Вообрази свой мир! Из жизни гениев и психов - Владимир Алексеевич Колганов

самом деле, в человеке всё не так. Многое из того, что ранее представлялось важным, уже через несколько лет становится ненужным и чужим. Словно бы не я это совершил, а кто-то посторонний вломился в мою жизнь и там покуролесил, начудил, а мне вместо него расплачиваться придётся. Но что поделаешь, пусть всё идёт так, как предназначено судьбой. Жизнь продолжается даже в том случае, когда хочется её приостановить, чтобы в том, что произошло, наконец-то разобраться…»

Тут речь идёт о том, что писатель хочет разобраться в истоках творчества – с чего бы это он стал хорошо писать? Откуда этот дар на него свалился? Есть подозрения, но до откровений пока что не дошло:

«Ну что поделаешь, не могу же рассказывать буквально обо всём. Должна же и у меня быть какая-нибудь тайна. По правде говоря, я бы даже умолчал о том, что в прежней жизни уже пробовал писать. Причём писал словно бы под диктовку – так мне, во всяком случае, казалось. И то же, в ещё более откровенной форме продолжалось и сейчас. Да стоит мне признаться в этом, как снова больничная палата, бесконечные уколы, дойдёт и до смирительной рубашки, чего доброго. Нет, этого допустить нельзя!»

Не одному Вовчику пришлось обрести временный покой в психушке. Иногда нет иного средства от запоя, кроме обращения к психиатру. А чуть запоздал, и всё – пиши пропало! В мозгах происходит необратимый сдвиг, и прежняя личность полностью утрачена.

«Кстати, недавно вычитал такую мысль, будто безумие – это защита от реальности. А дело в том, что далеко не всякому дано спокойно взирать на окружающую жизнь. Только толстокожим всё равно, да и то, даже совсем тупого, равнодушного можно довести до белого каления – стоит только обнаружить самое его больное место. А что говорить про натуры впечатлительные, людей нервического склада – художников, писателей?

Вот слышал мнение, будто обывателям, простым смертным, подробности биографии корифея знать совершенно ни к чему. Был ли человек запойным или увлекался наркотой – всё это не важно, им интересен только результат. Примерно так дело обстоит в спорте высших медицинских достижений, когда чуть ли не все известные спортсмены своими победами обязаны бывают допингу. То же и в других видах творчества – какая разница, в чём настоящая причина? Им, видите ли, требуется лишь икона, образ для поклонения, а что на самом деле было и как это получилось – знать совершенно ни к чему. Ну вот и я… Нет-нет, к корифеям себя не причисляю, однако не считаю, что обязан раскрывать свои секреты всем подряд…»

Но вот появляются кое-какие намёки на разгадку тайны. Нет чтобы сразу обо всём рассказать! Ну хотя бы так:

«Обычно я пишу по утрам, иногда даже не дожидаясь завтрака. Записываю то, что, как мне кажется, имеет прямое отношение к сюжету. Если не получается с утра, можно этим заняться и попозже, завершив какие-то неотложные дела. Однако проблема в том, что свежие впечатления вмешиваются в тщательно отлаженный процесс, я слышу уже совсем другие голоса – один накладывается на другой, откуда-то возникает третий… Да просто слов не разобрать! Тогда, чтобы что-нибудь понять, мне надо приложить неимоверные усилия. Какое уж тут творчество? Так что для начала надо хоть немного подремать – самую малость, хоть полчасика. Думаю, этого вполне достаточно, если никто не потревожит…»

Что ж, об этом я уже писал – если чувствуешь напряжение в мозгу, самое время «сменить пластинку», отложить ноутбук, отвлечься, заняться уборкой комнаты, а если уже нет сил, тогда можно и вздремнуть. Но как заснёшь, если думаешь о том, какое «развлечение» придумает для тебя издатель:

«Будь я на месте своего издателя, оставил бы любимого автора в покое. Ну вот я написал роман – неужто этого вам мало? Оказывается, совершенно недостаточно. А всё потому, что на первом месте всегда и во всём оказывается прибыль! Издателя не устроит, если роман прочитают только те, кто в состоянии хотя бы в чём-то разобраться, понять характеры, сюжет… Нет, ему требуется, чтобы раскупили весь тираж. Даже не важно, что в дальнейшем будет с книгой, куда её читатель денет – поставит на полку, не читая, или спустит по листочку в унитаз. Да хоть гори она огнём – тогда и вовсе станет раритетом! А там опять и снова – реклама, реклама и опять проклятая, надоевшая, бездарная реклама!

От этих мыслей, что скоро надо будет ехать в Париж, встречаться со своими почитателями, участвовать в презентациях, посещаться какой-то там вернисаж, становилось тошно, мучила бессонница. Но что поделаешь, если так написано в контракте? Вот я проснулся среди ночи и не могу заснуть, прислушиваюсь к глухим ударам сердца. Пытался сосчитать до ста, сделал несколько глубоких вдохов, словно бы насыщая кислородом лёгкие, но ничего не помогало. В комнате душно, за окном повисла ночная мгла, а на душе печально и как-то одиноко. Единственный, вполне естественный для меня выход из подобной ситуации состоял в том, чтобы это описать. Так безнадёжно больной рассказывает о своих переживаниях врачу, надеясь тем самым отсрочить неизбежное. Чем дольше говорит, чем подробнее описывает свою хворь, тем крепче его надежда на бессмертие. Ах, бедняга! Зачем же столько слов, когда и без того всё ясно?

Ну вот и я надеюсь. Пытаюсь переосмыслить прожитую жизнь, в который уже раз понять: а кто же я такой, кому и чем может угрожать моё существование?

– Ты конформист!

Это снова Он. Ах, как у него всё просто!

– Да, ты конформист. Но только не тот, кто при любых обстоятельствах готов служить официальной власти, какой бы она ни была, – он, видимо, ткнул указательным пальцем куда-то вверх и продолжал: – Нет, конформизм в твоём случае – это приспособление к власти более могущественной, к власти денег, к тому, что признано теперь самым главным в обществе. В той, прошлой жизни ты пытался приспособиться, но потерпел, как нам известно, крах. И что теперь? Теперь ты рад, что у тебя наконец-то получилось, – и как бы подводя итог своему краткому эссе на тему моего мировоззрения: – Ты новый тип конформиста. Таких в России раньше не было.

Мне не хотелось с ним об этом спорить. Конформизм, нонконформизм… Да что говорить, просто модные понятия! А тут на весах моя жизнь, репутация, любимая работа…»

Ну вот и приоткрылась завеса тайны – оказывается, есть Он. Хочется спросить: кто такой, почему не знаю? Однако похоже, что и сам писатель пока не в состоянии этого понять:

«Он явно