Полет в неизвестность - Сергей Дмитриевич Трифонов

чине подпоручика был направлен в Ашмянский пограничный отряд, где служил помощником начальника разведки. В 1936 г. окончил высшие офицерские курсы в Кракове, затем до октября 1939 г. служил командиром пехотной роты, адъютантом пехотного батальона отдельной пограничной бригады. Был взят в плен Красной армией 22 октября 1939 г. в районе г. Гродно. Находился в лагере военнопленных и интернированных в Рязанской области. В числе иных польских военнослужащих был мобилизован в армию генерала Андерса, но уходить в Иран из СССР в составе соединений армии отказался. В 1943 г. вступил в 1-ю Польскую пехотную дивизию им. Т. Костюшко, прошел с нею до Германии, воевал, командуя последовательно пехотной ротой, разведротой, пехотным батальоном. В 1944 г. присвоено звание майора пехоты Войска польского. Советским командованием награжден медалями “За боевые заслуги” и “За отвагу”. Беспартийный. Не женат. В настоящее время — командир отдельного заготовительного отряда армейского подчинения. Его кандидатура рассматривается польским командованием на должность командира пехотного полка, представлен к очередному воинскому званию подполковника.

Обнаруженные опергруппой плоскости и фюзеляжи самолетов резать не надо. На станцию Рослау отправлен товарный спецсостав № АЛ/1403 со взводом охраны ГУКР “Смерш”, который должен быть загружен указанной продукцией, а также иной, которая может быть обнаружена.

Обращаю ваше внимание: главной задачей опергруппы являются: поиск и отправка в СССР изготовленных двигателей Jumo-004 и Jumo-012 и документации на них для реактивных самолетов конструкций фирмы Юнкерса; обнаружение изготовленных образцов, макетов реактивного бомбардировщика Ju-287 и документации на него.

Прошу ускорить разыскные работы по сотрудникам заводов Юнкерса в Дессау, Рослау и других центрах авиастроения.

Начальник 4 управления ГУКР “Смерш” генерал-майор Барышников».

«Барышников все же голова. Ясно, лаконично, просто. Теперь хоть задачи понятны», — думал Савельев, заново перечитывая документ. Он хотел позвонить Снигиреву, дать распоряжение насчет погрузки плоскостей и фюзеляжей, но вспомнил, что тот уехал в штаб 52-й армии выяснять о поляках. Дежурный офицер доложил, что никого из заместителей на месте нет. Тогда Савельев вызвал майора Лобова, инженера-испытателя из НИИ ВВС. «Все равно вся трофейная техника к ним в институт на испытание пойдет. Вот пусть и руководит погрузкой».

Лобов выслушал приказ и уже хотел просить разрешения отбыть, но Савельев задержал его, попросив составить компанию почаевничать.

— Сергей Васильевич, скажите, а какая авиационная техника все же лучше, наша или немецкая?

Лобов настороженно взглянул на начальника из-под густых седых бровей и опустил глаза. Он молчал, будто и не слышал вопроса. Лобов был стреляный воробей, пережил, сам удивлялся как, трех начальников НИИ ВВС. В тридцать седьмом расстреляли комкора Лаврова, через год — комдива Бажанова, в сорок втором — генерал-майора авиации Филина. А сколько вслед за ними исчезло начальников отделов, ведущих инженеров и испытателей, никто уже и не помнит. Он поднялся, одернул гимнастерку и спросил:

— Разрешите идти, товарищ подполковник?

Савельев улыбнулся, жестом усадил майора на место и придвинул к нему стакан крепкого чая в серебряном подстаканнике и плетеную корзинку с печеньем.

