Три минуты с реальностью - Вольфрам Флейшгауэр
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он остановился прямо перед ней и протянул руку. Оказалось, он выше ее почти на целую голову.
— Госпожа Баттин? Рад познакомиться.
У Джульетты возникли сомнения, так ли это. Он ведь даже не улыбнулся.
— Добрый день.
— Пройдем ко мне в кабинет?
Он сделал шаг в сторону, пропуская ее, и махнул рукой в направлении лестницы.
— Жарко сегодня, правда? Вы легко нашли?
— Да, спасибо. С вашей стороны очень любезно уделить мне время.
Они бок о бок поднимались по лестнице. Несколько школьников робко поздоровались с учителем, с любопытством скосив на нее глаза.
— Учебный год почти закончился. Зачеты, считайте, сданы. Так что вам повезло. Через неделю вы бы никого уже не застали.
— Вот как? — удивилась Джульетта.
— Учебный год начинается в феврале и заканчивается в ноябре. Потом становится слишком жарко, чтобы учиться. Вы сюда надолго?
— На несколько дней. В субботу улетаю.
— Ну, значит, самой жуткой жары не застанете. Наверх, пожалуйста.
На втором этаже царила та же пышность, что и внизу. Высокие окна, выходящие во внутренние дворы, которых было два. В центре одного из них — каменный фонтан. Возле лестницы, ведущей наверх, Джульетта заметила библиотеку. Проходя мимо, бросила внутрь беглый взгляд, но увиденного вполне хватило, чтобы удивление возросло многократно. Украшенные изысканной резьбой шкафы до потолка, массивные письменные столы с наклонной поверхностью, обтянутой зеленой кожей, больше подошли бы монастырю или дворцовой библиотеке, но никак не гимназии. Когда через пару минут она наконец вошла в учительскую, ей стало совершенно ясно, что это, по-видимому, какая-то из ряда вон выходящая школа. Учительская напоминала банкетный зал, и не только размерами — когда-то она, по-видимому, таковым и служила. Джульетта с удивлением рассматривала высокий лепной потолок и декоративные деревянные панели на стенах, изображавшие неведомые ландшафты. Центр помещения занимал массивный стол, окруженный двадцатью или даже тридцатью стульями. На нем лежали бумаги, книги, ксерокопии и прочие учительские принадлежности. За столом сидели несколько учителей, погруженных в работу. Во всяком случае, они никак не отреагировали на появление Джульетты и Ортмана. Через закрытые из-за жары створки окон в комнату проникал уличный шум.
Проследив за взглядом Джульетты, направленным на картины, Ортман тихо сказал:
— Это Патагония. Чудесные места. Почти как в Альпах. И, к сожалению, почти так же далеко. Впрочем, я, конечно, слегка преувеличиваю.
Джульетта не знала, что сказать. Тем временем он провел ее через учительскую, открыл дверь в небольшую комнату и пригласил войти. Потом закрыл дверь и, указав на два массивных кресла, предложил сесть. Но стоило ей опуститься в кресло, как внимательные глаза снова принялись буравить ее. Впрочем, это длилось лишь несколько секунд. Что послужило тому причиной — ее внешность? Хотя ей казалось, что его взгляд стремится проникнуть как раз внутрь — высветить, прочитать ее мысли.
— Вы давно живете в Аргентине? — спросила Джульетта.
— Я здесь родился. Дамиан не писал вам об этом?
— Нет. Он просто несколько раз упомянул вас, объясняя, откуда знает немецкий.
Ортман достал из небольшого холодильника в углу бутылку воды, снял с полки два бокала, сел и наполнил их.
— Вы, конечно же, хотите пить?
— Да, спасибо.
Не надо было ей приходить. Глупейшая ситуация. Собеседник почему-то заранее на нее злится. Может, лучше было сразу сказать ему правду? Но тут же ей показалось, что Ортман стал вести себя мягче.
— Мои родители эмигрировали незадолго до Второй мировой войны, — сказал он. — У них был магазин ковров в Ботропе. Моя мать еврейка. Другим магазином в том же городе владели немцы. После «хрустальной ночи» 91 наш магазин перестал существовать. Его сожгли. Как бы то ни было, сами они выжили. Но вы, конечно, читали о таких вещах в учебниках.
В его голосе сквозила насмешка.
— Слушать рассказ человека, которого это коснулось, совсем другое дело.
— Тут вы правы. Вы сказали, что живете в Берлине?
— Да.
— Сильно он изменился после падения стены?
— Совсем другой город.
— Лучше или хуже?
— Смотря чье мнение вас интересует.
— Восточных немцев или западных? — спросил он, впервые чуть заметно улыбнувшись.
Джульетта пригубила воду и ответила:
— Нет. Пессимистов или оптимистов. А они есть везде. Вы знаете Берлин?
