Бал был бел - Лукин Евгений Юрьевич

Заволжская

Дай-ка выпью за своё здоровье! Повезло мне — вот ведь как бывает: убивают русских в Приднестровье, а у нас пока не убивают. Станет гулкой звонкая посуда. Я ещё бутылочку достану. Так что, братцы, будем жить, покуда не отмежевали к Казахстану… 1992

Жалостная

Две границы пройдено. Клочьями рубаха. Здравствуй, тётя Родина, я — из Карабаха! Три границы пройдено. Складками надбровья. Здравствуй, тётя Родина, я — из Приднестровья! Все четыре пройдено. Упаду — не встану. Здравствуй, тётя Родина, я — с Таджикистану! За подкладкой — сотенка. Движемся — хромая. Что ж ты, падла-тётенька? Али не родная? 1992

Дым Отечества

 Дореволюционные песенки

«Ответьте мне, уроду…»

Ответьте мне, уроду: зачем я отдаю Россию за свободу, причём не за свою? Потом переживаю: да как же это я? Свобода-то — чужая. Россия-то — своя. 1993

Баллада о невидимом райцентре

Год за годом в тихом озерце, обрамлён пейзажиком исконным, отражался маленький райцентр с красным флагом над райисполкомом. Но однажды вздрогнула вода, потемнело озеро к ненастью — передали новость провода, что пошла борьба с Советской властью! Изменились жители в лице. Был намёк неверно истолкован. Взбунтовался маленький райцентр с красным флагом над райисполкомом. Демократов вышвырнули прочь, возвели в проулках баррикады, жгли костры и факелы всю ночь, не боясь ни Бога, ни блокады. Отдалось в чувствительном крестце — понял мэр, что быть ему секомым за мятежный маленький райцентр с красным флагом над райисполкомом. А броня-то всё ещё тверда — и в степных дымящихся просторах потекла десантная орда на пятнистых бронетранспортёрах. Озабочен старший офицер — уж не заблудился ли с полком он? — Господа! Да где же здесь райцентр с красным флагом над райисполкомом?.. Озерцо да роща, благодать, но нигде ни домика, хоть плюньте! И пришлось в итоге докладать о пропавшем населённом пункте. …Иногда лишь в тихом озерце вопреки оптическим законам возникает сгинувший райцентр с красным флагом над райисполкомом. (Эту быль под тихий звон монист в кабаке с названием «Цыганка» рассказал мне бывший коммунист, президент коммерческого банка.) 1995

Первая ваучерная

Я согласился на раздел страны, продался я за ваучер бумажный — и вот латаю старые штаны, а кто-то строит дом пятиэтажный. Зачем на танки с камушком в руках попёрся я, поверя в жизнь иную! Был в дураках — остался в дураках. Не привыкать. Стерплю. Перезимую. Но что мне делать в случае таком, когда в окрестной рощице зелёной берёзка-полоняночка тайком кивнёт приватизированной кроной? Я перед ней, дыханье затая, стою, как пень, и медленно въезжаю: была ничья и, стало быть, моя; теперь — его и, стало быть, чужая. А он возводит львиное крыльцо, он голубые зафугачил ели. И уж не бросишь ваучер в лицо — грешно сказать, не про́пили — проели. Продам пальто (ещё не холода). В конце концов не всё ему смеяться! Ох, посмотрю я на него, когда наступит год две тысячи семнадцать! 1994

Вторая ваучерная

(исполняется тяжёлым слезливым басом)

Я-то думал, что честно поделим Россию на части: хочешь — сам пропивай, хочешь — внукам оставь на пропой. Накололи, заразы! Опять я поверил начальству. И опять пролетел, как шрапнель над абхазской тропой. В сберегательном банке, куда собрались бедолаги за своим за родимым Расеюшки кровным куском, мне в стеклянном окошке вручили кусочек бумаги и сказали, что эта бумага — моя целиком. Я хожу до сих пор со сведёнными тупо бровями. Пропивал и считал: как припомню — стыдом опалит! Всю страну отхватили с морями её и краями и за всё уплатили неполных двенадцать поллитр! Отдаю обстановку за так спекулянтам-уродам, и останутся скоро в дому простыня да кровать. Ты прости мне, Россия, что я тебя дёшево продал! Мог продать подороже. А мог бы и не продавать. 1994