Москва слезам не верит (сборник) - Валентин Черных
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— До завтра, — согласилась Татьяна и вошла в подъезд.
Федор постоял, подождал, пока за ней не захлопнулась дверь, сказал непонятное, не то сожалеющее, не то одобрительное, «да!» и тоже пошел домой.
Мать Татьяны Олимпиада Васильевна, в стареньком ситцевом халате, ждала дочь.
— Ну, что он? — спросила она.
— Ничего, — ответила Татьяна, доставая из буфета булку и намазывая ее маслом.
— Не ешь так много хлеба, растолстеешь, — предупредила Олимпиада Васильевна.
— А, — отмахнулась Татьяна.
— Так что же? — Олимпиада Васильевна была явно не удовлетворена ответом дочери.
— Тоска меня с ним берет, — сказала Татьяна.
— А ты знаешь, сколько он зарабатывает… — начала мать.
— Больше начальника цеха, — тут же вставила Татьяна.
— Это, между прочим, немаловажно в нашей жизни. — По-видимому, этот их спор был давний. — А потом, он из Уваровых. Их династии в Красногорске больше трехсот лет.
— Мать, — сказала Татьяна, — я ведь не принцесса английская, мне муж из династии совсем не обязателен.
— Но ты же за него замуж собиралась, — возмутилась Олимпиада.
— А ты уже два года халат собираешься сшить… — возразила Татьяна. — Ну и что из того…
Петров, Ольга и Константинов сидели в ресторане. Четвертым за их столиком был пожилой мрачноватый мужчина.
Надрывался оркестр, между столиками лихо отплясывала молодежь.
— Скажите, — вдруг сказал Константинов, — а вы сами-то верите что сможете нам помочь?
— А вы что, не верите? — в свою очередь спросила Ольга. — Зачем же тогда нас вызываете, платите деньги, и, замечу, довольно большие.
— За моду, наверное, — усмехнулся Константинов. — Сейчас ведь модны всякие исследования, опросы общественного мнения, используем и их методы тоже. — Константинов махнул в сторону двери.
— Если вы имеете в виду Запад, — сказал Петров, — то он там. — Петров кивнул в противоположную сторону. — А вы считаете, что мы можем обойтись без исследований?
— Там, может быть, и невозможно, а у нас — зайдите на любое партийное собрание, все мнения сразу узнаете. Вы ведь не случайно начали с чтения протоколов партийных собраний. Я лично не возражал против вызова вашей бригады «скорой помощи», — усмехнулся Константинов, — но думаю, что это перестраховка директора. Завод у нас великолепный, коллектив сложившийся. В следующем году перейдем на выпуск новой продукции. Сложности, конечно, будут, но мы к ним уже готовимся. Заменили начальника подготовительного. Кстати, присмотритесь к нему. Молодой, энергичный, очень перспективный.
— Если перспективный, я обязательно присмотрюсь, — улыбнулась Ольга. — Очень люблю перспективных.
— Так в чем же все-таки перестраховка директора? — спросил Петров.
— А он из показушников, — ответил Константинов. — Старая школа. Всю жизнь крутился. Подхватывал на лету и шумел больше зачинателей. У него всегда были первые стахановцы, гагановцы… Теперь вот социологические исследования. Потом отрапортует по начальству и в газетах. Он уже сейчас готовит себе защиту от возможных неприятностей в будущем.
— А что в этом плохого? — спросил Петров.
— Как — что? — не понял Константинов.
— Это же естественно — защищать себя, — пояснил Петров. — Когда у вас насморк, вы же идете в поликлинику. Мы ведь думаем не только об интересах производства, но и о своих собственных. А если происходит совмещение, то это заслуживает только благодарности и даже денежной премии. Если я не прав — возражайте.
— Ну, что вы все за дела да за политику, — вмешался до этого молчавший мужчина за их столом.
— Уже скоро начнем говорить о женщинах, — пообещал Петров.
— Ну… — одобрительно сказал мужчина. — Вот у меня такой случай…
— Ну, о женщинах мне неинтересно. — Ольга встала. — Константинов, пойдемте танцевать.
Мужчина проводил Ольгу и Константинова взглядом, посмотрел, как они начали танцевать, и повернулся к Петрову:
— Ты вот все объясняешь. Так объясни и мне. У меня трехкомнатная квартира. Спальный гарнитур, столовый гарнитур, кухонный. А она от меня ушла к оборванцу. Теперь снимают угол. Едят за столом, который из ящиков сколочен! Как это понять?
