Капитал и идеология - Томас Пикетти

годов) приходилась значительная доля крупнейших состояний и, следовательно, экономической и финансовой власти. Эти оценки основаны на оцифровке нескольких сотен тысяч записей о наследовании из парижских архивов - работа, проведенная мной в сотрудничестве с Жилем Постель-Винэ и Жаном-Лораном Розенталем. Этот источник не лишен недостатков: в частности, мы были вынуждены использовать фамилии для отнесения умерших к дворянскому сословию - метод с многочисленными недостатками, результаты которого следует рассматривать как приблизительные. Тем не менее, наблюдаемые тенденции достаточно ясны, как для подъема между 1810 и 1850 годами, так и для спада между 1850 и 1910 годами. Кроме того, следует отметить, что эти данные получены из системы записей о наследовании, созданной во время революции - системы, которая была удивительно всеобъемлющей для своего времени и не имеет аналогов в других странах, поскольку она касается всех форм собственности (земля, здания, профессиональные инструменты, финансовые активы и так далее), независимо от стоимости или статуса владельца (благородный или простой). Эта система сохранялась на протяжении всего XIX века и вплоть до настоящего времени, причем со времен революции и до Первой мировой войны ставки налога были очень низкими (1-2 процента на прямое завещание от родителей детям). Нигде в мире нет сопоставимого источника для анализа долгосрочной истории собственности, и мы еще вернемся к нему, когда будем изучать эволюцию концентрации богатства в обществе собственности, которое сложилось во Франции в течение девятнадцатого века и в первые десятилетия двадцатого. На данном этапе отметим лишь, что он позволяет нам количественно оценить эволюцию доли дворянства в крупных состояниях.

Наконец, графики на рис. 2.2 показывают важность политических и идеологических (а также военных и геополитических) факторов в трансформации троичных обществ. Конечно, в XVIII веке численность дворянства уже сокращалась, и это можно объяснить как результат медленного социально-экономического процесса обновления элиты и формирования государства (в сочетании с мальтузианскими стратегиями, которые дворяне приняли в ответ). Аналогичным образом, снижение доли дворянства в крупнейших состояниях между 1850 и 1910 годами было отчасти следствием социально-экономических факторов, особенно роста промышленного и финансового секторов, в которых старая дворянская элита часто уступала место новой буржуазной и коммерческой элите. Тем не менее, чисто социально-экономический подход с трудом объясняет резкое снижение доли дворянства в период с 1780 по 1810 год, за которым последовало резкое увеличение в 1850 году. Падение было результатом перераспределения, достигнутого во время революции (хотя масштабы этого не следует преувеличивать, как мы увидим в следующей главе, где мы изучим новый режим собственности, установленный революционными законодателями), и, прежде всего, временного изгнания части дворянства. Напротив, подъем можно объяснить возвращением дворянства в период Реставрации (1814-1815), во многом благодаря поражению наполеоновских войск от коалиции европейских монархий, а также тем льготам, которыми дворяне пользовались в период 1815-1848 годов.

Вспомните, например, знаменитый "эмигрантский миллиард", символическую меру, обсуждавшуюся в первые годы Реставрации и в итоге принятую в 1825 году, целью которой была компенсация бывшим дворянам-эмигрантам за землю и ренту, потерянные во время революции; необходимые крупные суммы, составлявшие почти 15 процентов национального дохода, финансировались исключительно за счет налогоплательщиков и государственных займов. Правительства Людовика XVIII и Карла X (оба брата Людовика XVI, гильотинированного в 1793 году), возглавляемые Жозефом, графом де Вилье, также наложили на Гаити штраф в размере 150 миллионов франков (более трех лет национального дохода страны в то время), чтобы компенсировать бывшим рабовладельцам, многие из которых были аристократами, их собственность, потерянную после обретения Гаити независимости. В целом, в период с 1815 по 1848 год вся судебная система и государственная бюрократия занимали явно про-дворянскую позицию, особенно в отношении многочисленных судебных процессов, связанных с перераспределением собственности во время революции. Политическая хронология показывает, что трансформация трехфункционального общества в общество собственности не была гладким процессом ни во Франции, ни, тем более, где-либо еще в Европе. Разрыв 1789 года, каким бы значительным он ни был, не исключил ряд последующих траекторий.

Христианская церковь как организация, владеющая собственностью

Вернемся теперь к вопросу о доле собственности, принадлежащей духовному сословию и церковным организациям в троичных обществах. Имеющиеся источники позволяют предположить, что в 1780-х годах католическая церковь владела примерно 15 процентами французской земли. Если мы добавим капитализированную стоимость десятины, то доля церкви возрастет примерно до 25 процентов.

Имеющиеся оценки по другим европейским странам дают сопоставимые порядки величин. Конечно, в этих оценках много неопределенности, во-первых, потому что сама идея прав собственности имела специфическое значение в трифункциональном обществе (которое включало судебные и регальные права, не учитываемые здесь ), и, во-вторых, из-за недостатков самих источников.

Однако для Испании у нас есть знаменитый кадастр Анседана, составленный в 1750-х годах, из которого мы узнаем, что церкви принадлежало 24 процента сельскохозяйственных земель. К этому следует добавить испанский эквивалент французской десятины, но сделать это нелегко. Со времен Реконкисты отношения между испанской короной и католической церковью были сложными; постоянно пересматриваемая доля доходов церкви регулярно передавалась в королевскую казну. Первоначальным оправданием этих переводов было то, что они были необходимы для финансирования "отвоевания" Испании у мусульманских неверных в период 718-1492 годов. Впоследствии выплаты продолжались в различных формах. Переговоры, происходившие в Испании между королевскими и церковными властями, показывают, насколько вопросы собственности в тернарных обществах были тесно связаны с более широкими политическими вопросами, начиная с ключевого вопроса о легитимности различных элит и их соответствующего вклада - военного и религиозного - в жизнь общества.

Мы мало знаем о другой собственности, кроме сельскохозяйственных земель. Последняя составляла большую часть - от половины до двух третей всего имущества (включая землю, здания, инструменты и финансовые активы за вычетом долгов) во Франции, Испании и Великобритании в XVIII веке. Но не следует пренебрегать и другим имуществом, особенно жилыми домами, складами и фабриками, а также финансовыми активами. О доле церкви в этих других видах собственности известно очень мало. Например, недавние работы показали, что доля испанской церкви в ипотечном кредитовании (то есть кредитовании, в котором в качестве залога использовались земля и здания) была значительной и составляла от 45 процентов в семнадцатом веке до 70 процентов к середине восемнадцатого века. Объединив данные из нескольких источников, можно предположить, что в 1750 году церковь владела 30 и более процентами всей собственности в Испании.

Несмотря на неопределенность, ключевым моментом здесь является то, что церковь владела очень большой долей всей собственности в европейских троичных обществах, обычно около 25-35 процентов. Мы находим аналогичные порядки величины для церковных институтов в совершенно разных контекстах: например, Эфиопская церковь владела примерно 30 процентами эфиопской земли в 1700 году.