Денег больше чем у бога. Хедж-фонды и рождение новой элиты - Себастьян Маллаби

на работу бывшего библиотекаря для наблюдения за взаимосвязью между процентной ставкой и золотыми фьючерсами; если в этой взаимосвязи наблюдалось необычное отклонение, у библиотекаря были инструкции делать ставку на возврат к нормальному состоянию — формула, которая приносила значительные прибыли. При этом Ковнер был специалистом по получению финансовых уступок от Веймара, часто вызывая враждебность коллег. Вместо того чтобы платить своим ассистентам из собственной прибыли, Ковнер иногда использовал основной бюджет компании, чтобы расплатиться; вместо того чтобы откладывать собственные средства для использования их идей, Ковнер убеждал Веймара выделить им дополнительные средства49. По мнению Ирвина Розенблюма, главный финансовый директор Брюс Ковнер в Commodities Corporation скопил состояние большее, чем кто-либо еще в компании50.

Ковнер объединил фундаментальный анализ и учет графиков, и это был заметный шаг вперед по сравнению с исследованиями, с которых начинал Веймар51. Как и в случае с Майклом Маркусом, графики иногда рассматривались на первичной основе: действительно, Ковнер однажды доказывал, что наиболее выгодные возможности возникают, когда у вас нет фундаментальной информации52. Если рынок ведет себя нормально, цены повышаются и понижаются в небольших пределах, внезапный прорыв цен при отсутствии какой-либо видимой причины — это возможность для скачка: это означает, что какой-то инсайдер где-то узнает информацию, которую рынку еще предстоит осознать, и если вы последуете за этим участником, то войдете туда до того, как информация станет общедоступной. Один раз Ковнер и Маркус делали ставки против доллара, когда он необъяснимо окреп. Предположив, что инсайдерам стали известны важные новости, трейдеры немедленно покинули рынок, а в выходные президент Картер объявил о программе поддержки доллара. Если бы эти двое ждали официального заявления — если бы они торговали на основе фундаментальных данных, как пытался вначале делать Веймар — они были бы уничтожены53.

В 1981 году Ковнер и его компаньон Рой Леннокс случайно обнаружили стратегию, которая впоследствии стала ключевой для хеджевых фондов. Они искали валюты, стоимость которых в будущем окажется намного ниже, чем в настоящем, и покупали их по низкой форвардной ставке. Большинство трейдеров полагали, что таким образом ничего нельзя было выиграть: если форвардная ставка была ниже, то лишь потому, что валюта, вероятно, обесценивалась. Но Ковнер и Леннокс понимали, что это было не так. Низкая форвардная ставка обычно являлась отражением высоких процентных ставок: если испанские банки платили вкладчикам 7 %, песета стоила на ближайшем «наличном» рынке на 7 % дороже, чем при годовом форварде, — тем самым дисконт на форвардном рынке компенсировал покупателям неиспользованную возможность получить проценты. Далеко не являясь сигналом о том, что валюта, обесценивается, дисконт на форвардном рынке был знаком, что стоимость валюты, возможно, растет, так как высокая процентная ставка, вероятно, способствует снижению инфляции и притоку капитала в страну. В течение следующего десятилетия или около того Ковнер и Леннокс покупали валютные форварды, которые продавались с большой скидкой, и продавали валютные форварды с маленькой скидкой. Эти операции «кэрри-трейд» помогали загребать великолепные прибыли, пока конкуренты не ухватились за эту идею54.

Успех Ковнера представляет собой нечто вроде эпилога к расцвету Commodities Corporation. Как только слава о прибылях фирмы достигла тонкого слуха сидящих на Уолл-стрит, у Веймара возникли проблемы. Нью-йоркские брокеры наладили контакты с его ведущими трейдерами, стремясь разместить капитал своих клиентов непосредственно у этих звезд; они эффективно оказывали давление на желание Маркуса и Ковнера создать хеджевые фонды внутри структуры компании Веймара. Сначала Веймар сопротивлялся, но трейдеры взяли верх; босс нагрузил сотрудников Commodities Corporation такими огромными административными накладными расходами, что у трейдеров уже был соблазн обрести независимость, а теперь Уолл-стрит предлагала им альтернативный источник торговых средств — плюс большую плату за их согласие55. После некоторых внутренних прений трейдеры добились своего, и довольно скоро Ковнер управлял миллионами долларов денежных средств Уолт-стрит. Его армия торговых ассистентов разрослась до таких пределов, что он управлял государством в государстве. К тому времени когда Ковнер ушел, чтобы создать Caxton Corporation в 1983 году, он уже являлся независимым магнатом хеджевого фонда во всем, кроме названия. Он был замкнутым, обеспеченным и завидно успешным.

Тем временем пара молодых фьючерсных трейдеров приобретала вес вслед за ним. Пол Тюдор Джонс и Льюис Бэкон, с которыми мы еще встретимся в этой книге, получили начальный капитал в Commodities Corporation; и в начале 1980-х годов эти двое прибыли на вертолете из Манхэттена для посещения трейдерских обедов в Принстоне. Джонс и Бэкон обучались в Commodities Corporation, позаимствовав идеи о трендах и графиках и процедуры управления рисками; Бэкон в итоге принял Элейн Крокер, старшего административного сотрудника Commodities Corporation, на должность президента своего хеджевого фонда Moore Capital. Но Бэкон был слишком независимым, чтобы быть подходящей кандидатурой для компании Веймара, и Джонс отклонил предложение о его приеме на работу; он был счастлив получить начальный капитал от Commodities Corporation, но он не хотел работать в ней56. Трудность в привлечении талантливых исполнителей в сочетании с большими затратами Веймара привела к кризису в компании; и в 1984 году возмущение внутри компании заставило Веймара пообещать снижение накладных расходов и возвращение к «простой жизни»57. И хотя после этого Commodities Corporation упорно старалась не сдаваться, ей уже не удалось обрести прежнюю силу. Центр притяжения переместился: от Веймара к более молодым трейдерам, от идиллии в Принстоне к новому поколению нью-йоркских хеджевых фондов.

4 АЛХИМИК

Когда в 1949 году в Лондонскую школу экономики прибыл юный венгр по имени Джордж Сорос, она была охвачена невероятным возбуждением. Тяжелые раны Второй мировой войны были еще совсем свежи; жертвы нацизма, изгнанники из стран коммунизма и молодые лидеры Британской империи, разрушающейся на глазах, нашли свое убежище в Лондоне. Люди выдвигали новые грандиозные теории, пытались понять, как и почему Европа себя уничтожила и как ее можно восстановить; лейбористское правительство пыталось сделать Британию государством всеобщего благосостояния, а помощь странам Европы по плану Маршалла способствовала их быстрому восстановлению. В лекционных аудиториях Лондонской школы экономики ярые марксисты сидели плечом к плечу с борцом за экономическую свободу Фридрихом Хайеком, кейнсианцы и антикейнсианцы отстаивали свои взгляды друг перед другом. Именно в эту эпоху, как позднее написал один историк, и родился миф о Лондонской школе экономики1.

К тому времени как Сорос приехал в университет, он уже через многое прошел. Выходец из богатой еврейской семьи из Будапешта, он смог избежать нацистской оккупации, покинув своих родных и приняв христианство.