Великая Рыба - Елена Египтянка

все трое оказались в квартире Загребина. Из кухонного шкафчика был извлечена почти полная бутылка коньяка.

— «Хеннеси»! — гордо воскликнул Борька.

После третьей рюмки Данилевский плохо соображал, что происходит. Они сидели на ковровом полу гостиной, Майская рассматривала на свет свою стопку и восклицала:

— Вот это коньяк! Посмотрите, какие у него ножки!

— Ты что-то путаешь, дорогая. Это у тебя есть ножки.

— Темнота ты, Борька! Видишь, как он стекает по стенкам? Это ножки и есть!

Потом сознание Данилевского и вовсе отключилось — он только помнил, как Загребин препроводил его в соседнюю комнату и уложил на диван.

«А поутру они проснулись»…

Вставать было тяжело.

Голова болела.

Данилевский недоумевал, как оказался в незнакомой квартире и еще больше удивился, увидев перемещавшуюся по коридору Майскую.

— Давай, шагай на кухню, — пихнув его в спину, недовольно пробурчал Борька Загребин. — Мне ещё тут всё убирать.

— Что она здесь делает? — кивнув в сторону бухгалтерши, шепотом спросил Данилевский,

Загребин сделал неопределенный знак рукой.

— Борька, я плохо что-либо помню. У меня с ней что-нибудь было?

— Нет, ты «отрубился» раньше. Надо сказать, ничего не потерял.

— Не понравилось? — усмехнулся Данилевский.

— Ничего особенного. Точнее сказать, вообще никак.

Проходя мимо комнаты, где, как смутно помнилось, они распивали коньяк, Данилевский с удивлением обнаружил разбросанные по ковру осколки и землю.

— Борька, что здесь произошло? — удивился он.

— Не помнишь? — злобно прошипел Загребин.

Внутри Данилевского пробежал холодок.

— Не помню.

— Да ну?

— Ей-Богу. Рассказывай.

Лучше бы он этого не просил. Оказалось, что он, Данилевский, после очередной рюмки пытаясь подняться с пола, схватился за свисавшую с тумбочки салфетку, в результате чего на полу оказалась родительская хрустальная ваза. В виде осколков. Потом Майскую понесло танцевать, и он же, Данилевский, решил составить ей партию. Танец на осколках мог оказаться весьма элегантным, но Данилевский («Какой ужас! Опять я!») потерял равновесие и, дабы не упасть, уцепился за подвернувшуюся под руку пальму. Стоит ли говорить, что экзотическое дерево перекочевало из кадки на пол…

— Эту пальму, между прочим, мне на день рождения подарили! — заметил Борька.

— Сколько мы выпили? — осторожно спросил Данилевский.

— Да я сам удивляюсь, с чего нас так разнесло. Всего-то литр коньяка на троих.

— Наверное, нет тренировки.

— Точно. Надо чаще встречаться.

* * *

Прошло около месяца. Новым выпуском «Великолепного Рокси» занималось пять человек. С энтузиазмом отдавшись новому делу, Данилевский пропадал на работе с утра до вечера. Проект захватил все его мысли, каждую минуту в голове оттачивалась очередная идея — программа должна работать безупречно, без «зависаний». Порой ему казалось, будто компьютер — живое существо с безумно вредным характером, от настроения которого зависит, слушаться программиста или нет. Но Данилевский знал, что это не так, и «капризы» электронной машины вызваны его, Данилевского, неточностями, его ошибками и недоделками. Он вновь и вновь пересматривал написанный им алгоритм, изменял его, добиваясь от процессора «послушания».

