было безбедно прожить не меньше года.

Оставалось предположить, что или мне фатально не везет, и мы случайно расходимся, или он лег на дно и не высовывает нос на улицу. Самым же вероятным было то, что его просто замели. На беду, я не имел ни малейшего представления, как в Питере содержат арестованных. В том, что никакого централизованного справочного бюро еще нет и в помине, можно было не сомневаться, самому же ходить по полицейским частям и наводить справки было слишком опасно.

Пришлось обратиться за помощью к ходатаю по делам Остерману. Со времени нашего знакомства прошло два дня, и пора было проверить, что ему удалось узнать о фальшивом паспорте. Пообщавшись утром с домохозяином, который вместо того, чтобы заниматься моими документами, опять начал уговаривать познакомиться с фигуристыми барышнями, я пошел разыскивать Остермана. Он, как и обещал, с самого утра заседал в Трактире. Вид у него был помятый, и на мир он глядел мутными глазами.

— Здравствуй, князь, — вяло поздоровался он, — как здоровье?

— Спасибо, ничего, могло быть и лучше. Ну и пакость эта «Мальвазия».

— Водка не лучше. Угораздило меня вчера с купцом связаться. Никакого обхождения — одно пьянство. Так недолго и здоровье потерять.

— Может, выпьем «Рейнского»?

— Оно кислое?

— Сухое.

— Я уже с утра огуречный рассол пил, не помогает, Думаешь, «Рейнское» лучше?

— Не знаю, но не водку же с утра лакать.

— Ладно, давай посмотрим, какое немцы вино нам привозят.

Распив бутылку превосходного сухого вина, мы с ним отчасти смирились с язвами жизни и даже заказали себе легкий завтрак.

— Ну, что слышно про паспорт, — спросил я, когда мы кончили есть десерт. — Ты в прошлый раз грозился сегодня с нужным человеком свести?

— Будет тебе паспорт, самый наилучший. Однако не раньше чем через неделю. Готовь пятьсот рублей.

— Сколько? — удивился я величине суммы. — Ничего себе у вас цены!

— Пятьсот, — повторил Генрих Васильевич. — Что ты хочешь, при матушке Екатерине это стало бы в пятьдесят, а Курносого все так боятся, что берут в десять раз дороже.

— Ладно, пусть будет пятьсот. У меня еще одна беда: камердинер пропал, не знаю, где искать.

— Подай жалобу в полицию, поймают — вернут.

— Он не мог убежать, боюсь, что его задержали и посадили под арест.

— Ну, так поищи.

— Не могу, я город плохо знаю, ты можешь помочь?

— Давай вместе поедем, — легко согласился Остерман, — заодно перед обедом аппетит нагуляем.

— Неужели все полицейские части до обеда объехать успеем? — удивился я.

— Так их не много: четыре Адмиралтейских, Нарвская, Каретная, это будет шесть, потом Рождественская, Литейная, Васильевская, Петербургская, и одиннадцатая — Выборгская. Может, сразу найдем твоего человека, так и раньше обернемся.

— А выпустят его?

— Это смотря за что посадили. Если как бродягу, так под твое поручительство отдадут. Только нужно бы тебе шпажку, что ли, купить, а то никак ты на грузинского князя не походишь.

— Стану представляться татарским князем.

— Все равно шпага не помешает, — Остерман пристрастно осмотрел меня. — И сюртук тебе нужен с позументами. Если ты при деньгах, заедем, купим у моего приятеля, он дешево отдаст.

— Ладно, куплю. Но за это, если найдем камердинера, ты поможешь его из полиции вытащить.

— До чего же вы, азиятцы, хитрые, — добродушно засмеялся Генрих Васильевич, — ничего попросту не сделаете.

— Как и вы, немцы, — парировал я.

— Какой я тебе немец, мы со времен Алексея Михайловича в России живем. Давно уже русскими стали.

— Судя по твоей любви к водке, с этим не поспоришь.

— Не поминай сей напиток всуе, это святое!

— Ладно, поехали, — прекратил я досужий треп. — Мне без камердинера как без рук.

