Установление и Империя - Айзек Азимов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
поймете. Так что лучше бы вам поискать союзников, если сможете – в том числе и на самом
Установлении.
– Ранду, – сказал Фран, глядя на своего брата, словно огромный, беспомощный бык.
Ранду вытащил трубку изо рта.
– Мальчик прав, Фран. Когда ты прислушаешься к тому, что делается в глубинах твоего
разума, ты поймешь, что он прав. Но это неприятные мысли, и потому ты изгоняешь их своим ревом.
Но они все равно остаются. Торан, я объясню тебе, что я затеял.
Он некоторое время задумчиво пыхтел трубкой, потом окунул ее в горлышко пепельницы,
подождал наступления бесшумной вспышки и достал трубку очищенной от пепла. Неторопливо,
точными постукиваниями мизинца, он снова набил ее табаком и сказал:
– Твой намек на интерес Установления к нам, Торан, попал в точку. Недавно один за другим
последовали два визита за налогами. Беспокоящий момент заключается в том, что второго визитера
сопровождал легкий патрульный корабль. Они совершили посадку в городе Глейяр, не дав нам
возможности поразвлечься – и, естественно, больше не взлетели. Но к настоящему времени они точно
должны были бы уже вернуться. Твой отец в курсе всего этого, Торан, я говорю вполне серьезно. Да
взгляни ты на этого упрямого повесу. Он знает, что Хэйвен в беде, и знает, что мы беспомощны, но не
перестает повторять свои заклинания. Это его согревает и поддерживает. Но когда он выговорится и
проревет свое негодование, и почувствует, что исполнил свой долг мужчины и Настоящего Купца -
тогда он делается таким же здравомыслящим, как любой из нас.
– Кто это – вы и что вы затеяли? – спросила Бейта.
Ранду улыбнулся ей.
– Мы сформировали небольшую группу, Бейта – только в нашем городе. Мы пока еще ничего
не сделали. Мы даже еще не успели связаться с другими городами – но это только самое начало пути.
– Пути к чему?
Ранду покачал головой.
– Мы не знаем – пока. Мы надеемся на чудо. Мы тоже решили, что, как ты говоришь,
Селдоновский кризис должен вот-вот произойти, – он широким жестом показал вверх. – Галактика
полна щепок и осколков раздробившейся Империи. Генералов – как собак нерезанных. Не находишь
ли ты, что пришло время кому-нибудь из них обнаглеть?
Бейта, подумав, отрицательно тряхнула головой, так что ее длинные прямые волосы
развернулись за спиной.
– Безнадежно. Среди этих генералов нет ни одного, кто не знал бы, что нападение на
Установление самоубийственно. Куда как превосходивший их Бел Риоз из старой Империи атаковал,
имея за собой все ресурсы Галактики – и не смог одолеть плана Селдона. Кто из генералов не знает
этого?
– А если мы их подстегнем?
– Куда? В атомную печь? И чем вы их можете подстегнуть?
– Ну, есть тут один – новый. За прошедший год или два дошли слухи о странном человеке,
которого именуют Мул.
– Мул? – она задумалась. – Ты слышал когда-нибудь о нем, Тори?
Торан покачал головой. Она спросила:
– Ну и что это за тип?
– Я не знаю подробностей. Но он одерживает победы и, как говорят, при невероятном
численном превосходстве противника. Слухи могут быть преувеличены, но во всех случаях было бы
интересно с ним познакомиться. Не всякий человек, имея достаточные способности и достаточные
амбиции, поверит в Хари Селдона и его законы психоистории. Мы могли бы подстегнуть это
недоверие. Он мог бы напасть.
– И Установление победит.
– Да, – но необязательно с легкостью. Это может явиться началом кризиса, и мы смогли бы
подобным кризисом воспользоваться, чтобы вынудить деспотов Установления пойти на компромисс.
Даже в худшем случае они позабудут о нас достаточно надолго, чтобы позволить нам заняться
построением дальнейших планов.
– А что думаешь ты, Тори?
Торан слабо улыбнулся и подергал завиток каштановых волос, упавший на глаз.
– Насколько можно судить, вреда это не принесет; но кто такой Мул? Что тебе о нем известно,
Ранду?
– Еще ничего. Мы можем использовать тебя, Торан. И твою жену, если она захочет. Мы уже
говорили об этом, твой отец и я. Мы тщательно это обсудили.
– В каком смысле, Ранду? Чего вы от нас хотите? – молодой человек бросил быстрый взгляд на
свою жену.
– У вас уже был медовый месяц?
– Ну… в общем да… если именовать медовым месяцем путешествие с Установления на Хэйвен.
– А как насчет лучшего – на Калгане? Там субтропики, пляжи, водный спорт, охота на птиц -
идеальное место для отдыха. Это в семи тысячах парсеков – не так уж далеко.
– А что там, на Калгане?
– Мул! По крайней мере, там его люди. Он захватил его в прошлом месяце, без сражения, хотя
военный диктатор Калгана грозился скорее распылить планету в ионную пыль, чем сдать ее.
– И где сейчас военный диктатор?
– Его нет, – сказал Ранду, пожав плечами. – Так что ты скажешь?
– Но что мы должны там делать?
– Я не знаю. Фран и я стары – и к тому же мы провинциалы. Все купцы Хэйвена, в сущности,
провинциалы. Даже ты сам это признаешь. Наша торговля носит очень ограниченный характер, и мы
не те скитальцы по Галактике, которыми были наши предки. Заткнись, Фран! Но вы двое знаете
Галактику. Бейта, в частности, говорит с приятным акцентом Установления. Мы просто желали бы
знать все, что вы сможете выяснить. Если вы сможете войти в контакт… но на это мы не надеемся.
Может быть, вам обоим это еще следует обдумать. Вы можете встретиться со всей нашей группой,
если пожелаете… о, нет, не раньше следующей недели. Вам надо бы немного выждать, отдохнуть.
Наступила пауза, и тут Фран рявкнул:
– Кто хочет выпить еще? Я имею в виду – кроме меня?_
12. Капитан и мэр
Капитан Хэн Притчер не привык к роскоши, но, столкнувшись с ней, не испытывал
потрясения. Вообще он не увлекался самоанализом и какими бы то ни было видами философии и
метафизики, не связанными прямо с его работой.
Это помогало.
Работа же его состояла главным образом в том, что Военное Министерство именовало
"разведкой", люди утонченные – "сбором секретной информации", а романтики – "шпионскими
штучками". И, к несчастью, несмотря на трескотню телевизоров, "разведка", "сбор секретной
информации" и "шпионские штучки" являются всегда грязным делом, связанным с повседневным
недоверием и предательством. Оно прощается обществом, поскольку всегда ведется в "интересах
государства"; но философия капитана Притчера привела его к заключению, что даже ради этих
святых интересов общество успокоить куда легче, чем собственную совесть – и он избегал
философских рассуждений.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});