Рожденные ползать - Александр Анянов

Пунктом первым, а значит и самым важным, там значилось: «Улучшение марксистско-ленинской подготовки летно-технического состава».

Маленькая легкая снежинка упала на мое разгоряченное лицо. Еще несколько ее подружек опустились на рукав и плечи моей технической куртки. Белые чистые пятнышки на черной грязной поверхности. Пришельцы из другого мира. Мира, где не служат в армии, не обливаются керосином и не травят клопов.

Я огляделся по сторонам. Снег — довольно необычное явление для начала ноября в Прибалтике. Вначале редкий он становился все сильнее и, наконец, повалил густыми тяжелыми хлопьями. Наше безделье закончилось. Поступил приказ для технической части эскадрильи — брать лопаты и начинать очищать рулежки.

А в это время, у летчиков шел суровый разбор полетов. Рапорт о происшедшем полетел в дивизию, затем в армию и оттуда в Штаб ВВС в Москве. Естественно, никто из руководства полком, ничего хорошего для себя в этом не видел. Все знали крутой нрав Главкома ВВС, аса Великой Отечественной войны — Павла Кутахова.

На место происшествия прибыла аварийная команда. Полусгоревшая спарка, откуда уже извлекли и увезли останки капитана Яковлева, была перевезена в специально освобожденное укрытие, для проведения расследования. Теперь личный состав команды, в буквальном смысле этого слова, рыл носом землю, доставая из смеси грязи со снегом все, что могло иметь отношение к самолету. Найденные куски обшивки, узлов, агрегатов и оборудования кабины доставлялись в то же укрытие. Здесь они аккуратно раскладывалось на полу, примерно в тех местах, где находилось на «живой» машине. Как финальный аккорд дня, пришло сообщение, что для расследования причин катастрофы создана специальная комиссия. Она прибывала в гарнизон незамедлительно.

В ожидании этого радостного события все силы были брошены на уборку и обустройство территории Дурасовки. Мы убирали с глаз долой эскадрильский мусор, подрезали кусты и деревья, косили траву под снегом, там, где она поднималась выше поверхности покрова.

Работы шли практически круглые сутки, когда накануне приезда высокопоставленной комиссии, объявили полковое построение. Сначала выступил Птицын, освятив проблемы бдительности. За ним взял слово инженер полка, подполковник Смирнов, который вкратце прошелся по причинам аварии. Что он сказал, как обычно, не понял никто. Но вопросов не возникло, все уже привыкли. Ведь именно из-за своей «внятной» дикции инженер и получил прозвище — «Логопед». Последним держал речь Нечипоренко, которого предстоящий визит московских ревизоров настроил на философский лад:

— Мне докладывают: личный состав полка жалуется, что приходится работать по 15-16 часов в сутки, — мрачно начал командир, оглядывая грязную, замерзшую толпу технарей, стоящих в строю позади летчиков.

Выдержав мхатовскую паузу, Артист театральным жестом поднял палец вверх и продолжил свою мысль:

— А знаете ли вы вообще, что такое счастье? Да ни хрена вы в нем не понимаете, если жалуетесь. Вы, наверное, думаете, чтобы сделать человека счастливым, нужно улучшать его жизнь? Давать ему поблажки и идти ему во всем навстречу? Это — в корне неверно. Это — типично гражданский подход. А между тем, офицеру надо сначала закрутить гайки до отказа. Закрутить так, чтобы он только кряхтел и пищал. А потом, через некоторое время, вернуть все, как было раньше. Вот тогда он и поймет, что такое настоящее счастье!

Нечипоренко обернулся к замполиту, как обычно стоящему за его спиной, посмотреть, не хочет ли тот что-то добавить. Птицын стоял молча, нахохлившись. Он был углублен в свои мысли. Тогда командир закончил свою речь без помощи архитектора человеческих душ:

— А вообще то, мы — не звери. По случаю воскресенья, сегодня у вас выходной с 17:00 до 23:00. Вопросы? Да, чуть было не забыл. Это кажется, в первой на днях собирались играть свадьбу? Что ж, не вижу препятствий. Но в свете итоговой проверки, старшим по свадьбе назначаю командира эскадрильи подполковника Долгих. Разойдись!

В понедельник утром на авиабазе Дурасовка приземлился пассажирский Ту-134. На его киле, в отличие от голубых эмблем «Аэрофлота», красовалась большая красная звезда. Снег к этому времени почти стаял, превратившись в мокрую слякоть. Разбрызгивая в разные стороны грязь, небольшая колонна, состоящая из двух черных «Волг» и нескольких армейских «Уазиков» увезла прибывших в неизвестном направлении.

