Похищенный - Макс Коллинз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Один раз инспектор Уэлч поднял трубку телефона, что стоял в коридоре, и Линдберг набросился на него со словами:
– Какого черта вы тут делаете?
Надо заметить, что Линдберг крайне редко позволял себе крепкие слова.
– Он зазвонил, и я взял трубку, – сказал Уэлч.
С суровым выражением на лице и не менее суровым тоном Линдберг произнес:
– Я хочу, чтобы вы ясно поняли и прямо сейчас, что ни вы, ни любой другой полицейский ни в коем случае не должны трогать этот телефон. Вы находитесь здесь, потому что я позволил вам здесь находиться, и я прошу вас не лезть в мои дела.
С другой стороны, Микки Роснер, гордость нью-йоркского преступного мира, часто поднимал трубку этого телефона и имел к нему свободный доступ.
Диксон, двое полицейских и я сидели за одним из столов, на которых сортировалась почта; у стены позади нас лежали груды просмотренной корреспонденции. Легкий деревянный стол был завален монетами в пять, десять и двадцать пять центов. Большая их часть лежала передо мной. Пришла моя очередь сдавать карты.
– "Черная Мария", – сказал я, сдавая их.
– Что означает, черт возьми, «Черная Мария»? – спросил Питере, заядлый курильщик с каштановыми волосами, румяными щеками и постоянно нахмуренным выражением лица человека, опасающегося, что его в любую минуту могут охмурить люди более толковые, чем он. Что, впрочем, случалось довольно часто.
– Стад[6]на семь карт, – сказал я. – Крупная пика, выпавшая на нераскрытые карты, разбивает кон.
– О, – сказал Питерс и затянулся.
Диксон, кажется, умел играть. С деланно безразличным видом он разглядывал свои карты. Вполне возможно, что одна из нераскрытых у него была пиковым тузом. Харрисон был самым молодым из игравших; он играл и проигрывал, не делая никаких комментариев.
Едва я закончил сдавать, как в гараж решительным шагом вошел полковник Брекинридж. Это олицетворение достоинства был в одном халате, со следами от носков на голых, белых, волосатых ногах.
– Геллер, – проговорил он с облегчением. – Вы еще здесь?
Обычно к девяти часам я уже выезжал в Принстон в старой колымаге, которую мне предоставил Линдберг. Однако в тот вечер я задержался, чтобы обставить этих провинциальных копов.
– Да, – сказал я, глядя на свои две розданные нераскрытыми карты. Дама пик. Отлично. – Что вам нужно?
– Вы, – сказал он, потом грубо схватил меня за руку и оттащил от стола.
– Эй! – воскликнул я, роняя свои карты.
– Пойдемте, – сказал он, и мне пришлось последовать за ним в дом, оставив и карты, и деньги в гараже.
– Я выигрывал, – возмущенно проговорил я. – И мог выиграть еще три бакса...
– Успокойтесь, – сказал он. – Я хочу, чтобы вы были полковником Линдбергом.
– Что?!
Брекинридж подвел меня к телефону в коридоре недалеко от кабинета Линдберга. Трубка была снята с рычага.
– На линии сейчас какой-то пожилой человек по имени доктор Джон Кондон, – сказал он. – Он утверждает, что получил адресованное ему письмо с приложением для полковника Линдберга.
– Ну и что? – Подобные звонки раздавались достаточно часто.
– Доктор Кондон говорит, что не уверен в подлинности этого письма. Он допускает, что его отправил какой-нибудь шутник или чудак. Однако недавно он написал письмо в выходящую в Бронксе газету «Хоум Ньюз», в котором предлагал тысячедолларовое вознаграждение тому, кто вернет маленького Чарли домой живым и невредимым. Письмо напечатали, и он думает, что это может быть ответом на него.
– Что еще за «Хоум Ньюз»? Должно быть, какая-нибудь низкопробная провинциальная газетенка?
Брекинридж пожал плечами:
– Так оно и есть.
– Ну тогда маловероятно, что похитители заметили в ней это письмо.
– Я знаю, но этот человек не шутит. Он профессор Фордхемского университета. Во всяком случае, он так говорит. Он дал мне некоторые сведения о себе и перечислил свои звания, что прозвучало довольно правдоподобно.
Я фыркнул.
– Но, – продолжал Брекинридж, – он отказывается сообщить еще что-нибудь, пока ему не предоставят возможность поговорить с самим полковником Линдбергом, которого я не собираюсь беспокоить... Чарли впервые за несколько ночей смог заснуть.
– О! Ну ладно. Конечно, я разыграю из себя Линд и.
Брекинридж улыбнулся.
– Спасибо, Геллер. Вы знаете, что полковник хочет, чтобы к каждой версии, к каждому звонку относились серьезно.