— Уж поверьте, дорогой Сергей Васильевич, не провокатор я, а физик-оптик. Поэтому искренне желаю понять принципиальные отличия советских боевых самолетов от немецких. Центр ставит задачу добыть двигатели Jumo-004 и Jumo-012, найти реактивный бомбардировщик Ju-287. Как человек военный, я буду исполнять приказ и выполню его во что бы то ни стало. Но как профессиональному физику мне интересно: зачем нам нужна эта техника, что, мы сами не можем подобное сконструировать и создать?

Слова начальника, видимо, убедили Лобова. Вообще ему нравился Савельев. Молодой, высокий, красивый, вся грудь в орденах, говорят, в начале войны во фронтовой разведке служил, а это многого стоит. Савельев, безусловно, интеллигентен, обладает хорошей речью, не кричит на подчиненных, не кичлив, не злопамятен. Но упрям и требователен. Попивая чай мелкими глотками, он начал:

— Видите ли, Александр Васильевич, в нашем НИИ испытывались абсолютно все немецкие самолеты, как довоенные, по просьбе германского правительства, так и трофейные. Изучение этой техники привело сотрудников института к некоторым, я бы сказал, неутешительным для нас выводам. За эти выводы многие, очень многие лишились жизни, а другие гниют в лагерях.

— Но ведь сейчас, насколько мне известно, с этими выводами знакомы руководители партии и страны?

— Да, знакомы. Так вот, в конструкции немецких самолетов огромное внимание уделялось упрощению эксплуатации боевых машин в полевых условиях и удобству выполнения боевых задач. В этих целях немцы широко применяли автоматы для облегчения работы летчиков: автомат входа в пике и выхода из него, автомат установки горизонтального курса, автомат торможения закрылками при снижении скорости до определенного уровня. Конструкторы не ограничивались замечаниями летчиков-испытателей, они ездили в строевые авиационные части, беседовали с летчиками, выясняли у них нюансы, спорили с ними. В итоге всегда рождались идеи, направленные и на совершенствование боевых машин, и на создание более комфортных условий пилотам воевать на этих машинах.

В кабинет вошел дежурный офицер:

— Простите, товарищ подполковник, вы просили напомнить, у вас сегодня встреча с немецким инженером.

Савельев поглядел на часы, десять тридцать семь, встреча в полдень. Еще есть время. Он попросил Лобова продолжать.

— Немцы совершили, если так можно сказать, революцию в авиастроении. Они довели до совершенства унификацию стандартных образцов вооружения, оборудования, агрегатов, деталей, материалов. По сути, в разных фирмах производство разных истребителей, бомбардировщиков, разведчиков осуществлялось из одних комплектующих. Вы можете себе представить, насколько это упрощало проектирование, производство, эксплуатацию, снабжение и обучение летно-технического состава авиации?

— И экономило время и финансовые ресурсы?

— Абсолютно верно. Кроме того, все их машины отличались несравнимыми запасами устойчивости, следовательно, и безопасности полета, живучести самолета. И поэтому значительно упрощалась техника пилотирования. Заметьте, все их машины были обеспечены фибровыми протектированными бензобаками, в том числе при расположении топлива в плоскостях, то есть в крыльях. А значит, живучесть самолета еще больше возрастала.

— Это значит, что при попадании снарядов и пуль в бензобаки горючее не загоралось?

— Точно! Во всех их самолетах, даже в силовых элементах конструкции машин, массово использовались литые детали из магниевых сплавов, современные полимеры, клееные и керамические материалы. А что со связью? Вы помните, когда наши истребители стали поголовно обеспечивать радиосвязью, нет? Ну и слава богу. До сих пор не все машины радиофицированы. У немцев уже в тридцать девятом не было ни одного боевого, транспортного, учебного и спортивного самолета, не оборудованного радио. Это было просто запрещено! Все их самолеты обеспечивались высоконадежными аэронавигационными приборами, бомбардировщики уже давно летали с автоматом «автопилот», а с сорок второго года на них стали устанавливать отличные радары. Зачем вы записываете? — с подозрением спросил Лобов.

— Да не беспокойтесь вы. Я