Страницы зеркал - Вилен Виленович Тимирязев

баре напротив, возле окна, но так, что меня не было видно с улицы. Я ждал не более двух дабл виски. Сказать ли, что я был не особо удивлен, когда увидел дочь профессора Вагнера, подходящую к гостинице? Первым желанием было проследить за ней, но, вполне вероятно, что за ребенком наблюдал кто-то, знающий меня, при этом мне не знакомый. Пришлось договориться с хозяином, дабы он выделил на эти цели поваренка за один фунт. За то время, которое прошло до возвращения шпиона, бар явно заработал на моем виски существенно больше.

Мальчишка рассказал, что девочка не шла прямой дорогой, очевидно, избегая слежки, после двухчасового маршрута итоговая точка оказалась не более чем в полумиле отсюда. О чем это говорило? Группа (по крайней мере, данная, наличие остальных пока было полной тайной) была довольно малочисленна, хотя, безусловно, обладала определенными возможностями, но существенно более ограниченными, нежели они пытались мне внушить. В общем, удар нужно было наносить немедленно (выпитый виски навевал аромат вереска, звук боевой волынки и решимость). Добавив еще пять фунтов к счету, я получил моего провожатого в полное распоряжение до утра. Было темно, шел дождь, желтый свет отражался от мокрой брусчатки. Я взял кэб как для маскировки, так и чтобы не слишком промокнуть. Мы довольно быстро добрались до двухэтажного особняка, мальчишка уверенно сказал, что девочка вошла внутрь именно этого дома. Оставив вознице денег, я поручил ждать меня в паре сотен ярдов не привлекая внимание.

Плана, что делать дальше, не было, решил осмотреться. О том, чтобы пытаться войти через центральную дверь, можно было не думать, но дом был сильно увит плющом, а разнообразные декоративные узоры вдоль стены давали дополнительные точки опоры. Безумие, конечно, но в моей ситуации, что не безумно? Я решил взобраться по стене к единственному светящемуся окну, к тому же из него раздавались звуки рояля.

Первые движения придали уверенности, но очень скоро я начал осознавать рискованность – не хотелось называть это идиотизмом – затеи. Мокрый камень стены и металлических конструкций, скользкий ствол плюща, радовало только, что голову мне не отрежут – она будет просто разбита о камни мостовой. Подъем, тем не менее, был преодолен, и мне удалось заглянуть в окно, оставаясь не замеченным. Внутри творилось нечто странное, отчетливо пахло гашишем и опиумом, из известных мне я увидел Вагнера, его дочь и Ольгу, при виде последней что-то неприятно кольнуло в сердце, была еще немолодая дама с решительным лицом, высокий блондин в пенсне и пара молодых мужчин совершенно уголовного вида. В любом случае, хорошо было увидеть всю банду в сборе. Ольга уверенно играла на фоно что-то неизвестное и совершенно не мелодичное, но довольно тихо, видимо, чтобы не травмировать соседей, у мужчин и даже у пожилой дамы во рту были трубки или мундштуки, вероятно курение было частью обряда. Через некоторое время девочка удалилась, пальцы Ольги в этот момент стали выдавать некоторое подобие вальса, но затем… Девочка вернулась, она была практически совершенно голая, за исключением прозрачной туники, наброшенной на плечи, Ольга выдала что-то преисполненное предсмертной страсти и совершенно нечеловеческое, не боясь разбудить квартал. «Дочь» Вагнера кружилась в каком-то странном сомнамбулическом танце, в руках ее был поднос, на нем лежала человеческая голова… К черту отсюда! Хорошо, что одурманенные участники ритуала не слышали, с каким грохотом я скатывался вниз…

Кэбмен и мой провожатый ждали в условленном месте, плохая видимость не позволила им разглядеть удручающее состояние моего костюма. Мы вернулись к бару, я, не слишком уже заботясь о секретности, попросил бармена, который и так довольно много знал, раздобыть мне оружие. Не знаю, за кого он меня принимал, и нет ли у него мыслей с утра же сдать меня полиции, но я был заверен в том, что такому достойному человеку, как я, он, разобьется в лепешку, но завтра же достанет револьвер по самой приятной цене, а пока вот прекрасный кухонный нож, можно голову отрезать в два счета. Я спрятал это, скорее, похожее на мачете, орудие под одеждой и направился в гостиницу. Не удивлюсь, если бармен отправил мальчишку проследить за мной.

Сонный портье вручил мне очередной конверт. Изрядно повозившись при скверном свечном освещении, я прочел «нам пора объясниться встретимся 4 утра на площади ольга». О какой конкретно площади шла речь было неясно, следовательно – либо о знакомой обоим, либо о ближайшей. Накатила усталость, хотелось спать, остановился на версии ближайшей. Поручив портье разбудить меня в 3:30 лег урвать несколько часов сна. Снилась дочь Вагнера, держащая свою отрубленную голову стоя на совокупляющихся… лучше б черный сон без сновидений. Портье достойно выполнил поручение, и в 3:45 я в совершенно невменяемом состоянии вышел на пронизывающую влажным холодом улицу.

На площади стоял кэб, вероятно, Ольга была в нем. Холодный воздух взбодрил, протрезвил и разбудил, я подходил к коляске довольно уверенным шагом и с внутренней решимостью если не наговорить гадостей, то уж точно поставить все возможные точки. Странный скрипяще-скрежещущий звук, столь не подобающий месту и времени, донесся из соседнего переулка. Ольга спустилась из экипажа и сделала несколько шагов мне навстречу, ее белый плащ прекрасно контрастировал с мокрой чернотой улицы, звук усилился, похоже на авто, свет фар скользнул по тротуару, сверкающий красный лимузин выскочил на площадь, стой, не надо, Ольга в свете фар, удар, ее тело делает кульбит в воздухе, переворачивается, падает с чавкающим звуком ломающихся костей на булыжник, красное авто с заносом уходит в сторону и исчезает в пустоте между домами, только удаляющийся звук мотора…

Ольга еще жива… кровь из носа, разбитое лицо, красное на белом плаще, неестественно вывернутые ноги… «я любила тебя, тетрадь…» все… Тут уже дело не медиков, а полиции… Какая тетрадь? С козел спрыгивает совершенно ошарашенный кэбмен… она мертва? Какой ужас!

Чувствовал ли я утрату? Пожалуй… Там много смешалось всего… И ее последние слова… Что за последнее время было черным мороком, что собственными измышлениями, что правдой? Скорее в больницу! Зачем? Я не медик, но смерть была очевидной. Тетрадь? Рывком в кэб, на сиденье небольшая сумка, ей она уже точно не понадобится, а мне может пролить свет на многое, спрыгиваю вниз, пряча сумку под одеждой, а лицо в тени кэба, скорее отсюда, – Эй! Куда вы?!

В темный лабиринт улиц, он даже не видел, откуда я пришел, и вряд ли разглядел толком лицо, очевидно, что это дорожное происшествие, если и будет меня называть, то только в качестве свидетеля, скорее всего