Три минуты с реальностью - Вольфрам Флейшгауэр
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Нет-нет. Погодите. Как называется ваша гостиница? — Она назвала.
— Какой у вас номер?
— Вы имеете в виду номер дома?
— Нет. Номер телефона.
Она прочитала телефонный номер с карточки.
— Можно перезвонить вам через несколько минут?
Джульетта дала согласие и повесила трубку. Потом сделала глубокий вдох и поставила телефон обратно на журнальный столик.
Она проснулась в шесть утра и, словно парализованная, застряла в кровати, глядя в потолок и размышляя, что делать сегодня. За окном простирался огромный город, и можно было бы его посмотреть, но приблизит ли это ее к Дамиану? Что-то ведь можно предпринять, чтобы выяснить его адрес? Во вторник будут эти танцы, и там она, возможно, встретит кого-то, кто его знает. Значит, сегодняшний день просто вычеркнуть? Она встала, отодвинула кровать от стены и выполнила несколько упражнений на растяжку. И тут же почувствовала, что три дня не тренировалась. Ее охватила паника. Что она здесь делает? Не танцевать неделю — уже очень плохо, но даже и не тренироваться — настоящая катастрофа.
Крепко держась за спинку кровати, она встала в демиплие, поставила свободную руку во вторую позицию и повернула голову в сторону. Места как раз хватило: через несколько минут она уже делала первый батман тандю 82. Ее спасение всегда было в этом. Постоянной тренировкой удавалось держать в узде хаос окружающего мира. Сегодня она при каждом движении ощущала сопротивление мышц, ленность собственного двигательного аппарата, который и всегда-то не сразу поддавался воздействию ее воли. Ей необходимо это ощущение. Она радуется, преодолевая себя. Тренируясь, она пришла в отчаяние, но, выйдя из этого состояния, почувствовала, что тело стало другим, а настроение заметно улучшилось. Иначе у нее никогда не хватило бы мужества набрать этот номер.
И вот она сидит возле телефона, нервно кусая губы. Разговор получился более чем странный. Она соврала. Надо ведь было как-то обосновать свою просьбу? Рассказывать подлинную историю нелепо. И вообще, маловероятно, что бывший учитель знает, где находится сейчас один из множества его учеников. На что она надеялась? Поговорить хоть с кем-нибудь, кто понимает ее язык? Да, уже кое-что. Поговорить вообще хоть с кем-нибудь. Ситуация совершенно бредовая. Ей никогда еще не было так одиноко.
Зазвонил телефон.
— Да!
— Госпожа Баттин. Не могли бы вы сегодня заглянуть ко мне в школу? Около двух часов. Вам удобно?
— С удовольствием. Вы очень любезны.
— Школа находится недалеко от вашей гостиницы. Возьмите карандаш, я поясню, как добраться.
Голос, объяснявший ей дорогу, звучал гораздо дружелюбнее. Недоверие полностью не исчезло, но собеседник, похоже, был заинтересован, чтобы она нашла эту школу — объяснения оказались чрезвычайно подробными.
— Приходите около двух, скажите на вахте, что я вас жду. Мне сообщат, я спущусь и проведу вас к себе. Договорились?
— Да. Спасибо.
— Вы говорите по-испански?
— Нет, к сожалению.
— Тогда просто назовите мое имя.
— Хорошо. Спасибо.
— Когда вы в последний раз получали известия от Дамиана?
Вопрос застал ее врасплох.
— Примерно два года назад, — соврала Джульетта. Тишина.
— Вы с ним переписывались? По-немецки?
— Да.
— И что, он наконец усвоил, когда следует писать «эс-цет» 83?
Джульетта опять начала нервничать. Ее не покидало чувство, что человек на том конце провода не верит ей. И тем не менее хочет встретиться. Иначе зачем начинать расспросы прямо сейчас?
— В его письмах почти не было ошибок, — сказала она. — Хотя я, конечно, не знаю, сколько времени он тратил на их написание. А вы по-прежнему общаетесь с ним?
Тишина.
— Нет, скорее нет. Но, может быть, я все же смогу вам помочь. Жду вас в два часа в нашем Национальном колледже. Постарайтесь, пожалуйста, не опоздать.
В нем заговорил учитель. Учитель немецкого. Она вежливо поблагодарила и повесила трубку. Господин Ортман из Ботропа. Интересно, давно ли он живет в этой стране?
