Непрописные истины воспитания. Избранные статьи - Симон Соловейчик

Разумеется, все эти «вдруг» не сами по себе приходят, идет какая-то незаметная для родителей работа, что-то созревает в ребенке. Семечко ведь тоже лежит-лежит в земле – и вдруг прорастет… Яблоня растет-растет – и вдруг яблоки дала. Но надо же и дождаться!

Каждый ребенок – набор отставаний или опережений (а может быть, и одних только отставаний). Сверяясь с нормой (интересно же!), не будем подгонять своего под эталон, составленный из расхожих слов: «А вот другие дети уже…» Предположим, наш действительно хуже других, отстал и впредь будет отставать. Теперь что? Куда его? Выбросить и завести другого?

Есть суворовские законы – «быстрота и натиск», но есть и законы Кутузова, они лучше подходят к воспитанию. В «Войне и мире» Кутузов говорит Андрею Болконскому:

«– Взять крепость не трудно, трудно кампанию выиграть. А для этого не нужно штурмовать и атаковать, а нужно терпение и время… А верь, голубчик: нет сильнее тех двух воинов, терпение и время; те все сделают…»

VI. Любимые не виноваты. Ммного ли стоит то, за что мы боремся с детьми

Домашнее серебро в колодце

Одна пятилетняя девочка побросала в колодец все домашнее серебро, потому что ей понравилось, как они там, внизу, булькают, эти ложки и вилки. Впрочем, ее можно и понять, если предположить, что ничто в мире не булькает так мелодично, как серебряная ложка в глубоком колодце. Просто мы с вами никогда не слыхали этих божественных звуков: или у нас не было домашнего серебра, или не имелось колодца, или мы в пять лет не были достаточно свободны, для того чтобы побросать фамильное серебро в колодец.

А что бы вы сделали со своей пятилетней дочкой, читатель, если бы она совершила такое злодейство?

Вероятно, вы дали бы волю своим чувствам. Когда дети творят невесть что, мы обычно взываем к их слабому разуму: «Ну ты подумай, что ты наделал! Должен же у человека быть разум! Ты ведь не маленький!» Когда же мы сами творим что-то со своими детьми, мы забываем о разуме и ведем себя именно как маленькие. Нами руководят чувства и только чувства. Но давайте хоть раз подумаем, что же мы делаем с детьми.

Мы все считаем себя ответственными за воспитание своего ребенка, и это правильно. Мы говорим: «Вырос бы он человеком хорошим, больше мне ничего не надо». Или так мы говорим: «Был бы он счастлив, больше мне ничего не надо». Не многих из нас беспокоит то обстоятельство, что эти две цели не всегда совместимы.

Как бы то ни было, в голове каждого из родителей живут Идеальный Мальчик и Идеальная Девочка, по образу и подобию которых мы и стараемся воспитать своих детей. Откуда взялись эти образы и годятся ли они для воспитания, мы не знаем. Но они есть. И чем жестче они очерчены, тем труднее воспитывать, потому что мы живого мальчика стараемся подогнать под идеального. У одних людей это получается как бы само собой, у других – с трудом и слезами (детскими и родительскими) – это зависит от жизненных обстоятельств, от природных педагогических способностей и от пластичности детских характеров. Бывают податливые дети, бывают неподатливые – природу со счетов не сбросить.

Многие родители, если не все, представляют себе воспитание так, словно мы запускаем в жизнь-космос ракету с заданной траекторией, определяемой Идеальным Мальчиком и Идеальной Девочкой, живущими в наших головах.

Когда космическая ракета уклоняется от траектории, ее, ракету, подвергают коррекции и направляют по избранному пути. Так и про детей говорят: «Наставить на путь истинный». О плохом сыне говорят, что он «сбился с пути», что он «беспутный», «непутевый». Представление о воспитании как наставлении на путь закрепилось даже в языке.

И оно в общем-то правильно, это представление; но есть одна тонкость, которую мы обычно не принимаем в расчет. Мы забываем, что у ракеты, кроме траектории, есть еще и двигатель, и в нем-то кроются многие причины отклонения от траектории. Ракета – это двигатель и траектория. Ребенок – тем более.

