В неверном свете - Карло Шефер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С этими словами гаупткомиссар удалился.
— Что он задумал? — озадаченно спросил Штерн.
— Такое бывало с ним и раньше, — сказал Лейдиг, — это все говорят… Может, он все-таки… ну… больной… но только я не верю.
— Мужик супер, — загоготал Хафнер. — Ну, давай, Кланни, веди нас домой.
— Я не Кланни, а Бабетта, — огрызнулась девочка.
Быстрым шагом Тойер пересек приемную шефа. Из «Микки-Мауса», — он время от времени покупал ее тайком, как настоящие мужчины покупают «Пентхаус», — он знал, что напор и агрессивность способны прогнать даже крокодила. Впрочем, еще вопрос, знают ли об этом сами крокодилы.
— Кто вы? — воскликнула секретарша. — Ах, вы тот самый Тойер…
— Значит, он вынуждает вас сидеть тут до ночи сверхурочно. Типично для него, — рявкнул шустрый посетитель и мягко отодвинул храбрую фройлейн от двери, за которой скрывался его противник. — Господин Зельтманн, я должен вам кое-что сообщить; это может вас заинтересовать.
— Меня вообще ничего не интересует. — Зельтманн поднялся с места, словно готовился к драке, что было не так далеко от истины. — Я не должен нечего выслушивать. Потому что вообще ничего не должен.
— Неправда, — бодро возразил Тойер, — вы должны когда-нибудь умереть. Это все должны. — Он с грохотом захлопнул дверь. — Вы должны умереть, господин Зельтманн. Вы будете задыхаться и прощаться с миром, а потом умрете. Тогда не останется ничего от вашего семинарского знания!
Зельтманн раскрыл рот, но не смог выговорить ни слова.
— Должна была умереть и моя жена, — кипятился Тойер, — на девятом месяце беременности, знали вы про это?
— Нет, — забормотал Зельтманн, — это…
— Ведь вы так много про меня знаете. Разве не написано об этом в моем служебном досье? Бог милостив к вашей грязной канцелярской душонке! — прокричал старший гаупткомиссар, подошел к чаше с гладкими камешками, загреб несколько штук и сунул в карман.
— Почему вы так меня ненавидите? — жалобно проговорил Зельтманн.
— Что вообще творится в этом кабинете? — снова заорал Тойер и пнул корзину для бумаг, которая в самом деле стояла посреди комнаты. — У нас создалось впечатление, да, версия, можно даже сказать, веские основания предполагать… — С этого момента он стал безбожно врать: мол, подлое нападение на молодого человека минувшей ночью непосредственно связано с утопленником из Неккара, и тут, возможно, прослеживаются международные связи, во всем, вплоть до собак. И мы далеко протянули наши щупальца, господин директор, сильно рискуя. Послушайте, Рюбецаль-любитель! Моим мальчикам я категорически приказал молчать. — Тойер с поразительной ловкостью отскочил в угол и заговорщицки постучал по стене. — Стены имеют уши, и в темноте их не видно, господин доктор.
— Вы должны рассказать мне подробней. — Зельтманн слегка побледнел и снова опустился на стул.
— Я ничего не должен рассказывать про дело, которое я даже не веду, и вообще, я ничего не могу сказать о том, чего нет! Меня связывают по рукам и ногам! Меня гонят и третируют! Что вы за человек? Мы тут, понимаешь, вытаскиваем горячие угли из огня! Из пылающего жерла ада! А нас связывают по рукам и ногам! Я повторяю свой вопрос и жду ответа: что вы за человек?
Тойер грозно встал перед письменным столом своего посредственного шефа и чувствовал себя гориллой в горах Уганды. А они чувствуют себя сильными и могучими.
— Человек, которому свойственно и ошибаться, — прохрипел Зельтманн, — то есть заблуждаться. И все-таки, мой дорогой Тойер, ваш Хафнер был, господин Тойер, чудовищно пьян. А тот бедный глухой, бедный глухой… и я даже не смог ему сказать, как мы сожалеем о случившемся…
— Лес рубят, щепки летят! — вскричал Тойер. — Тут у нас не Брухзаль! Не лужайка перед виллой. И мы не хор баптистов. Мы бульдоги, свирепые бульдоги! Когда я выскажу вам все, что должен высказать, я пойду в свой кабинет и проработаю там всю ночь. Которую ночь в моей жизни, собственно говоря? Кто считал бессонные ночи криминалиста? Вы? Я? И кто вообще сегодня полицейский?
— Товарищ гражданина, — простонал Зельтманн. — Во всяком случае, вы проводите расследование не по-товарищески, коллега Тойер.