Несмотря на уже ставшую главной версию катастрофы — попадание постороннего предмета под тягу РУДа, это никак не удавалось подтвердить реальными доказательствами. Спецкоманда, почти как археологи, по крупицам просеивала землю на месте аварии, но так и не могла найти ничего подозрительного. Весь инструмент, принадлежащий самолету, также был в наличии.

На всякий случай проверили инструмент во всей эскадрилье, но и это не дало никаких результатов. Техник самолета Обручев и старший техник звена Шувалов, которые непосредственно выпускали спарку в тот трагический вылет, неоднократно допрошенные, также не прояснили ситуацию. ЖПС и прочие самолетные документы находились в идеальном порядке.

Через некоторое время расследование зашло в тупик и начало перетекать в обычную в таких случаях плоскость противостояния армии и Министерства Авиационной промышленности. Комиссия ВВС, в конце концов, родила пространное заключение. В нем министерство недвусмысленно обвинялось в заводских дефектах, повлекших за собой разрушение самолета и гибель личного состава. Министерство, в свою очередь, не осталось в долгу и издало приложение к результатам расследования. Там в категорической форме, отклонялась версия о заводском браке при изготовлении тяг рычага управления двигателем, как бездоказательная. В конце документа делался вывод о нарушении условий эксплуатации самолетов и двигателей в нашем родном полку.

Чем закончилось это перетягивание каната, мы так и не узнали. На полковом же уровне, крайним сделали командира батальона обеспечения. Его вина состояла в том, что злополучный булыжник оказался в пределах полосы безопасности аэродрома. По результатам короткого разбирательства, комбат был снят с должности.

Между тем, после похорон Яковлева, оставившего после себя молодую вдову с пятилетним ребенком, жизнь постепенно возвращалась в свое прежнее русло. Казалось, о происшествии можно было забыть. Однако история этим не завершилась. Кто-то вспомнил о поминках в нашей эскадрилье и о происшедшей на них ссоре. И пошла гулять по гарнизону народная версия. Активно распространяемая сарафанным радио, она стремительно обрастала все новыми и новыми подробностями. Получалось, что Шувалов угрожал убить Яковлева и, дождавшись удобного случая, выполнил свое обещание. Здесь существовало два варианта. По первому, Славка, зная о дефекте тяги, вынудил Обручева молчать и выпустить неисправный самолет в воздух. По другой версии, старший техник, пробравшись ночью на стоянку, подсунул под тягу легкоплавкий металлический стержень, который впоследствии полностью сгорел во время пожара. Еще поговаривали, что комиссии удалось выяснить истинные причины авиакатастрофы, но Москва дала приказ замять дело. Произошло это, потому что Шувалов, якобы, приходится внебрачным сыном одному высокопоставленному генерал-полковнику ВВС.

Наконец, эти разговоры дошли до Рекуна. Он вызвал главного героя слухов к себе, для личной беседы. Напрасно Славка оправдывался, что никого он убить не обещал и не собирался. Особист продолжал колоть его, на предмет, как и что, тот подложил под тягу (прекрасное знание авиационной техники Шуваловым, не было секретом ни для кого в полку). В случае чистосердечного раскаяния, начальник первого отдела обещал значительно скостить срок. В противном случае, если он до всего докопается сам, то минимум, что ждало старшего техника — это расстрельная статья.

На дворе стоял ноябрь 83-го года, а не 37-го, поэтому гэбист был сильно ограничен в средствах воздействия на подследственного. Сорок шесть лет назад он запросто смог бы доказать преступную деятельность, вступивших в сговор техников Шувалова и Обручева. Как и то, что она проводилась с молчаливого попустительства инженера полка, которому было приказано совершить убийство советского летчика и уничтожение дорогостоящей техники. Приказ, в свою очередь, отдавали враги народа, пробравшиеся в технические службы дивизии. Они же в свою очередь руководились из единого центра, созданного правнуками белых офицеров, окопавшимися в штабе округа.

За раскрытие вредительской сети подобных масштабов полковничьи погоны начальнику первого отдела были практически гарантированы, но зловредный техник твердо стоял на своем. В конце концов, после нескольких бесед с глазу на глаз, особист временно отступился. Однако Шувалова напоследок предупредили, что дело не закрыто. Это значило, что стороны еще вернутся к этому разговору. Рано или поздно.