Ходи осматриваясь - Вадим Григ

Я поколебался немного. И бессовестно поддался:

— Давай только договоримся. Ты не напрягайся. Отвечай как можешь — я догадаюсь. А почувствуешь, что больше не в состоянии, сразу же — слышишь? — сразу же прекращаем.

Она согласно мигнула.

— Хорошо. Так чего от тебя хотели?

— Какую-то… пленку… — прошелестела она.

— Пленку?

Я вздрогнул. Меня как будто током шарахнуло. Сердце скакнуло куда-то вниз — под самый пупок, защемилось и гулко там запульсировало. Фотопленка? Черт возьми, совершенно вылетела из мозгов эта найденная пленка. Но что? Как? Не может быть? Пленка попалась ей только вчера, и она сразу же связалась со мной. Вдруг зашибло оглушительным подозрении. Я поежился. Подавленный, мгновенно прокрутил в голове вчерашний вечер. Наталья? Куда она звонила? Какой-то разговор — с какой-то Ирой, кажется. Про какие-то документы? Черт! Черт! Черт! Тысяча чертей! Не может этого быть — не должно такого быть!

— Фотопленку? — прохрипел я снова. — Значит, его интересовала пленка?

— Нет.

Мне послышалось, или эти бедные опухшие губы в самом деле прошелестели: «Нет». Я нагнулся ниже, так, что почти завис над ней, и, совершенно смешавшись, переспросил:

— Ты сказала «Нет»?

Она мигнула и внятным шепотом повторила:

— Я отдала пленку… Но он совсем озверел…

— Как так? Что ты говоришь?

Постепенно из шелеста и шепота — где угадывая, где подсказывая — мне удалось соткать более или менее целостное представление. Подонок был в маске — не в наспех приспособленной тряпичной накладке, а в настоящей маске спецназовского образца. Он потребовал пленку. Поначалу она никак не могла сообразить, чего от нее добиваются. Потом как будто дошло, но она прикинулась, что не понимает, о чем речь. Он стал бить ее — нещадно, методично. Пока она не сломалась и не показала, где пленка. Но отморозок внезапно еще больше взъярился — шваркнул кассету об стену и разорался, что не позволит над собой издеваться. И тогда она окончательно сбилась с толку и уже действительно ничего не понимала. А он просто взбеленился. Каким-то чудом ей удалось вырваться. Она кинулась в прихожую, но он настиг ее там и обхватил громадными лапищами. Она умудрилась впиться зубами в ладонь, зажавшую ей рот, — он замахал кистью и заматерился. Вот тут-то счастливой случайностью возникла Майя Гаевна и позвонила в дверь. И тогда она закричала. Он наотмашь ударил ее по губам и бешено пнул в щеку железным кулаком. Она опрокинулась навзничь и, с размаху врезавшись в острый угол гардероба, потеряла сознание.

Я вконец растерялся. Получалась какая-то белиберда: бесноватый бандюга жаждал заполучить фотопленку, и в то же время — не пленку. Или она заговаривается? Или эту проклятую пленку выплеснуло по случаю оглушенное страхом сознание? Такое бывает. Суеверный человек, неожиданно попавший в беду, подчас вспоминает как знак оброненный кем-то кошелек, найденный и присвоенный им накануне. Но тогда что столь жестоко выбивали из хрупкой, беззащитной женщины? Чего же все-таки искали?

Я раздумчиво повторил этот вопрос вслух.

— Не знаю, — прошептала она и тяжко вздохнула. — Мне страшно.

Из уголка глаза вдруг вынырнула и покатилась одинокая слезинка. Я встрепенулся и очухался. Обозвал себя бездушным негодяем, полез в карман, вынул платок и, чуть дыша, промокнул.

— Будет-будет, малыш, — проговорил я виновато. — Все уже позади. К тебе придут из милиции… — Веки ее нервно затрепетали. — Нет-нет, не сегодня. Когда тебе станет получше. Расскажи им все, подробно.

— И про пленку?

— Обязательно, — подтвердил я. — Хотя она, похоже, никакого интереса не представляет. Но все же… Знаешь, я, пожалуй, заберу ее сегодня. Отдам проявить — посмотрим что к чему. Кстати, ключи твои где?

— Не знаю… Может быть, у Майи Гаевны.

— Ладно. Ни о чем не тревожься. Этого мерзавца разыщут. Он свое получит. Постарайся сейчас уснуть — я, дурак, донельзя тебя утомил. Ты скоро поправишься, и все забудется, как дурной сон.

Я бормотал еще что-то столь же банально-утешительное, когда откинулась дверь и в закуток, покачивая косичками, скакнула девчушка-медсестра и укоризненно прощебетала:

— Вы же обещали, что недолго.