Мы послали официанта нанять экипаж и, как два шерочки, под ручку вышли из ресторации. Объезд полицейских частей мы начали с центральных. К моему удивлению, задержанных в них было крайне мало, где по три-четыре человека, а во второй Адмиралтейской части и того меньше, один пьяный купчик. Содержание заключенных тоже, на мой взгляд, было либеральное: запирали их только на ночь, а в дневное время они спокойно разгуливали по всей арестантской роте. Только что не выходили наружу. Для этой цели на входе дежурило по два полицейских чина.

Остерман после осмотра очередного участка уговаривал заехать к его приятелю и примерить сюртук с позументами.

— Видел, князь, как на тебя урядники смотрят?

— Видел.

— Заметил, что безо всякого почтения?

— Найдем моего Ивана, будет разговор и о шпаге, и о позументах, — прерывал я разговор на полуслове.

— Зря ты упрямишься, — упорствовал ходатай, — оденешься по-благородному, совсем по-другому к тебе отнесутся. Знаешь, как говорят в народе: «Встречают по одежке, провожают по уму»!

— Пусть твои полицейские век без меня обходятся, нечего мне с ними встречаться.

Однако выполнить обещание и поехать смотреть сюртук с позументами мне все-таки пришлось. В Выборгской части мы нашли-таки моего Ивана.

Я заметил его, как только мы вошли во внутренний двор участка. Арестанты развлекались игрой в «мясо»: водящий стоял спиной к остальным игрокам и держал вывернутую ладонью руку у плеча, они били его, а он должен был угадать — кто.

Навстречу посетителям вышел усатый вахмистр. Мы вежливо поздоровались и попросили разрешения посмотреть, нет ли у них в числе задержанных моего слуги.

Вахмистр нахмурился и напустил на себя важный вид, но Генрих Васильевич тотчас сбил с него спесь, назвавшись приятелем их станового пристава.

— Алексей Гаврилович уже приехал? Меня не спрашивал? — строго спросил он, и вахмистр расплылся в улыбке.

— Никак нет-с, оне после утренней работы обедать уехали-с, — ответил он, всматриваясь в неизвестного господина и пытаясь вспомнить, кто он такой.

— К вам в участок попал мой слуга, — вмешался я. — Вон тот, в темных панталонах.

Вахмистр оглянулся на заключенных и выделил взглядом Ивана.

— Так точно, уже неделю сидит, — невпопад ответил он.

— Иван! — крикнул я. Единственное, чего я опасался, это того, что он меня не узнает. В своем новом обличии я встречался с ним всего один раз, к тому же совсем в другой одежде и обстановке. Сценка, когда камердинер не узнает своего барина, стала бы поучительной, но неловкой. Однако все обошлось. Иван въехал в ситуацию, подбежал и начал поясно кланяться.

— Ты почему здесь?! — строго спросил я. — Я тебя куда посылал?!

— Прости, барин, не виноватый я, это они меня здесь держат, как какого-то арештанта! А я ни сном, ни духом! Вот святой истинный крест!

Вахмистр, однако, на наш водевиль не купился, смотрел отчужденно, и было видно, своей вины не осознает.

— Что он такое совершил? — спросил я, чтобы выглядеть объективным.

— Шлялся без дела, — ответил полицейский. — У нас с этим строго! За бродяжничество и сам в Сибирь угодишь, и барину твоему докука будет! — строго отчитал он Ивана.

— Ты почему, бездельник, шлялся? — набросился я на напарника. — Кто разрешил?

Иван еще не успел придумать, как защищаться, как в разговор вмешался Остерман.

— Будет вам, господа, пустое говорить. А ты иди в сторонку, — велел он Ивану, — барин тебя потом позовет. Так Алексей Гаврилович не скоро будет? — обратился он к вахмистру. — Нам ждать недосуг.

— Без станового выпустить не могу, — нахохлился полицейский. — Оне самовольства не любят.

— Пустое, брат, скажешь, что я здесь был с приятелем и мы забрали его человека. А это тебе на винцо, выпьешь за наше здоровье.

Генрих Васильевич полез в карман и сунул вахмистру в руку две мятые десятки. У того они мигом исчезли в широкой ладони.

— Ежели, конечно, своего человека опознали, то спору нету. А то у нас строго, — проговорил он миролюбивым тоном. — Чай, не всякому позволено где ни попадя ходить. А коли нужда будет, захаживайте, господа хорошие, мы со всем желанием благородным людям спешим помочь. А без строгости никак нельзя, порядка не будет.