Выстрел на Большой Морской - Николай Свечин

Семякин, молодящийся блондин, принял бывшего подчинённого с удивлением:

— Что, опять фартовые с политиками снюхались? Фроленко-то твой сидит, голубчик, в Петропавловке. Могу ему за то, что он тебя в Нижнем подстрелил, режим ужесточить. Хочешь? Только скажи!

— Лежачего не бьют, Георгий Константинович. Бог с ним. Вы мне лучше кое-что другое растолкуйте.

И он протянул телеграмму от Благово.

Коллежский советник прочитал её и помрачнел.

— Нашёл, чего спросить! Этого в деталях никто в империи не знает, даже я. Обе стороны стачки — нелегальные; с какого конца ни подступись — ничего не выведаешь. Так, одни обрывки…

— Давайте хоть обрывки — вдруг пригодятся?

— Как угодно. Первым из радикалов старообрядцами заинтересовался Василий Кельсиев. Было это довольно давно, ещё в шестидесятых. Кельсиев убежал в Лондон и там переиздал четыре тома материалов о скопцах, собранных по приказу Николая Павловича секретными комиссиями графа Перовского. В 1867 году революционер наведался в Румынию, в скопческую колонию, и пробовал вести там пропаганду. В Галаце и Яссах познакомился с тайными курьерами секты, которые проникали сквозь границу в Россию с инструкциями для единоверцев. Но отношения не сложились: скопцы оттолкнули Кельсиева своим схоластическим изуверством. А через пять лет радикал помер и тема сама собой закрылась.

Следующим, кто обратил внимание на раскольников, стал сам Александр Михайлов, знаменитый Дворник. Это человек выдающийся! На любом поприще он достиг бы огромных успехов благодаря особой организации ума, но выбрал террор — и тоже сидит сейчас в Петропавловке. Дела Дворника плохи, он болен чахоткой и долго не протянет… Жаль. Михайлов был членом Исполнительного Комитета «Народной Воли» и её фактическим председателем. Именно он сделал тайное общество почти всемогущим и неуловимым. Михайлов ввёл своего шпиона Клеточникова в Третье отделение и заранее узнавал о засадах и готовящихся арестах. Он же учредил паспортный стол «Народной Воли», в котором нелегальным фабриковали за считанные часы любые документы. Главное же, именно Михайлов создал знаменитую конспирацию общества, которая так долго его хранила. Меняющиеся шифры и пароли, сеть явочных квартир, агентура во всех слоях общества, а самое важное — ежесекундная осторожность и дисциплина, доведённые до автоматизма. Всему этому Дворник научился у бегунов. Он два года скитался по России и крепко с ними сошёлся. Бегуны — особенная секта. По всей империи, от Варшавы до Владивостока, у них существуют тайные маршруты с квартирами (они называют их — «пристани»). Человек без документов и без копейки денег может незаметно для властей пересечь всю державу, и полиции никогда его не поймать! Имеются целые сёла, всё население которых исповедует этот толк, посещая для маскировки обычную церковь. А, например, Юрьевский уезд Костромской губернии почти целиком принадлежит бегунам и является их главной базой. В бегунских сёлах в домах устроены двойные стены и кровли для укрытия тех, кто находится в розыске. Все дома соединены тайными подземными ходами, имеющими выходы далеко в лесу. Поверь, это вовсе не слухи — сам видел! Вот у таких матёрых конспираторов Михайлов и учился. А заодно и провокировал их на борьбу с правительством.

— Если я сейчас приеду в крепость и попрошу его рассказать о связях со старообрядцами — не скажет?

— Конечно, нет. Умирает, но с правительством не замирится.

— Ладно. Валяйте дальше.

— Да уж нечего валять. Вот, в Якутии отбывает ссылку некий Виктор Данилов. Загремел ещё пять лет назад. Этот «работал» с духоборами. Брешко-Брешковская и Каблиц пытались пропагандировать среди хлыстов. Что у них из этого получилось, мы не знаем — секрет. Из последних дел наиболее интересно создание в 1882 году новой секты «Христианское братство». Слепили её два народника — Василий Гусев и Яков Стефанович, причём всё было весьма серьёзно. Гусев сошёлся с евангелическим христианами в количестве несколько тысяч человек, и стал у них как бы духовным отцом. Забавный тип! Усвоил их манеру говорить, одеваться, выучил наизусть всё Священное Писание и может часами его цитировать и комментировать. Эдакая смесь блаженности и хитрости… Стефанович — тот ещё более тонкая бестия. Устроитель «Чигиринского дела» — помнишь такое?

— Это в 79-м? Тогда на бунт поднялось несколько тысяч крестьян. К ним приехал эмиссар якобы от самого царя с тайной «Золотой грамотой»: помогите, мол, отобрать землю у помещиков и отдать вам.