— Только Западный, — ответил он. — В последний раз я был в Германии в тысяча девятьсот восемьдесят пятом году.
Он замолчал, снова не сводя с нее глаз.
— Но расскажите, что привело вас в Буэнос-Айрес?
Вот оно. Хотя она, конечно, понимала, что этот вопрос прозвучит.
— Балетная мастерская, — быстро сказала она. — В театре «Колон» 92. Я балерина.
Впервые за весь разговор Джульетта ощутила, что собеседник удивлен. По-настоящему. Несколько мгновений спустя он с усилием придал своему странному лицу нормальное выражение.
— Вы прилетели из Берлина в Буэнос-Айрес, чтобы брать уроки балета?
— Речь вовсе не об уроках. Вы разбираетесь в балете? — Ортман покачал головой.
— Нет, к сожалению.
— Ну, тогда имя мастера вряд ли вам что-нибудь скажет. Попытаюсь объяснить. Тот, кому выпадает счастье побывать в его мастерской, без особых раздумий полетит из Чикаго в Сидней, если понадобится. Это подарок моих родителей к выпускному экзамену. Для этого я прилетела сюда на десять дней.
Господи, только бы он не стал проверять. Нужно скорее сменить тему.
— Вы когда-нибудь видели, как танцует Дамиан?
Тут Ортман во второй раз ненадолго утратил самообладание.
— Танцует? — ошеломленно спросил он. На его замкнутом, недоверчивом лице вновь вспыхнуло нескрываемое удивление. — Как это, танцует?
— Дамиан — танцор танго, — спокойно сказала она, не без удовлетворения сознавая, что вывела собеседника из равновесия.
Господи, что она делает? Кормит его какими-то байками. Правда, Дамиан действительно танцует танго. Хотя бы это. Ортман словно с луны свалился. Совершенно незачем было сюда приходить. Он понятия не имеет, где сейчас Дамиан, несколько лет не виделся с ним, ведать не ведает, кем стал его ученик. Откуда ж ему знать, где его найти? И зачем только он вообще согласился с ней встретиться?
— Вы не знали? Это тоже одна из причин, по которой я хотела бы встретиться с ним, — продолжала она. — Следовательно, вы не в курсе, где его искать?
Учитель покачал головой:
— Нет, я не знаю.
Неприятная пауза. Ортман казался совершенно сбитым с толку. Он смотрел на нее так, словно она только что открыла ему какую-то чудовищную вещь, настолько ужасную, что это просто не может быть правдой.
Джульетта смущенно улыбнулась, встала и сказала:
— Жаль. В любом случае спасибо, что согласились со мной побеседовать.
Он молча смотрел на нее.
— У вас, наверное, много дел, — продолжала она, — мне и самой пора возвращаться в театр.
Она протянула ему руку. Он поднялся. Ни слова не говоря, подошел к столу и взял оттуда какой-то листок.
— Я просмотрел старые записи, — сказал он, — и нашел телефон его родителей. Они, конечно, скажут вам, где его найти. Правда, после выборов отец его, наверное, очень занят, но мать вы скорее всего застанете. Вполне образованные люди. Думаю, они говорят по-английски. Вот их адрес.
Он оторвал желтый клеящийся листочек от одной из папок и протянул его ей. Джульетта бросила на него быстрый взгляд и спрятала в сумку.
— Спасибо, вы очень любезны.
— Не за что, — ответил он. — Простите, что заставил вас за этим прийти, но ваша просьба показалась мне довольно необычной и, прежде чем дать вам адрес этих людей, я хотел составить о вас мнение. Надеюсь, вы на меня не в обиде.
— Что вы, — сказала Джульетта. — Я сама бы поступила точно так же.
— Понимаете, в этой стране все очень сложно…
— Вот как?
— …а семья Альсина — не совсем обычная семья. Дамиан особенный мальчик, то есть теперь уже молодой человек. Если встретитесь с ним, передавайте привет.
— Конечно, передам.
— Танцор танго… вот, значит, как. — Джульетта кивнула.
— По крайней мере так он писал.
— Когда вы в последний раз получали от него известия?
— Летом тысяча девятьсот девяносто седьмого. В августе или в сентябре, примерно так.
Ответ дался ей с трудом. Ее едва не стошнило. Стоило определенных усилий взять себя в руки. Зачем она врет? Совершенно естественно, что он ей не доверяет. У нее ведь могут быть и не самые добрые намерения. И все же она с трудом подавляла чувство разочарования, вызванное этим разговором. Хотя на что она, собственно говоря, рассчитывала?
— Как странно, — сказал вдруг учитель. — Дамиан ведь так и не окончил школу. Не захотел. Я часто спрашивал себя, почему? Он был очень способный, вы, конечно, знаете. Но чтобы танцором! Просто в голове не укладывается. То есть, я хочу сказать, полная противоположность тому, что он… не знаю, как выразить…