Интерпретаторы - Воле Шойинка
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Холодильник задрожал от непривычной ярости, тоже из-за присутствия Петера.
— Твой друг сапафный парень, О чем это он кричал?
— О том, что вы бесплодный росток на отбросах цивилизации белокурых бестий, — задыхаясь, прошептал Саго.
Петер расхохотался.
— Сначала ты орешь так, что дом трошит, потом ты шепчешь, так что ни слова не разберешь.
— Это со мной бывает, — признал Саго.
— Что нового в Министерстве иностранных дел?
— Новых шпионов пока не поймали. Может, поймаем вас.
Петер своим хохотом напомнил вождя Винсалу.
— Бандили, твой друг самый сапафный парень во фсей Африке. Бандили, по-твоему, я шпион?
— Я так не думаю, Петер.
— Он на тебя не похож. Бандили такой серьезный, а твой друг ничего не контачит. Са сто лет пы не догадался, что он из Министерства иностранных дел.
— Восхищен вашей проницательностью, Я не из Министерства иностранных дел.
— Бандили, ф чем дело? Расфе он не...
— Ты ошибся, Петер, это Саго, он журналист.
— А я тумал, ты ждешь друга из министерства.
— Его самолет опаздывает. Он еще приедет.
Саго был озадачен. Он взглянул на Банделе, и тот взглядом дал понять, что всe объяснит позднее.
— Так фы лицо сфободной профессии? — Петер снова стал вывихивать ему руку. — Должен скасать, что я теперь стесь как тома.
Банделе содрогнулся.
— Черт бы побрал твою нежную фамильярность, — пробормотал Саго, отворачиваясь от помойки, которой несло изо рта Петера. Он встал: — Я пойду приму душ.
— Что мы будем делать сегодня, Бандили? Дафай отпразднуем встречу с коллегой-журналистом.
— Видишь ли, я приглашен на прием.
— Прекрасно. Поедем все.
Банделе казался грустным.
— Ты не знаешь наших обычаев. Это семейный прием.
— Так ты возьмешь меня? Я же член вашей семьи. Я считаю себя нигерийцем. Ты знаешь, я сдесь, как тома. Как все. Я подружился с простыми людьми, ем в придорожных хибарках, как нигериец. — Он умолк, видя, что Саго открывает дверь. — Ты куда, друг? Фанна же на фтором этаже.
— Все в порядке, — терпеливо объяснил Банделе. — Он идет в душ для прислуги.
— Ха, прафильный парень твой друг. Прафильный парень. Я, знаешь, сам не люблю церемоний. Постой, Бандили, идея. Поедем сначала на фечеринку, потом в кабак и подцепим шлюшонок. Что скажешь?
— Конечно, Петер.
Поэкспериментировав, Петер остановился на виски.
— Что я люблю в янки. Знаешь, когда тут придешь в ночной клуб, все на тебя глазеют, потому что я пью из корлышка. Американцы не тратят фремя на стаканы, они пьют прямо из корлышка.
Банделе вздохнул, мысленно выкидывая бутылку, потому что теперь бы не смог предложить оставшееся в ней виски тем, кого считал друзьями. Саго вернулся в комнату, бормоча:
— Из-за этого идиота я забыл взять мыло и полотенце.
Он не дошел до второго этажа, а Петер уже гнался за ним. Саго хотел запереться в ванной, но было поздно: ключ уже звякнул по полу. В отчаянии, ибо туша Петера плотно закрывала дверной проем, он повернулся к зеркалу и начал бриться. Он яростно намылил подбородок и верхнюю губу, так чтобы не открывать рта. Не услышал ли этот кретин его бормотание?
— Может, ты хочешь хлебнуть, пока преешься? Хочешь хлебнуть?
Саго покачал головой.
— Что это? А, крем после бриться? Хо-хо, виски и тут полезней. Хлебни! Что с тобой? Дафай лучше выпьем. Я всегда на взводе, когда фосфращаюсь томой. Семья это тюрьма. Да еще какая!
— ПРОШУ ВАС, НЕ СУЙТЕ БУТЫЛКУ МНЕ В РОТ!
Банделе хихикнул и, собравшись с силами, стал ожидать возвращения Петера.
— А этот парень — нетотрога. Что с ним такое?
— Его и спроси.
— Не могу понять, отчего он бесится. Что с ним, а? Я только хотел предложить ему фыпить. — Он сделал большой глоток. — Будешь пить, Бандили?
Банделе покачал головой.
— Ну что ты, дафай накачаемся!
— Я пью пиво.
— О'кей, хлебни виски и добавь пива. Что тут со фсеми происходит?
Он сунул бутылку Банделе, и тот сделал вид, что берет ее. Бутылка грохнулась на пол, и Банделе спокойно вернулся к пиву.
Петер был быстр, как молния. Он схватил швабру и сказал в дверь ванной:
— Твой друг спятил Какого черта он губит хорошую фыпифку?
В голосе его было искреннее огорчение, и он проворно стал вытирать пол, соображая, как бы получше учинить дебош на весь город.
В гараже Банделе остановился.
— Ты уверен, что хочешь на этот прием?