– Разумеется, – сказал я, поднимая трубку. Пропала дама пик. Проклятие!
– Говорит полковник Линдберг. Что случилось?
– Ах, полковник! Я так рад слышать вас! Я только что получил письмо, которое может иметь для вас большое значение.
У него был мелодичный голос, однако он говорил очень громко.
– Вам всегда приносят почту в полночь, профессор?
– Я пришел домой только в десять – сегодня я вел занятия. Я просмотрел около двадцати писем, прежде чем наткнулся на это. Вам прочитать его?
– Пожалуйста, профессор.
Все тем же напыщенным тоном он продолжал:
– В нем говорится – мне придется еще учитывать орфографические ошибки и плохой синтаксис – в нем говорится: «Дорогой сэр, если вы желаете действовать в качестве посредника в деле Линдберга, то, пожалуйста, строго соблюдайте указания. Передайте приложенное письмо лично в руки мистеру Линдбергу. В нем он найдет все разъяснения. Никому не рассказывайте о письме. Как только мы узнаем, что пресса или полиция уведомлены, все наши условия автоматически аннулируются, и это еще больше задержит возвращение ребенка домой». Ужасная орфография!
– Там есть еще что-нибудь?
– Да.
– В таком случае вначале, пожалуйста, прочитайте все письмо, профессор. Оценивать его орфографию будете потом.
– Да, конечно. "После того как вы получите деньги от мистера Линдберга, поместите в нью-йоркскую газету «Америкэн» два слова: «деньги приготовлены».
Я прикрыл рукой трубку и обратился к Брекинриджу:
– Мне кажется, этот старик просто ищет способ легко заработать.
– "После этого мы дадим вам дальнейшие указания, – продолжал Кондон. – Не бойтесь, мы не охотимся за вашей тысячей – оставьте ее у себя". Они имеют в виду тысячу долларов, которую я пообещал за благополучное возвращение ребенка в своем письме в выходящую в Бронксе газету «Хоум Ньюз». Я конечно предложил бы больше, но это все, что я смог накопить в надежде, что любящая мать вновь обретет свое дитя.
– Вы очень великодушны, – сказал я, подавив зевок.
– "Только действуйте строго в соответствии с нашими указаниями, – продолжал он. – Будьте дома каждый вечер с шести до двенадцати часов". Вот это последнее мне не совсем понятно.
– Как оно подписано?
– Здесь стоит знак мафии.
Правильно.
– Вы уверены, профессор?
– На письме есть штемпель с надписью: «Почтовое отделение Нью-Йорк». Оно пришло в длинном белом конверте. Внутри находился такой же белый конверт, но поменьше, на котором написано: «Дорогой сэр! Пожалуйста, передайте вложенное письмо полковнику Линдбергу. В интересах мистера Линдберга не извещать полицию». Я не вскрывал этого приложенного письма, сэр.
Надутый осел.
– Что ж, вскройте и прочитайте его мне.
В трубке послышался треск разрываемого конверта, похожий на звуковой эффект радиопрограммы.
– "Дорогой сэр, – начал читать он, – мистер Кондон может действовать в качестве посредника. Вы можете дать ему семьдесят тысяч долларов".
Я чуть вскинул голову: сумма – семьдесят тысяч – совпала; вначале они потребовали пятьдесят тысяч, но в последнем письме была та же новая сумма – семьдесят тысяч.
– "Сделайте для денег один пакет, – читал он. – Его размеры должны быть..." Здесь есть рисунок коробки, полковник. Указаны ее размеры – 6х7х14 дюймов. Мне продолжать читать письмо?
Нет, встань на голову и начинай свистеть, тупица.
– Пожалуйста, – сказал я.
– Дальше говорится: «Мы уже уведомили вас, в каких купюрах должны быть деньги. Не пытайтесь подстроить какую-нибудь ловушку. Если вы или кто-то еще сообщит в полицию, то этим только отсрочите возвращение ребенка. После того как мы получим деньги, мы сообщим вам, где искать вашего мальчика. Вы уже можете подготавливать самолет – это место примерно в ста пятидесяти милях от вас. Но мы сообщим вам адрес только через восемь часов после получения денег».
– Вот как. – Несмотря на то, что он правильно назвал сумму выкупа, этот профессор производил впечатление жулика, желающего быстро и хорошо заработать.
– Как я уже сказал вам, подпись на письме напоминает знак сицилийской мафии. Здесь изображены два пересекающихся круга...
– Круга? – На этот раз я дернул головой значительно сильнее. Брекинридж заметил это и наклонился вперед. – Пересекающихся?
– Да, если бы меня спросили, я бы назвал их пересекающимися кругами...
– Хорошо, хорошо. Продолжайте описание.