— Стефанович и был тем эмиссаром. Грамоту сам сфабриковал. Мужики пошли на каторгу, а он, подлец, скрылся. Что интересно — из двухсот осуждённых его не выдал ни один человек! Крестьяне до сих пор верят, что это был настоящий царский посланец. Так вот, в прошлом году Стефанович снова тайно проник в Россию «для усиления борьбы» и попался. Причём с пачкой прокламаций от имени «Христианского братства».

— Георгий Константинович! Вы всё о бегунах да евангелистах. А рогожцы? Расскажите мне про австрийское согласие. Меня интересуют именно их связи с террористами.

Семякин встал, застегнул виц-мундир на все пуговицы и сказал, глядя Лыкову прямо в глаза:

— Об этих я совершенно не имею что сказать.

Помолчал и добавил:

— И никто не скажет; таких дураков нет-с!

Алексей вышел разочарованный: родной департамент ничем ему не помог.

Через четверть часа он уже заходил в подъезд Военного министерства со стороны Вознесенского проспекта, там, где располагались казённые квартиры. Прошёл корпус насквозь и вышел во внутренний двор. Министерство занимало бывший доходный дом Лобанова-Ростовского, имевший форму огромного треугольника с парадными фасадами на Адмиралтейство и на Исаакиевский собор. Внутри треугольника, невидимые с улицы, сходились к его гипотенузе два флигеля. В одном из них и находился Военно-Учёный комитет — русская военная разведка.

Лыков не видел своего друга барона Таубе уже два месяца. Перед Рождеством они крепко кутнули в «Дононе». Расставаясь, Виктор сказал, что уезжает в тёплые края и рассчитывет вернуться к началу весны. Обещал для Благово ящик манильских сигар!

Унтер-офицер на входе спросил у титулярного советника, что тому угодно.

— Передайте ротмистру барону Таубе, что к нему пришёл Лыков.

Часовой, не сходя с места, нажал кнопку воздушного звонка и из внутренних комнат немедленно вышел дежурный офицер. Им оказался приятель Алексея штабс-капитан Сенаторов.

— Привет, Лёха! За сигарами пришёл? Поторопился.

— Понятно. Где наш баронище?

— Ранее апреля не ждём.

— Чёрт! Он мне нужен по важному делу. Вовчик, у меня задание от начальства извлечь из вашей лавочки необходимые сведения. Я расследую дело по высочайшему повелению.

Ухмылку как стёрло с лица штабс-капитана.

— Проходи!

В кабинете дежурного офицера Алексей изложил Сенаторову суть дела и передал вопросы Благово. Для этого ему пришлось рассказать историю с похищением Юрьевской секретного русско-французского протокола. В довершение беседы он показал разведчику свой открытый лист:

«ПО УКАЗУ ЕГО ВЕЛИЧЕСТВА ГОСУДАРЯ ИМПЕРАТОРА АЛЕКСАНДРА АЛЕКСАНДРОВИЧА, САМОДЕРЖЦА ВСЕРОССИЙСКАГО И ПРОЧЕЕ И ПРОЧЕЕ, предписывается местам и лицам, подведомственным Министерству Внутренних Дел, оказывать предъявителю сего всякое законное содействие к выполнению возложенного на него ВЫСОЧАЙШАГО поручения.

Дан сей лист чиновнику особых поручений 9-го класса Департамента Государственной Полиции титулярному советнику Лыкову Алексею Николаевичу за подписанием моим и с приложением казённой печати.

В Санктпетербурге марта 2 дня 1883 года

ЕГО ИМПЕРАТРАСКАГО ВЕЛИЧЕСТВА всемилостивейшего ГОСУДАРЯ моего Гофмейстер Двора ЕИВ, Сенатор, Тайный Советник, Министр Внутренних Дел и Кавалер Орденов: Белаго Орла, Александра Невскаго с алмазными знаками, Св. Владимира 2-й и 3-й степени, Св. Анны 1-й степени. Иностранных: Черногорскаго князя Даниила 1-й степени, Большого креста австрийскаго ордена Леопольда, Греческаго ордена Спасителя 1-й степени. Имеющий медаль: тёмно-бронзовую в память войны 1853–1856 годов.

Граф Дмитрий Толстой.

За Директора Депертамента Общих дел — вице-директор Кнорринг».

Сенаторов внимательно изучил открытый лист и сказал Лыкову:

— Подожди несколько минут. Дело твоё серьёзное, я должен доложить его превосходительству. Кстати, Енгалычев, если ты не знал, учился с твоим Благово в одном классе в Нижегородской губернской гимназии. И отзывается о нём исключительно уважительно. Полагаю, он даст команду оказать тебе полное содействие.

И исчез за обшитой пробкой дверью.

Енгалычев выслушал доклад дежурного офицера, прочитал открытый лист Лыкова и крепко ругнулся:

— Етишкин арбалет! Сколько ещё дерьма эта стерва припасла для России?