Борька Загребин себе не изменял. Его по-прежнему обожал женский пол, представленный в «Амелии» молоденькой менеджером по продажам Катериной и секретаршей директора Людой. Это очень не нравилось одному из программистов — Олегу Перевертайло, который работал в компании задолго до Борькиного прихода. Перевертайло слыл красавцем: высокий брюнет тридцати двух лет, темноглазый и чернобровый, как будто было в нем что-то татарских кровей. «Татарин с украинской фамилией», — говорил про него Борька и время от времени вслух отпускал в сторону Перевертайло шуточные замечания. «Что вы в нем нашли?» — указывая на Загребина, в сердцах спрашивал девушек Олег, и те отвечали: «Он такой милый, весёлый и симпатичный!»

«Как тебе удается каждый раз притягивать к себе всех девиц вокруг?» — спрашивал друга Данилевский, и Загребин всякий раз разводил руками: «Понятия не имею! Ей-Богу, они сами липнут ко мне!»

Начальник, кажется, благоволил Данилевскому.

— Шеф Вами доволен, — сказала как-то ему секретарша. — Может быть, скоро Вам дадут новый проект.

Это было неожиданно и приятно. Фирма нравилась Данилевскому, хотя кое-что не было понятно. Например, то, как спокойно руководство относится к «пиратским» дискам с их продукцией, которые массово продавались в ларьках на рынках, в подземных переходах и около метро. Он понимал, что от продаж лицензионных версий зависит бесперебойность его зарплаты и как-то даже пытался сказать это Катерине. Та ответила на удивление спокойно: «Не забивайте себе голову, Ваше дело — писать программы».

Лана по-прежнему время от времени звонила, один раз они встретились. Данилевский понимал, что она не желает его отпускать, держит при себе «на всякий случай», но этому не возмущался. На былые страсти уже не оставалось сил.

Однажды, как обычно поздно выйдя с работы, Данилевский с удивлением обнаружил, что вечера стали совсем светлые. «Очнись, уже конец апреля», — воскликнул на это Борька Загребин. Данилевский очнулся и посмотрел по сторонам. Офис фирмы, в которой они работали, находился в районе Сенной площади, спрятавшись в тихой улочке, тянувшейся за переброшенным через Мойку горбатым мостиком, и Данилевский впервые за проведенное здесь время заметил, насколько красив город в этих местах.

— Весна…

— Слушай, Данилевский…

— На сигарету.

— Да нет, я другое хочу предложить. Тут рядышком, на Казанской, есть бильярд. Может, сразимся?

Данилевский кивнул.

Бильярдная и впрямь оказалась рядом. Они дошли до конца улицы, потом завернули на другую и там спустились в подвальчик.

Внутри оказалось длинное помещение, заполненное бильярдными столами. В воздухе висели клубы табачного дыма; судя по резкому запаху, кто-то курил сигару.

Дежурный администратор указал на свободный стол, стоявший в ряду предпоследним. По соседству, за последним столом, бойко играли две невысокие девушки. Одна из них, крашеная блондинка, вела себя тихо, в то время как другая, рыжеволосая, все время комментировала процесс. Она была удивительно яркой с типичной внешностью «рыжика»: бледная кожа с россыпью ярких веснушек, кудрявые волосы до плеч и такого же рыжего цвета брови. Ресницы рыжей девушки были накрашены ярко-синей тушью. У стен стояли обычные столики с сидячими местами. Все они были заняты: кто-то, потягивая пиво, наблюдал за игравшими, кто-то просто ужинал. В самом углу какой-то мужчина увлеченно уставился в ноутбук.

Данилевский с Загребиным начали игру. Пул шел легко, и за десять минут партия было окончена. Начали новую.

— Слушай, — вдруг сказал Загребин. — Я вчера проходил по коридору, а дверь в Катькин кабинет была открыта. Ты не поверишь, что я там увидел.

— Даже боюсь представить, — посмеялся Данилевский. — Неужели голую Катерину?

— Да ну тебя. Я о серьёзных вещах. У неё в углу кабинета стояла коробка пиратских «Рокси».

— Ты уверен?

— Да. Я пригляделся. Интересно, как они к ним попали? Там целая партия.

Ход