Самолёт на Кёльн. Рассказы - Евгений Попов

…А близ совхоза «Удачный» в школе для дефективных детей мальчик Ваня Кулачкин никак не мог понять, чего хочет от него эта чужая накрашенная тетя. Какие такие квадратики? Какие такие птички? Почему, где, кто она, эта тетя, где мама, почему мама была белая и качала головой, паук зачем муху ел, муху ел, не доел…

– Ваня, я ведь, кажется, тебя спрашиваю? – сердито сказала тетя.

Ваня встал и хлопнул крышкой парты.

– Я больше никогда не буду, – сказал Ваня. Глаза у него были синие-пресиние.

Тетя ему ничего не ответила. Лишь хрустнула пальцами и подошла к окну, чтобы долго смотреть на темный лес, подступающий к школе.

Ели, пихты освежены дождем. Замерли, не шелохнутся строгие деревья. Петляет проселочная дорога. Какая-то птица, тяжело хлопая крыльями, скрывается в глубине…

– Шишкина бы с Левитаном сюда. Пускай садятся друг против друга и рисуют, рисуют, рисуют, сволочи! – подумала тетя.

И эта картина ее слегка развеселила.

МОСКВА

Однажды в одном сибирском городе – городе К., лежа в одной постели – полутораспальной, ссорились одни любовники – он и она.

Она выговаривала сердито:

– Посмотри, на кого ты похож. Нестриженный. Это – ужасно. Шуба замурзанная, подпоясанная какой-то веревкой. Ты ходишь как сторож.

– Но у меня ведь очень теплая шуба. Мне в ней тепло, – мирно возражал он.

– Тепло! Ты – как сторож. Тебе только ружья не хватает.

– Ружья мне действительно не хватает. Было б ружье – я б тебя давно ухлопал, – согласился любовник.

– Ох ты! Ох ты! Подумаешь! – захохотала она. Но отвеселившись, возобновила атаку:

– А твои ужасные брюки! А эти валенки! Мне стыдно идти с тобой по улице! Право, стыдно!

– Право-лево, – пробормотал любовник. Он собрался вздремнуть.

– Не спи, паразит! – крикнула юная девица. – Не спи! Ишь, не нравится, когда правду говорят…

Любовник тоже обозлился.

– Какая тут может быть правда, – взвыл он. – Ты и тебе подобные, в частности твоя подруга Ирочка московская, вы – типичные осколки ширпотреба, смеете мне диктовать свои паскудные вкусы!

– Не смей ругаться. Ты – обычный неряха. Ты – грязный. И если тебе люди говорят, то ты слушай, а не ори!

– Вот уж чего-чего, но не грязный, – захохотал любовник. – Что угодно, но только не это. Это скорее ты грязная. Вспомни-ка, вспомни!

– Нечего мне вспоминать, – пробормотала девушка.

– Так уж и нечего? – лукаво осведомился любовник.

– Почти нечего!

– Вот и врешь! Вот и врешь! – пуще прежнего хохотал любовник и хлопал себя по ляжкам.

– А потом, зачем ты задеваешь Ирочку. Да, она моя подруга. Да, она составила хорошую партию. Но она – модерновая девка. Она – современная девка. А ты из себя корчишь невесть бог знает что, а сам – обычная бездарь.

– Я не бездарь. Мне многие говорили, что я не бездарь. И ты это прекрасно знаешь, что я не бездарь.

– А ты больше слушай дураков. Не бездарь. Даже цепочку мне купить не можешь.

– Может, мне еще вдобавок тебе за каждый раз по пятерке платить, – снова возопил любовник, впадая при таких словах в ужасный гнев.

– Ты пошлости не говори. Тебе завидно, что Ирочка в Москве живет. Олег-то ее по крайней мере хоть может обеспечить.

– Да понимаешь ли ты, что таким дерьмом, как твоя Ирочка и ее… супруг, в Москве вымощены мостовые! – заорал любовник.

И тут наступил переломный момент.

– Ну, хватит! – торжественгно сказала она. – С меня хватит. Ты уже достаточно наговорил. С меня хватит. Мне надоело. Все.

Она встала. Любовник посмотрел на нее снизу вверх. Она поняла его взгляд. Она сильно пнула его в нос прелестным ножным пальчиком и заплакала. Она заплакала и стала поспешно одеваться.

Она натягивала на себя все свое розовое, все свое белое, все свое трескучее, отглаженное. Она всхлипывала, и от синтетического ее свитера сыпались трескучие мелкие зеленые молнийки.

– Ну, ладно. Кончай ругаться. Мир, – протянул он руки.

– Уйди! Ненавижу! – прошипела она. После чего ушла.

Впрочем – не навсегда. В жизни никто никогда не уходит. Просто жизнь проходит. Ибо жизнь – есть жизнь.

