Прощай, Атлантида - Владимир Шибаев

Потом он опустил веки и увидел весеннюю февральскую ту же пустыню, местами покрытую ворохами трав и цветов необычных, фантастических форм, перечеркнутую между зеленящихся и текущих вверх кустарников стремительными дорожками следов бесчисленных местных обитателей – змей, полевок, тушканов, полосатых местных крохотных хомяков и птиц размером с хвост воробья.

И не сразу Арсений услышал звон. Пустыня звенит, решил географ. Но кто-то опять настойчиво дважды и трижды вдавил снаружи кнопку. За дверью стояла Рита.

– Входи, – пригласил географ. – Садись, если хочешь. Сними плащ, если хочешь.

– Пришла сказать тебе вот что. Ты не шути с ними. С барыгой, и с этим… Ноликом. Это шутники низкопробные. Понимаешь?

– Да.

Рита прошлась по комнате и, как завороженная, остановилась перед портретом в рамке давно умершей матери географа.

– Может останешься посидишь? Кофе выпьешь, – спросил географ.

Рита подошла к нему слишком близко и сказала:

– Что ж тогда меня не оставил. Я тогда с тобой готова была на кухонном столе ночевать. Или на подоконнике.

– Но я пришел чуть позже! Сказать тебе…А ты повисла на этом доценте…нарочно…

– Какой мы однако нежный, все же. Чуть позже… Два месяца – это две жизни, – и Рита протянула руку и поправила ворот его рубахи.

– Я теперь совсем не та, Полозков. Позади пропасть времени. У меня два любовника-мачо. И я вся грязная.

Потом Рита повернулась, щелкнула дверь, и она ушла. А географ подошел к холодному окну и прижал к стеклу лоб. Ночь подобралась уже совсем близко.

Очень легко, еще издали Арсений распознал точное нахождение « Адвокатского бюро Колин и Павлов», и не потому, что на визиточке красовался вязью слегка похожих на русские буковки нарисованный адрес, и не по огромной, отшлифованной до слепящего блеска золотой, дословно повторяющей визитку доске у темной дубовой двери первого этажа старинного, но шахматно выложенного разномастной мраморной современной плиткой здания, – а по тощей кривой фигуре прыгающего с ноги на ногу сексота, откуда то вывернувшегося у подъезда за десяток метров перед Арсением Фомичем.

– Здорово, кормилец, – радужно улыбаясь, приветствовал его Хорьков. – Тебе, кореш, Чумачемко передает пламенный позывной – мол, береги себя, как воробей летом, для будущего позорного столба. Значится, кумекаю, все одно тебе хана за твои, фулиган, художества. Заместо меня в хорошей компашке болтаться будешь. Так что давай, раз все одно, денег мне на опохмел, хоть сколь. А пока не унывай, – добавил он, не дождавшись подачки, похлопал себя по ляжкам и художественно присел, пошатнувшись, в плясовой. – Нам, морозкам, все одно, где гнить. Так что держись пугалой, кореш…

Но в темноватый, нагретый хромированными калориферами адвокатский предбанник сексота, несмотря на его вопли и визги: " я с энтим следокопытом…спокуха, бугай…мы одна партия навынос…я майор спецназа секретно пристроен…крюки отгрузи! " – не пустили, а двое крепышей просто с размаху отправили его в свободный наружный полет на полосу покрытого свежей ледовой корочкой асфальта. И после один из бугаев, аккуратно оправив лацканы модного пиджака и сверив документы с физиономией, джинсами и тертыми ботинками Полозкова, поколебавшись из стороны в сторону, вежливо предложил: " Предварительно следуйте за мной".

Поводя чугунной спиной пиджака, охранник проводил Арсения через череду вылизанных сухих помещений и в угловом зале, где кроме тяжелых портьер на широких окнах с фигурной решеткой и огромного биллиарда посередине ничего не было, несколько замявшись, пробубнил:

– Погоди здесь. Руками ничего не лапайте, – а возле двери полуобернулся и, скорчив подобие улыбки, вскользь осведомился. – В секу-то рубишься?

– Нет, – озадаченно ответил Арсений.

– Ну, вот, – подтвердил какую-то свою догадку бугай и скрылся, щелкнув замком.

Но уже через минуту другую, не успел Полозков оглядеть разноцветные кии и шторы, в залу из неприметной боковой дверки неслышно заявился высокий худой джентльмен в темно-сером, под цвет маловатых глаз и коротковатых волос костюме, за которого можно было точно поручиться, что это не дородный толстяк господин Павлов. Это был господин Нолик.

Нолик неслышной походкой обошел приглашенного на обед географа, оперся мощным торсом о биллиард, так что цокнула пара оставленных в лузе шаров, а один тихо и обреченно скатился в лузу, и сипло произнес:

– Ну что, попал ты.

– Куда? – удивился Полозков, теряясь в догадке.

– Туда, – подтвердил бывший гребец или гандболист. – Куда макар кур не гонял. У нас тут не богадельня, чтоб ерепениться. Сказал – ушел, скрыл – пропал. Рапорт подал – свободен. Спецпропуск не сдал – без щей остался, с одними вшами. Тебя Павлов в сизо опрашивал?

– А я к Вам имею касательство?

– Муди не крути, а! Сюда по вызову явился? Значит подписал.

– Что подписал?

– Устный договор об особой службе. На свободу вынут? Вынут. А можно вернуть. Так что не сади мухи на ухи. А то ложка дегтя в глотку тебе медом покажется.

– Артур Альбертович, – почему то секретным полушепотом осведомился географ, – а Вы меня не…вчера…не узнаете?

И вдруг понял, какую сморозил плюху. Серый господин напрягся, как гончая перед броском, и сквозь стиснутые зубы протянул:

– Так ты, воробей, и у братца уже успел поклевать с руки.

– У братца! – поразился географ. – Вы не Нолик?

– Я как раз другой.

– Но как же, у братца?!

– А что, никогда не встречал. Я – брат, а он – внебрачный. Незаконыш, зачат в спешке неизвестно где.

– Так вы же…близнецы!

– Близнецы. Я старший, а он внебрачный, выбледыш. Это уж точно. Так ты и у Артурки пасся, горбунок.

– А Вы-то тогда кто? – изумился редкому геофизическому сходству географ.

– Я то? – неприлично ухмыльнулся сложенными в мертвую петлю тонкими губами пан спортсмен, взял кий и, не прицеливаясь, с треском влепил в лузы пару шаров. – Я, наверное, церковная мышь на старообрядной паперти.

Потом сунул руку, блеснув золотом часового браслета, в карман и ткнул в нос Полозкову порхнувший коричневой колибри документ. Внутри темных с золотом корочек Полозков еле успел прочитать:

" Госкомитет чрезвычайно особого положения. Главное разведочное подразделение." И должность, и звание разглядеть не успел, лишь фамилию странного типа: " Колин Альберт Артурович."

– Похож? – выдавил тип и еле уловимым движением скрыл документ. – Государевы мы люди, и ты теперь государев холоп. На родную землю пахай носом. О чем Павлов в обезъяннике спрашивал?

– Ну…так, ни о чем, – промямлил географ. – О сохранении достоинства и личных вещдоков. Об этикете силовых служб. А Вы что, из разных с ним ведомств? Я не думал.