Лобная местность - Руслан Николаевич Карманов

рогов, – такая трактовка вероятного развития международных отношений от Качка вызвала живейший отклик у сидельцев.

Народ в хате начал активно обсуждать, кто победит в войне, если паханы мировой политики бабахнут из всех волын одновременно.

– Да какая волына, Валера, – обратился к старшему по хате миллиардер Полесов. – Это несерьезно. Никто из паханов бабахать не будет. Если все бабахнут – то негде деньги тратить будет. А паханы точно не дураки.

– А ты все меряешь на бабки? Вот из-за таких как ты, единомышленников сраных президента перестройки Миши Горбатого, шестерки и побежали от нас служить к пиндосам, – грубо ответил Качок. Добрых чувств к олигарху старлей не питал.

Богат, да крив; беден, да прям.

– А что я. Я ничего, – примирительно сказал Полесов. – Все рубят бабки. С деньгами ты человек. А еще лучше, когда ты при власти. Тогда у тебя и бабки, и власть.

– А потом бац, и в наручники тебя. И спасут тебя твои бабки от тюрьмы? – поинтересовался у миллиардера Качин, но уже без металла в голосе.

– А может, и спасут, – насупился Полесов. – У нас прав тот, у кого больше бабла и кто поближе к власти. Либо ты быдло, либо – хозяин жизни. Либо холоп, либо барин.

– А ты спроси у Историка, спасла его власть от шконки? – ответил Качин.

– А может еще и спасет, – буркнул Полесов.

Иван Несмышляев в этот спор вступать не стал.

На том вечерние дебаты в хате «восемь-пять» подошли к концу. Дело было 31 августа, накануне Дня знаний.

Пора спать. Свет лампочки бил прямо в глаз, но за три месяца сидения в камере мэр Несмышляев привык ко многому. Отбарабанив двухчасовую лекцию и приняв активное участие в ненаучных дебатах, историк быстро уснул.

В его сон вновь вторгся дух бомбиста-«народовольца» Желябова. Террорист похлопал Несмышляева по плечу.

– А я не повернусь, потому что вы меня бить будете, – ответил мэр во сне.

– Ну что же вы, Иван Петрович, так боитесь взглянуть в глаза своему товарищу – революционеру? Это же я – Желябов.

Мэр повернулся на шконке: «Да какой же вы мне товарищ, если вы террорист, черт вас возьми?»

Желябов в ответ страшно захохотал, как будто он главный демон в Преисподней.

– Конечно, дорогой коллега. Самые что ни на есть, товарищ. Я ходил в народ, и вы пришли к чтению лекций в тюремной камере для простых арестантов. Значит, мы оба – народники, Иван Петрович. Неужели вы до сих пор этого не поняли?

– Я отказываюсь это понимать. Боевики вашей организации убили помазанника божьего, пытаясь расшатать устои государства. А я по своим взглядам – державник, – не без гордости ответил Иван.

– И все же, мы – коллеги, Иван Петрович. Наша «Народная воля» считала своей главной задачей совершить политический переворот с целью передачи власти народу. Ведь именно государство, которое возглавляет верхушка капиталистов, – единственный политический притеснитель русского народа. И власть этой верхушки держится исключительно на голом насилии. Мы отвечаем насилием на насилие, – как на маевке начал агитировать дух бомбиста Желябова.

– Так вы дурак, Андрей Иванович, – резко ответил Несмышляев. – И дальнейшие исторические события после вашего цареубийства только это подтверждают. Как показало время, без жесткой диктатуры власти Россия рушится. И с какими бы революционными идеями не приходил к власти новый правитель, он вынужден превратиться в диктатора, чтобы сохранить целостность страны. Нет диктатора – нет страны. И только агент иностранной разведки может желать нашему Отечеству демократических перемен, ибо они разрушат ее изнутри гораздо быстрее, чем ваши бомбы, господин дурак, – зло ответил бомбисту Несмышляев.

Желябов, кажется, не обиделся.

– И потому вы, Иван Петрович, корчите из себя Ивана-дурака в лаптях и косоворотке. Памятник решили воздвигнуть герою русских сказок, ожидающему чуда, которое все никак не настанет. Да вы бы, Иван Петрович, будь ваша воля, и в тюрьме б устроили крестный ход с хоругвями в честь помазанника. Глядишь, помилуют. И все же мы – товарищи. Мы хотели дать волю народу через террор, а вы решили преображать страну после мирного прихода к власти, – ответил мятежный дух революционера.

– Желябов, а с чего вы решили, что я стремлюсь к верховной власти? – поинтересовался Несмышляев.

– Так у вас во лбу печать горит, печать гордыни, сын сатрапа. На патриотической волне желаете въехать в царствие божье? Должности мэра вам было мало.

– Ну, знаете, сын крепостного Андрей Иванович Желябов. Про своего отца я вам уже говорил, что не знаю его. А что касается гордыни, то надо еще посмотреть у кого ее печать во лбу большего размера. Из грязи захотели в князи… И прекратите, наконец, ко мне являться. Привет, Кибальчичу и Софочке Перовской! – презрительно ответил Несмышляев и проснулся.

Иван Несмышляев спал дольше обычного. Его разбудил крик конвойного: «Несмышляев! По сезону! С вещами! На выход!».

В пять минут Иван собрал баул с вещами. Половину из них он оставил Качку и Чечену.

– Дуй отсюда, Историк, чтоб я тебя никогда тут больше не видел! – перед самым выходом Ивана из камеры Валера Качин со всей дури зарядил историку под зад коленом, чтоб тот не возвращался. А Чечен дал подзатыльник. Такое поверье.

Несмышляев в сопровождении конвойных шел по продолу и думал: «Хорошо б ребята получше в камере прибрались, чтоб никогда в нее не возвращаться. А я уж им такой подгон обеспечу – два вагона харчей будет мало». Друг в беде – друг вдвойне?

ГЛАВА XVI

Воля!

Арест мэра города Л. Ивана Несмышляева вызвал невероятную шумиху. Добрая слава далеко заходит, а худая – еще дальше.

Василиса Перемудрова приложила все силы, чтобы придать этому событию планетарный масштаб. За пару дней до ареста мэр официальным приказом назначил ее врио главы города Л., и она не только успешно рулила городским хозяйством в его отсутствие, но и буквально взорвала общественность, едва ее любовник попал за решетку.

Шумела мировая пресса: «Задолго до следственных действий в городе Л. сложилась парадоксальная ситуация: оппозицией мэру города выступила фактически администрация области и даже губернатор Сергей Секиров – непосредственный шеф Ивана Несмышляева. Итог противостояния очевиден. Инициатору возведения памятника национальному герою – Ивану-дурачку грозит тюремный срок!»

А вот что писал Андрон Лекалов в «Мукомольской правде»: «Иван Несмышляев имел неосторожность противопоставить себя областной администрации и губернатору Сергею Секирову, в частности, отказавшись добровольно сложить полномочия».

По стране катилась массовая волна манифестаций. Ширилось протестное движение как тесто на дрожжах. В разных городах огромного государства тысячи людей вышли на улицы с хоругвями и православными крестами. Шагая по центральным площадям, они громко требовали освобождения Ивана Несмышляева: «Памятнику национальному герою – быть! Руки прочь от духовного лидера страны! Свободу Ивану-дураку!»

Что интересно, представители законной власти не особенно препятствовали манифестантам «волеизъявляться». Ни арестов тебе, ни задержаний. За три месяца, пока шумел народ за