КАК Я ОПУСТИЛСЯ

ЛАВ СТОРИ 1

«Согласно конечного итогу, нет на земле и быть не может человека, который женился бы удачно. Всякий брак неудачен, и глупо поступает тот, кто, подобно страусу, прячет голову в песок, не желая признавать этого вопиющего факта», – утешал я себя, потому что, сбежав 31 октября прошлого года от последней жены, оставил ей длинную записку следующего содержания (привожу по черновику):

«Дорогая ЖП2! Я долго думал и считаю, что наши отношения окончательно зашли в тупик, вследствие чего наша совместная жизнь становится невозможной. Жить в атмосфере ругани, скандала, взаимного непонимания унизительно и разрушительно и для тебя, и для меня, а переделать друг друга мы не можем и не сможем никогда.

Я ухожу. Пока месяц-другой мне будет где жить, а дальше видно будет. Может быть, уеду к БП-13. В общем, пока не знаю. В ближайшее время я позвоню БП-24, и мы с тобой встретимся, чтобы все подробно обсудить.

Я не хочу разбираться, кто из нас прав, кто виноват, – хватит трепать друг другу нервы, мы в этом деле и так значительно преуспели, а в результате бесконечных разбирательств только больше запутываемся.

Так что, пока не поздно, давай расстанемся, и расстанемся друзьями, а не врагами. Поверь, что это (мое) решение далось мне очень трудно (нелегко), но я не вижу другого выхода, и мне кажется, что если не сейчас, то когда-нибудь ты поймешь, что я поступил верно».

МИ5.

Впрочем, не бесчувственная же я скотина, согласно конечного итогу!.. Я очень сильно переживал (переживаю). В электропоезде, уносящем меня прочь от моей бывшей жены (и моей бывшей квартиры) в неизвестность, в квартиру ФИОГ6, где мне по сговору предстояло жить все то время, пока он будет служить нашей Родине на территории Западной Германии (Бундес Републик Дойчланд), в этой электричке я сидел близ окна, поставив на узкий подоконник свой узкий локоть. По стеклу стекала серая струйка. За окном дождь все облил. Около насыпи оказался подросток. Не успев промелькнуть за окном, он пустил в окно кирпичом. Успешно, кстати, – даже и не разрушив стекла, которое тут же пошло черными трещинами и вскоре частично вывалилось, отчего в пустую дыру засвистал холодный ветер и заходил грязный дождь.

ШЕЛ ДОЖДЬ И ДВА КИТАЙЦА 7

Я брезгливо хотел пересесть куда-нибудь подальше, но все желтые лавки уже были заняты возмущенными пассажирами, громко обсуждавшими варварский поступок пригородного недоумка. Я вышел в тамбур и там, находясь среди плевков и окурков, крепко задумался.

Я думал о том, что – истерики, конечно же, и скандалы… хотя, конечно же, и не в этом одном, конечно же, дело. А дело в том, потому что меня не переделаешь, и если ВЫ умеете и любите жить семейной жизнью, то вы ей и живите в тепле и радости, а Я буду жить один, пробавляясь случайными сексуальными знакомствами, но не превращая их – нет, о нет! – в устойчивую сексуальную дружбу (любовь). Решение мое было окончательным, бесповоротным. Ибо я выстрадал его, выстрадал в муках, поскольку бывшая жена моя подтибрила у меня из сумочки письмо от БЛ8, содержащее полную компрометацию моей личности и тела. И с тех пор каждодневно (ежевечерне, еженощно…) хныкала, выла, роняла мерзкие слезы. Кроме того, она попрекала меня, будто я зарабатываю мало денег, что является чистейшей правдой и на что мне тем не менее совершенно наплевать.

Как и на многое другое. Но НЕ НА ВСЕ! Для меня ведь тоже есть элементы СВЯТЫЕ, хотя по раскладке я непременно должен быть грешником. Элементы святые, СВЯТЫЕ-Е… сути которых я не могу четко сформулировать ввиду того, что слабо представляю, о чем идет речь.

Ах, как бранилась она со мной!.. Как произносила слова!.. Когда она произносила слова, мне хотелось обнять и расцеловать ее (ее изработавшиеся морщинистые руки – ха-ха-ха! Шутка! Какие там, к черту, «изработавшиеся»…), обнять ее и расцеловать ее либо хватить по голове кирпичом.

Да, истерики, конечно же, и скандалы. Но ведь не в этом же дело-то в конце концов!.. Хотя – побелевшее (побагровевшее), застывшее (кривляющееся, кусающее губы), надменно молчащее (орущее) лицо это, дразнящее… Лицо… Тело… Ну, я, в общем, не знаю…

Но твердо уверен – это неуловимо, как дождь и два китайца. Это есть сон и соответствующие сну превращения. Ирреальность их сугубо подчеркивается тем, что ирреальность эта ощущается лишь тогда, когда ничего уже нет. Так народы Африки с недоумением глядят нынче в прошлое – зачем-де мы столько лет мирно терпели вонючее колониальное господство, с ума мы, что ли, посходили? Ведь всего и делов-то было: подойти к англичанину, французу, испанцу, португальцу, взять их крепко за руки и ударить по голове кирпичом. И тогда все бы навсегда стало тихо, и никто бы больше никогда не обижал бушменов… Да… Вот так-то… Лицо… лицо… лицо… И тело… и электропоезд, электричка, кар… карета, уносящая(ся)…