Мы же, воспитывая ребенка, заботимся главным образом о траектории, о поведении и гораздо меньше – о двигателе, о внутреннем мире, о сердце ребенка. Но точно так же, как коррекцией траектории невозможно исправить поломки в ракетном двигателе, так и поправками видимого поведения не обогатить детское сердце. Это сравнение сильно хромает, потому что душа ребенка и его поведение гораздо больше связаны, чем двигатель и траектория ракеты, однако в принципе все то же, и, общаясь с ребенком, всегда полезно думать: на что мы влияем – на двигатель или на траекторию? На поведение или на сердце? Часто бывает, что в зависимости от нашего выбора мы производим два прямо противоположных действия. С одной точки зрения, девочку, выбросившую ложки в колодец, надо наказать, чтобы впредь ей было неповадно; с другой – надо приласкать ее, пожалеть, чтобы она увидела милосердие, великодушие, щедрость, способность прощать. В реальном случае с серебром и колодцем родители именно так и поступили – пожалели девочку, когда увидели, что она сама испугалась того, что наделала, пожалели, приласкали и тем страшно поразили ее. Сильное великодушие производит такое же шоковое действие, как и сильное наказание. Но результаты противоположны.

Никто не научит вас, как привести живого ребенка к образу Идеального Мальчика, живущего в вашей голове. Но если в семье неприятности с ребенком, то скорее всего надо перевоспитывать не реального мальчика, а Идеального – того, который поселился в голове родителей. Именно попытки приспособить живого к идеальному (часто ложноидеальному) ведут к насилию над ребенком, к войне с ним. А война с детьми, как уже не раз говорилось, – это всегда война безвыигрышная.

Итак, дело обстоит следующим образом. С ребенком можно обращаться или миром, или войной. Что мы выбираем?

Мир? Миром мы или добьемся желаемого поведения, или не добьемся.

Война? Войной мы ни за что желаемого не получим. Даже если ребенок будет у нас «как шелковый», все равно – не детством же кончается его жизнь, не вечно же он будет домашним военнопленным, вырвется и он на свободу – тут уж он покажет…

Мир – или выигрыш, или проигрыш. Война – только проигрыш.

Даже самый азартный игрок не ставит на заведомо битую карту. Из всех людей на свете это делают одни только родители – в безумной надежде выиграть.

Домашняя окопная война

Врач из детского санатория рассказывает:

– Дети стали какие-то издерганные. И читают меньше, и фантазии у них меньше… На днях мама приехала к десятилетнему сыну, а он топает на нее ногой и кричит: «Теперь я буду диктовать условия!»

Домашняя окопная война – не счесть семей, где она идет с самого рождения ребенка. На этом фронте, проходящем через все континенты и страны, жертв не сосчитать, а перемирия не предвидится.

Задумаемся, из-за чего же, собственно, идет война под крышами самых мирных с виду домов. Родителям кажется, будто справедливость на их стороне, ведь они хотят своим детям только добра. Словом, война за хорошие отметки в школе и за своевременное возвращение домой – война священная. Как же иначе? А что, спросят, вы предлагаете? Разве вы не знаете, что бывает с подростками, когда они вечерами шляются по улицам?

Да, конечно, бывает всякое. Но постараемся понять истинную причину постоянных столкновений с детьми: в нашем доме идет борьба за власть. Власть, а не что-нибудь другое чаще всего служит яблоком раздора между детьми и родителями.

Это выражение – «борьба за власть» заимствовано из книги английского философа и педагога Джона Локка, посвященной воспитанию. Написанная в конце XVII века, отчасти спорная, она тем не менее содержит глубокие и свежие – сегодня тоже свежие – мысли о домашнем воспитании. Вот Локк-то и бросает мимоходом мысль о том, что ни в коем случае нельзя допускать войны за власть между родителями и детьми. Как ее избежать – другой вопрос, войны вообще легче начинаются, чем кончаются, а домашние войны не исключение из этого правила. Но нужна хотя бы воля к миру. Поймем, что в домашней войне, как в ядерной, победителей быть не может. Во всяком случае, родители победить не могут, потому что поражение детей – всегда поражение родителей.

Родители часто держатся за власть как за жизнь. Далеко не все обладают характером, необходимым для утверждения власти, и умом, позволяющим пользоваться этой властью с осторожностью, но почти все завидуют властным родителям, у которых «дети как дети». Собственные дети не потому плохи для них, что совершают проступки, и даже не потому, что не слушаются, а потому, что их непослушание кажется унизительным: что же я за человек, если меня даже собственные дети не слушаются? С другой стороны, и дети, почувствовав, что ускользающая власть очень дорога родителям, начинают пользоваться этим открытием, сознательно и расчетливо наносят болезненные уколы нашему самолюбию. Взаимная враждебность становится общим фоном семейных отношений, и тут уж о воспитании нечего и думать. Без взаимного доверия нет воспитания, одна видимость.