Спускаясь по лестнице, и после — по пути к машине, — я еще немного поломал голову над загадкой с пленкой. Ответ, конечно, так и остался за семью печатями. Но я пришел к твердому заключению, что все дороги действительно ведут в Рим, то бишь в «Универс». Разрозненные нити лохматились, но вязались в единый, хотя и путаный, клубок: господин Куликов с его версией о мифической командировке, Тамара, Борис, Вайсман и его испуганная супруга Дарья, тупомордый Курлясов и мое избиение, нападение на Милу. И может статься, именно искомое и, видимо, чрезвычайно важное нечто является тем стержнем, на который наматывается реальная коллизия. Похоже, его, это нечто, пытались вырвать у Тамары, но сорвалось — или тот же наш сегодняшний подонок — почему бы не допустить? — перестарался и тогда. Затем какой-то умник предположил, что она переправила на хранение вожделенное своему любовнику. С виду логично — ведь именно у него она обрела последнее убежище, как оказалось — ненадежное. Тогда принялись за него… Правда, что-то тут не клеилось. Если они заполучили Бориса, то давно бы выбили нужную информацию. И не стали бы истязать жену — только законченный дебил мог помыслить, что он посвятил ее в сокровенные тайны своей интимной подружки. Или они с ним тоже расправились, как с Тамарой?

Я мысленно покаялся перед Натальей — ни с какого боку она сюда не пристегивалась. Нелепый всплеск пакостных сомнений все же оставил в душе неприятный осадок. Но, забравшись в салон автомобиля, я приказал себе оставить все теории и угрызающие эмоции за дверью. Мне предстоял нелегкий вояж.

Я позвонил Гале по мобильнику. О несчастье ее уже известила Майя Гаевна. На меня обрушился поток гневных проклятий ЭТОМУ миру, который неизвестно куда покатился, и ЭТИМ людям, потерявшим человеческий облик. Я остудил ее сострадательный порыв немедля мчаться в больницу, договорился, когда примерно доставлю девочку, и выслушал все положенные предостерегающие напутствия. Потом запустил двигатель и взял курс на окружную.

По моим прикидкам — с изрядным запасом — путь до дачного поселка Томилино должен был занять часа полтора, от силы два. Но автомобилист предполагает, а дорога располагает. Я никогда не жаловал киевскую трассу. Всякий раз, как меня сюда по надобности заносило, я попадал в самое настоящее столпотворение. Или злой рок подгадывал, или автострада действительно отличалась постоянным напряжением. Я с трудом ввинтился в плотные ряды и пополз в густом разношерстном месиве. Машины шли впритык, почти нависая одна над другой. Иногда, извиваясь ужом, удавалось выиграть пару лишних метров, чтобы затем снова надолго увязнуть. Вдобавок ко всему где-то впереди случилась авария, и мне выпало на долю вдосталь потрепыхаться в заторе. Потом, уже съехав с асфальта, я свернул не на тот тракт. В загородной резиденции четы Аркиных я бывал не раз, но тут что-то перепутал и заблудился в трех соснах. Пришлось поколесить и, описав немалую дугу, окольными грунтовками выбираться к знакомому хуторку.

Зато мне несказанно повезло со сборами. Невысокая молодящаяся соседка с удлиненным разрезом томных глаз, похоже, относилась к той редкой породе людей, в которых переживания и потрясения порождают бурную деловую активность. Печальный рассказ о постигшей Милу беде поверг ее в шок. Но уже через три минуты она вздыбила опавшие было плечи и с прытью огретого кнутом скакуна увлекла меня на аркинское подворье. Не знаю, сколько бы я провозился без ее сноровистой помощи, сгребая по всем трем комнатам пожитки и прочий скарб, на который могла бы позариться залетная шпана. Обычно даже снарядиться в краткосрочную командировку мне стоило поистине титанических мук творчества, и если я когда и вспоминал бывшую свою супругу, то именно при укладке дорожного саквояжа — что-что, а упаковывать она умела здорово. Соседка Милы тоже показала высший класс, и мы меньше чем за час справились с пыльными хлопотами. Я загрузил в багажник разнокалиберную поклажу: дорожную сумку с детскими вещами, чемодан и увесистый брезентовый тюк со всевозможной домашней утварью. Но меня вынудили еще на некоторое время подзадержаться: хозяйка ни за что не соглашалась отпустить некормленого ребенка, да и мне перепала тарелка вкусного наваристого борща.

Потом была долгая изнурительная дорога обратно. Ко всем прелестям недоставало дождя, и он пошел, едва мы выехали из поселка. Не сильный — так, гнусная морось. Густая водяная сетка окутала «девятку», резко ухудшив видимость. Вначале меня здорово донимало чириканье сидевшей сзади Олечки, но вскоре она сползла бочком на сиденье и прикорнула. Я удовлетворенно вздохнул и сосредоточился на струящихся вокруг габаритках. На шоссе машин как будто поубавилось, легче, однако, не стало, выжать больше шестидесяти никак не получалось. Когда замаячили первые пригородные фонари, часы на приборном щитке показывали уже половину восьмого.