6
Все утро она бесцельно шаталась по Буэнос-Айресу. После воскресного запустения и последующего полуночного столпотворения город наконец показался ей нормальным: вполне приемлемое скопление машин, автобусов, пешеходов. Несколько раз ей попадались на глаза подростки, ловко балансирующие между автомобилями с подносами в руках, на которых дымились чашки кофе, — скорее всего курьеры, доставлявшие завтрак в конторы. Она разглядывала лица людей, их одежду, жесты и никак не могла решить, есть в них хоть что-то близкое и родное или все это совершенно ей чуждо. В одном странный путеводитель оказался прав: город и его жители вели себя совершенно по-европейски. Различия проявлялись лишь в незначительных мелочах: например, в одежде, на которую она обратила внимание еще в аэропорту. Их платье нельзя было назвать старомодным. Просто возникало ощущение, что время течет здесь, преодолевая чуть большее сопротивление. Может, в мире действует особая теория относительности времени, согласно которой оно идет тем медленнее, чем дальше от центров мирового могущества и моды приходится продираться сквозь десятилетия или столетия? То и дело она с удивлением отмечала какую-нибудь архитектурную деталь — эркер или лепнину — в точности такую же, какой та могла бы быть в Берлине или Париже. Мраморные столики в многочисленных кафе, светильники, стулья — все казалось таким знакомым, словно город этот много лет назад был целиком перенесен сюда откуда-то из Европы и лишь постепенно за счет местных особенностей приобрел некоторое своеобразие.
Мужчины смотрели на нее бесцеремонно и недвусмысленно. Угрызения совести были им явно совершенно чужды.
Она не понимала, что они говорят, намеренно проходя совсем близко, но тон их замечаний не оставлял сомнений. Один долго посылал ей вслед смачные воздушные поцелуи и даже схватил за руку. Она среагировала мгновенно, громко закричав по-немецки. Он был настолько удивлен, что тут же ее отпустил, даже не проводив взглядом. Правда, она не сразу пришла в себя от испуга: похоже, здешние мужчины станут для нее большой проблемой.
Она поехала в центр на метро. По вагону ходил маленький мальчик, пытаясь всучить пассажирам букетики жасмина. Никто не обращал на него внимания. Люди стояли почти вплотную, но, казалось, это никого не смущало. Инстинктивно Джульетта вела себя как другие женщины. Она чувствовала оценивающие взгляды. Ничего не попишешь. Она и так сделала все, что могла: подобрала волосы, надела темные очки, блузку с высоким воротником, широкие летние брюки и спортивные туфли. Но лицо и шею не спрячешь. Как и балетную осанку. Ей отлично известно, что такая осанка притягивает мужчин. Они выделяют ее из толпы прежде, чем видят лицо. И лишь немногие спокойно отводят взгляд.
К счастью, ехать пришлось недолго. Она постаралась поскорее выбраться из подземки на улицу и пошла к старому городу пешком. Из-за удушливой жары центр опустел. Немногочисленные магазинчики, мимо которых она проходила, казались какими-то убогими, дома — однообразными и кособокими. Приятным сюрпризом стала прелестная церковь за кованым забором, преобразившая своим обликом целый квартал. За ней — несколько малоэтажных домов. Глядя на них, можно было предположить, что когда-то этот район производил совсем иное впечатление. Джульетта остановилась, разглядывая обветшалые фасады с высокими окнами, красивой формы фризами, балконами и архитектурными орнаментами, от которых отвалились целые куски. Под определенным ракурсом можно было представить, как все это выглядело когда-то, но стоило сдвинуться на пару шагов, иллюзия красоты рассыпалась в прах.
Ближе к авениде Индепендесия ее внимание привлекли разрисованные стены, хотя вообще-то она давно научилась не замечать граффити. Однако теперь к рисункам добавились фотографии. В основном — юношей и девушек. Как на паспорт. Все они были очень молоды. Некоторые улыбались прямо в объектив. Другие безучастно смотрели куда-то вдаль. Под снимками стояли имена. Один из плакатов, поблекший от времени, содержал несколько сотен таких фотографий, наклеенных в форме человеческого черепа. Бледно-розовые буквы под ним гласили: «No hay perdon!» 84
Джульетта остановилась, разглядывая странный плакат. Кто эти молодые люди? Она подошла поближе, чтобы рассмотреть лица. Похоже, снимки сделаны давно. Прически, рубашки и блузки наводили на мысль о семидесятых годах. Они кажутся участниками студенческого движения шестьдесят восьмого года. Свитера с высокими воротниками. Очки в роговой оправе. Стрижки «паж».
Эта часть города слегка пугала и одновременно восхищала ее. Улица пошла вниз. Следующий квартал располагался в низине, но и здесь сохранилась какая-то живописность. Застройка в основном двух— или трехэтажная. Многие дома недавно отреставрированы. Небольшие ресторанчики перемежаются антикварными магазинчиками, чьи витрины красноречиво свидетельствуют об источниках пришедшего в упадок богатства. Большинство выставленных на продажу предметов выглядят так, словно попали в лавку прямиком с потерпевшего крушение судна, перевозившего богатых европейцев в двадцатые годы. Чайные сервизы, трости с серебряными набалдашниками, даже волынка. Каждая вещь — будь то шляпная коробка, кожаный саквояж, люстра или темно-коричневые деревянные лыжи, дамская шпилька или парфюмерный флакон — несет на себе отпечаток удивительной ауры старого мира.