Измена. Она его украла - Лия Флекс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Встать! Суд идет.
Зачитывают статьи, по которым судят Владислава, и, как финальный штрих — звучит приговор.
— … приговаривается к двенадцати годам лишения свободы в колонии общего режима, с лишением права заниматься юридической деятельностью в течение трех лет с момента погашения задолженности….
Дальше я не слушаю, откинувшись на спинку стула. Свершилось правосудие. Отныне я защищена на долгие годы от преследований со стороны Влада. Страх постепенно отпускает меня и на душе становится легче.
Пропускаю мимо ушей всю юридическую возню и вздрагиваю, когда Максим Александрович трогает за плечо.
— Таня, поздравляю! Все закончилось — можете выдыхать.
— Спасибо. И вас поздравляю! Без вашего участия не удалось бы так быстро и гладко довести дело до суда. Не представляю, чтобы делала без вас!
— А давайте-ка мы это дело отметим! Что вы думаете о порции мороженого где-нибудь на лавочке в сквере? — Корсиков как всегда серьезен, только глаза смотрят тепло и с улыбкой.
— Только за. Здесь так душно, хочется скорее на улицу.
Он кивает и предлагает руку, чтобы я могла опереться. Мы двигаемся к выходу, где неминуемо сталкиваемся взглядами с Владиславом.
— Таня! — он снова прилипает к стеклу, а я спешу пройти мимо. Сердце делает бешеный скачок. — Таня, это мой ребенок? Таня, пожалуйста! Смерть Юры — случайность, прошу… Таня, не уходи. Да подождите вы, мне нужно с ней поговорить!
Конвоиры спешат угомонить Влада и защелкивают на его руках наручники. Меня под локоть тянет на выход Корсиков. В память врезается отчаяние в глазах Влада, но я упрямо выкидываю это воспоминание из головы. Достаточно! Впереди у меня — другая жизнь.
Часть вторая. Глава 28
Влад
Тяжелые, обитые железными листами двери контрольно-пропускного пункта распахиваются, и я выхожу на улицу. Льет косой дождь, но я просто стою, запрокинув голову вверх. Холодные капли пробираются под воротник осенней куртки и стекают по спине.
Как же хорошо на свободе!
Вдалеке сигналит машина и «приветствует» фарами. Родители. Но я не тороплюсь спрятаться в салоне авто. Дождь и ветер бьют в лицо, по глазам, но мне все равно. Я слишком долго ждал этой минуты и наслаждаюсь моментом.
— Сынок, намокнешь! — подгоняет мать.
— Иду!
Хочется закурить, но в карманах пусто. Последние заначки раздал пацанам: им еще срок мотать, а я уж на воле затарюсь. За двенадцать лет сросся с дурной привычкой, и не вырвать одним днем.
Родители болтают всю дорогу, грузят подробностями, что-то спрашивают. Отвечаю иногда невпопад. Так странно ехать с комфортом в машине, видеть людей на улице. Те спешат куда-то, прикрывшись зонтами, боясь намочить ноги. А я рад любой погоде, и ветру, и дождю. Но эта радость с привкусом горечи. Сколько лет потеряно безвозвратно!
Где-то здесь растет мой сын, а может — дочь, без меня. А если и не мой ребенок — хотелось бы считать его таковым. Но Таня.… Все эти годы стоит перед глазами ее испуганное лицо, и как руками живот от меня загородила. И кроме страха — столько эмоций намешано. Ненависть, гнев, отчаяние…
Вздыхаю, прогоняя дымку воспоминаний. Ни на одно из писем она не ответила, ни разу не приехала. Наверняка вычеркнула меня из своей жизни. И я не смею ее за это судить. Дураком был, много дров наломал. А мог бы с семьей жить, радоваться красавице-жене и ребенку.
Я не оправдываюсь, нет. Такого давно уже в мыслях не водится. Но она даже не дала мне шанса объясниться. В ее глазах — я убийца ее мужа. Почти так и было.… Впрочем, свое я отмотал. Свободу выстрадал, и то, что было за решеткой, вспоминать не хочется.
— Сынок, вот мы и дома! — мама наиграно улыбается и суетится. Отец поглядывает искоса и вздыхает. Ну да, не похож я больше на лощеного адвокатишку. Стал худее, суше, возраст сказался — голова почти белая. Но и крепче, однозначно. Ноги-руки набитые, пресс как из стальных канатов, руку сломаешь. Пацаны научили правильно тренироваться: чтобы любую боль перетерпеть, нужно быть сильным.
— А мы стол накрыли к твоему приезду, — выдергивает мать из размышлений. — Все как ты любишь: салатики, картошечка еще горячая, отбивные… Мой руки и скорее за стол.
Отец проходит к столу и открывает бутылку беленькой. Он обычно не пьет, а тут, смотрю, подряд две опрокидывает. Не по нутру ему мой вид и присутствие, да уж что поделать. Светка отсудила часть имущества. А оставшиеся — пошло в качестве моральной компенсации матери Юры. Уж лучше бы Тане отдали, ей-богу! Но она принципиальная, отказалась от всего, что со мной связано.
Мою руки горячей водой и кайфую. Забытый комфорт заползает под кожу, разливаясь особой негой. Так бы и стоял тут до поздней ночи. В чувство приводит вид моей бандитской рожи в отражении. Витиеватые сети татуировки заползают на шею, выбритые в ноль виски, сломанный и оттого кривой нос…. Красавчик, что сказать! Подмигиваю себе из зеркала и вытираю руки душистым мягким полотенцем. Если в ванной все такое мягкое и теплое — останусь тут ночевать.
Возвращаюсь в гостиную, и родители умолкают при моем появлении на полуслове. Они теперь все время будут так дергаться? Напрягает, блин!
— Садись за стол, — мать опять включает хозяюшку и начинает накладывать в тарелку разной еды с горой. Жрать хочется — не передать словами. А тут запахи такие стоят, что кишки к позвоночнику прилипли.
Отец кидает еще стопку, и наливает мне.
— Не буду, — кручу головой, налегая на мамино пюре. Чувствую, если выпью — родители от меня еще больше шарахаться будут. Да и отвык от возлияний. А вот курить охота. Придется пройтись, если район узнаю и не потеряюсь.
— Ты не торопись, Владюш, еды много, — мама краем полотенца промакивает глаза. Черт! Как на похоронах. Резко отодвигаю стул.
— Пройдусь, — кидаю родителям и спешу на выход.
— Там же дождь! И куда ты пойдешь? Коттеджный поселок…., — мать умолкает, стоит мне лишь взглянуть на нее.
Надо срочно найти жилье, и съезжать. Не вынесу этих жалостливых взглядов!
Шагаю вдоль стройных однотипных домиков, и почему-то меня передергивает. Раньше они мне казались классными, стильными. А сейчас коробит от этой безликости. Как в тюрьме: все одинаковое, строгое, никаких ярких пятен.
Выхожу за пределы поселка. Дорога уходит в город. Мимо проносятся машины, а я иду дальше,