— Что угодно, только не Петер. Боже, за пять минут этот тип превратил меня в дрожащую медузу.
— Ладно, поехали.
— А что он скажет, когда поймет, что мы его бросили?
— Он придумает какое-нибудь объяснение. Он толстокожий.
— А что ты ему говорил о самолете?
— Хотел от него избавиться. Сказал, что мой друг-дипломат с семьей возвращается из Канады и остановится у меня.
— Эгбо приедет?
— Он отсюда и не вылезал. Какая-то девчонка задурила ему мозги.
— Не могу поверить.
— Сам увидишь.
— Не могу поверить.
Улица была запружена автомобилями, съехавшимися на прием, и Саго сказал:
— Давай вернемся и пойдем пешком.
Банделе покачал головой.
— Собаки будут на нас рычать. Или куснут, или примут за официантов.
— Да, они снобы. А что они делают при виде велосипедистов?
— Смотря кто едет. Официантов пропустят, на преподавателей затявкают: ком-му-нис-ты!
— Это производит впечатление.
В сумраке автомобиля лицо Банделе казалось сухим и недвижным.
— Это все пустяки. Если поедешь на американской машине последней марки, собаки разлягутся на дороге и позволят себя переехать.
Слитное гудение острот, хихиканья и сплетен приветствовало их у входа в дом смерти. Со стороны пунша донесся пронзительный голос, имитирующий странный диалект какого-то англо-саксонского племени:
— ...и потом у нее вдруг возник интерес к нашему хору, поэтому Джон сказал: «Посмотрим, что будет дальше».
Общее хихиканье сменил густой бас:
— Ее отъезд в Лондон показался мне слишком поспешным. — И эта реплика потонула в хихиканье.
— Как думаешь, мы с тобой доберемся тут до бутылок?
— Поработать локтями — и все они разбегутся.
— Погоди. Я вижу черные лица, они нигерийцы?
— Внешность обманчива. Пошли!
Среди блюд с закуской Саго увидел свежие фрукты и устремился к ним с криком;
— К черту патриотизм! Что может быть лучше европейского яблока?
— Это обман, — ответил Банделе. — Убедись сам.
Саго был в бешенстве.
— Какой кретин способен выставить на показ пластмассовые фрукты? Да, да, Банделе, минутку, минутку... — Он только сейчас обратил внимание на убранство комнаты и, поворачиваясь на пятке, зацокал языком.
— Что случилось? Ах, ты опять о фруктах.
— Как сказал бы Матиас: «О-хо-хо-хо!»
С потолка на невидимых нитях свисали гроздья лимонов. Их блеск, заменявший жизнь, свидетельствовал, что они были того же происхождения, что и яблоки. Фантастические неживые цветы в причудливых вазонах украшали стены. Меж ними на живописной пластмассовой перекладине вился искусственный плющ. Потолок покрывал пластмассовый мох. У входа стоял натюрморт из апельсина, двух груш и грозди бананов — прямо из европейской пластмассовой фабрики.
— Я заблудился в этом окаменевшем лесу. Что за хозяева в этом доме?
— Ничто.
— У них, видно, мозги тоже окаменевшие.
Со стороны трюфелей донеслось:
— Я же говорю, я из-за нее отказался от отпуска. Женщины с больными почками не переносят нас, африканцев. Она такая чувственная кошка. Кто за ней теперь присмотрит?
Банделе осторожно снял руку Саго со своего рукава.
— Я все слышал. Костыль мне не нужен.
— Нет, ты слышал? То есть я не ошибся, что я это слышал?
— Да-да, посмотри на стол с выпивкой.
— Но кто этот черный дурак, который слушает так внимательно? Этот чистильщик в смокинге?
— Тише. Это наш новый профессор. Это он устроил прием.
— ...я говорю вам, что она разрывается на части. Аллергия ко всем африканцам. Такая су...матошная. — И вновь профессор понимающе кивнул.
— Я бы понял еще, если б она говорила с белым...
Странное возбуждение, возникшее в кончиках пальцев, овладевало Саго. Мурашки забегали по спине, предвещая нечто двусмысленное и опасное.
Дама шла им навстречу.
— Теперь придется расплачиваться за выпивку, — шепнул Банделе. — Ты же без галстука.
— Что это значит?
— Хозяйка дома. Желаю успеха.
— Добрый вечер, Банделе, — сказала дама, — я не видела, как вы вошли.
От волнения Саго захотелось в уборную.
— Простите, я опоздал. Я только из Лагоса.
— Вы ехали ночью по этой дороге? Это же очень опасно.. безумец. Я всегда заставляю мужа брать шофера, когда он едет так поздно.
— Я не мог позволить себе опоздать на ваш прием, — сказал Банделе, и Саго чуть не выронил рюмку.
— Как это мило с вашей стороны. А кто ваш друг?
Саго решительно выступил вперед.
— Мы встретились на крыльце, я не успел представиться. Я Эдвард Акинсола, вы, вероятно, хозяйка дома... — Что-то гудело в нем: пальцы ее звенели, как колокольцы, пятки били, как Биг Бен, ей следовало бы приколоть вместо розы флакон с духами.