— Возможно, это как раз и хорошо, — Тойер понизил голос, — если тот или иной человек отказывается обручиться со злом. — Он впился глазами в Зельтманна. Потом резко переменил тон. — Подождите, сейчас я все соберу. И большое спасибо за совет насчет витаминов. Как видите, они подействовали! — Комиссар скрылся за краем стола, присев на корточки словно неуклюжая утка, и принялся собирать в корзину разбросанные бумаги.
— Господин Тойер, возможно, я слишком несерьезно отнесся к делу об утопленнике. Международный заговор — вы не могли бы рассказать мне подробней?
Тойер молча продолжал собирать мусор. Лишь спустя целую минуту он снизошел до ответа.
— Нам требуется прочное положение. Без одергивания. С широкими полномочиями. Очень широкими полномочиями, если потребуется… — тут он сделал театральную паузу, — с привлечением Федерального ведомства по уголовным делам и Генерального прокурора. Но это еще не все… Кто знает, возможно, бедный мальчик был бы жив, если бы нам позволили спокойно работать… — При всем своем плутовстве Тойер отругал себя за последнюю фразу.
Зельтманн испуганно глотнул воздуха:
— Пожалуй, я завтра выясню этот вопрос с прокуратурой. К сожалению, я уже проинформировал господина Вернца, что вы, ну, как бы это выразиться, я говорю так своему ребенку… не слишком в курсе… были… ах, Господи. Я позвоню ему завтра. Да, так будет лучше всего, подождите, я вам помогу.
Директор полиции тоже присел на корточки и стал собирать клочки бумаг.
— Когда все будет позади, — устало бормотал он, — я бы хотел провести с вами сеанс медитации, у нейтрального лица, которому мы оба доверяем. Мы оба, мы оба, не только вы, слишком часто разговариваем, находясь под влиянием негативных эмоций, а не сути проблемы. Аспект межличностных отношений важен, но если в нем что-либо не ладится, тогда нужно, как минимум, научиться… господин Тойер, мы оба должны научиться, так сказать, общаться в парадигме содержания. Как партнеры. Я подчеркиваю: партнеры.
Он набирает номер.
— Алло, кто говорит? — раздается в трубке.
Он ничего не говорит, лишь слушает голос, как охотник внимает крикам дичи.
— Кто это, проклятье! У меня номер с определителем, я все выясню и доберусь!
Бедный, настоящий Макферсон. Молодой голос, незначительный, но самоуверенный.
— Я кладу трубку, говнюк!
Он улыбается.
Ильдирим сидела в кубинском ресторане и не понимала, зачем она вообще пришла на эту встречу. Музыку из репертуара «Буэна Виста Соушл Клаб» она уже не могла слышать. Южноамериканская кухня ее не привлекала, тем более в ее пресном варианте, рассчитанном на нежное нёбо европейцев. Но прежде всего ее раздражал партнер — своей самодостаточностью. Он бесперебойно изливал свою информацию о Гейдельберге, и ей оставалось лишь поддакивать.
— Очень интересно также, что университетская библиотека, несмотря на ее типичный для своего времени роскошный портал журнального крыла, построена авангардистским в те годы способом каркасного строительства. По-моему, это очень интересно…
Он наслаждается ленью турчанки. Он полистал пару часов путеводитель; достаточно, чтобы сыграть роль информированного туриста. Нужно нагородить побольше слов, чтобы, будто между прочим, произнести нужную фразу.
Разглагольствуя, он оглядывается по сторонам. Роскошное помещение, разделенное колоннами, вот только пластиковые пальмы подкачали — они неумело опрысканы каким-то нелепым ароматизатором, что должно имитировать запахи Гаваны.
— Прометей, слева от главного входа, как бы направляет дух исследования в нужные пределы…
Ильдирим разглядывала собеседника, все остальное было попросту скучным. Было что-то странное в этом евразийском лице, но что — она не могла точно определить. Нечто похожее на маску смешивалось с весьма живой мимикой, постоянный самоконтроль сочетался с кажущейся непосредственностью.
— … мне особенно нравится.
— Что? — переспросила она. — Кто? Простите, я не расслышала.
Маленькая, подвижная армия зеленых муравьев гнева кишит у него внутри, в пустом сером, как бетон, пространстве души. Его обязаны слушать! Он пытается сохранить спокойствие и повторяет:
— Кажется, Тернер бывал в этом городе много раз.
Свои слова он сопровождает сияющей улыбкой, от которой у него даже ломит челюсть.
— В вашем путеводителе наверняка об этом тоже написано, — холодно ответила Ильдирим.
Она задумалась, случайно ли, что она снова натолкнулась на Тернера; скорей всего, в самом деле случайно. В прошлое лето к ней подряд, в течение трех дней отпуска, привязывались мужчины, называвшие себя «Франки». Одному она поддалась. С самого начала без особой надежды. Но все вышло еще более отвратительно и жалко, чем она опасалась.