— Это понять почти невозможно, — ответил Петров. — Но все-таки попробуем разобрать вашу ситуацию. Во-первых, кто она?
— Как — кто? — удивился мужчина. — Баба…
— Вот, — сказал Петров, — уже что-то проясняется…
Петров стремительно несся по коридорам заводоуправления.
Из своего кабинета вышел директор завода Басов.
— Здрасте, — поздоровался с ним на ходу Петров.
— Здравствуйте, — ответил Басов. — Каковы первые впечатления?
— Их еще необходимо систематизировать, — ответил Петров и спросил сам: — Иван Степанович, с какой целью вы нас пригласили на завод? Ведь завод в общем-то благополучный. Правда, сейчас модно проводить исследования…
— Понятно, — сказал Басов. — С Константиновым говорили?
— Говорил, — признался Петров.
— Между прочим, его точку зрения довольно многие разделяют на заводе. Вы еще услышите, как я устарел в эпоху научно-технической революции. Сейчас модно быть молодым и спортивным. — Басов провел по своему довольно большому животу. — А что значит устарел? — Возраст? Так я знаю людей, которые устарели еще в двадцать лет… Ну а если по существу, то на заводе положение только в общем благополучное. У нас старый завод. Мы жили много лет слишком спокойно. Конкуренции никакой. Единственное крупное предприятие в Красногорске. А сейчас вошел в строй нефтехимический, и у нас катастрофически увеличилась текучесть.
— Естественно, — сказал Петров. — У людей появилась возможность сравнивать: где хуже, где лучше?
— А я вот и хочу знать, где у них лучше, а у нас хуже. Я ведь не гений, я — организатор. Я ничего не изобретаю, я использую уже придуманное другими. Главная моя задача — не упустить то, что можно использовать для дела. Через полгода мы должны будем увеличить довольно резко производство и перейти на выпуск новой продукции. А если уже сегодня что-то не предусмотрено, ой как многое повалится.
— Значит, вы очень рассчитываете на нашу помощь? — спросил Петров.
— И на вашу тоже, — признался Басов. — Вы у меня в комплексе мер, какие я должен принять. Поживем — увидим… Счастливо… — Басов махнул на прощание и двинулся дальше, грузный, неторопливый, в мешковатом костюме.
Петров посмотрел ему вслед, потом развернулся и стремительно понесся в обратную сторону…
Петров шел по цеху и записывал номера неработающих станков. За ним хмуро наблюдали рабочие.
— Зачем номера, вы лучше фамилии запишите, — посоветовал Петрову один из рабочих. — Я, например, Байков. Токарь высшей квалификации. Сижу — лясы точу. А почему?
— И действительно, почему? — тут же заинтересовался Петров и присел рядом с токарем.
Ольга разбиралась в инструментальной.
— Скажите, — спрашивала Ольга у Олимпиады, — производство щитов в этом году увеличилось?
— Увеличилось, — подтвердила Олимпиада.
— А почему же это не отражено в заявках на инструмент?
— Заявку не я составляю, а начальник.
— Но у вас должна быть явная нехватка инструментов. Как же вы обходитесь?
— Как все, — ответила Олимпиада. — Выкручиваемся.
— А зачем? — спросила Ольга. — Не лучше ли заказать инструмент, чтобы его хватало?
— Вы думаете, все так просто? — обиделась Олимпиада.
— А чего здесь сложного? — в свою очередь спросила Ольга.
Петров прошел по цеху с неработающими станками.
За столом в диспетчерской сидел Гаспарян и читал газету.
— Ашот Григорьевич, который час? — спросил Петров.
— Без трех минут десять.
— А рабочий день в цехе начался в восемь?
— Разумеется.
— И протокол дефицита поступил в восемь десять?
— Да!
— И все это время в цехе не работало двадцать два станка?
— Они и сейчас не работают, ждем распоряжения от товарища главнокомандующего.
— А вы сами не можете отдать эти распоряжения?
— Не могу! Не хочу быть сметным.
— Не понимаю, — сказал Петров.
— Я тоже не понимаю. Тридцать лет понимал, а теперь не понимаю… Морально устарел. Вы обратитесь к товарищу Прокопенко, он у нас за всех все понимает.
Петров сидел в кабинете начальника цеха на ежедневной утренней планерке. Начальник цеха Прокопенко отдавал распоряжения.
— 644 перенести на третью линию, 1120 — на вторую, 527 займется лично Самсонов.
Пятидесятилетний начальник участка Самсонов с готовностью кивнул и записал на бумажку.
Мастера и начальники участков встретили распоряжение недовольным гулом.
— Надо же переналаживаться!