Категории
Самые читаемые
Лучшие книги » Научные и научно-популярные книги » Языкознание » Русский литературный дневник XIX века. История и теория жанра - Олег Егоров

Русский литературный дневник XIX века. История и теория жанра - Олег Егоров

Читать онлайн Русский литературный дневник XIX века. История и теория жанра - Олег Егоров

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 24 25 26 27 28 29 30 31 32 ... 66
Перейти на страницу:

а) элиминированный образ

Отличительной особенностью дневника от художественно-прозаических жанров является фактор постоянного присутствия автора в тексте подневной записи. Дневник ведется для себя (а если это дневник в письмах, то для других, но о себе), и поэтому авторское «я» находится в центре повествования. Если дневниковед ставит перед собой задачу отразить в своей летописи хронику событий общественной (В.Ф. Одоевский, Д.А. Милютин, П.А. Валуев, Е.А. Перетц) или культурной жизни (СП. Жихарев, К.Ф. Альбрехт, В.А. Теляковский), то его «присутствие» обозначится в форме субъективных оценок и косвенного участия в происходящем. То есть дневник предполагает если и не вмешательство автора в события, то отражение этих событий в его сознании и судьбе. Последний способ явленности автора в дневнике нельзя считать неполноценным. Напротив, у некоторых дневниковедов он был главной творческой установкой в ведении дневника (А.И. Герцен, А.С. Гагарин, В.О. Ключевский).

Среди всего массива дневников XIX в. выделяется группа, в которой образ автора эксплицитно не представлен. Очень редко он заявляет о себе в контексте изображаемых событий, и эти мимоходом брошенные упоминания ничего не добавляют к его реальному образу. Здесь автор растворяется в событиях, аннигилирует. Он подчиняется стихийному течению жизни, не прилагая усилий взять под свой рациональный контроль ту часть описываемого времени-пространства, которая попадает в поле его зрения. О характере образа автора в таких дневниках можно судить лишь по методике отбора и группировки событий. Из текста записи видно, что автор присутствует при происходящих событиях, но грамматически в записи он не представлен.

Смысл подобной манеры заключается в том, что для автора важны только факты, по которым он легко восстановит в памяти весь ход событий и свое в них участие. Информативная насыщенность дневника не уменьшится без непосредственного фигурирования в нем дневниковеда. Ценностью, по его представлениям, обладает событие само по себе применительно к данному жанру.

В такой манере вел поздние дневники В.А. Жуковский (с 1817 г.). Впоследствии, при разборе его архива, П.А. Вяземский назвал эти записи «кольями» по причине упрощенной формы передачи материала. По такой записи трудно было составить представление о человеке, не зная его: «4-е, четверг < 1817 г.> Выезд из Петербурга. Обед в Царском Селе. Пушкин. Дорогою встреча с курьером. Спасское Полистье. Трактир. Тверь. Чертковы. Вторник, 9. У Протасовых. Приезд в Москву. 10. У Вяземского. У Антонского. У Дмитриева. У Нарышкина. 11. У великого князя. 12. Чудесный праздник на Воробьевых горах. 14. Напрасная попытка представиться государыне»; «8 октября 1820 г. Мемель. В четыре часа или в половине пятого. Вид простой. Мельница в действии. Опрятные домики. Hotel de Russie. Печи. Почтальон. Физиономии немецкие. Одна церковь. С 1/2 пятого до осьми утра. Буря. Ужин. Зала для танцев. Переезд через пролив»[189].

Скрывает свой образ за событиями в мелиховском дневнике и П.Е. Чехов, хотя у него иногда и встречаются определенно-личные предложения. Однако за скупыми строчками немногочисленных событий дня и фенологическими сводками образ автора приоткрывается некоторыми своими сторонами. О нем можно судить по частым упоминаниям об отправлениях религиозного культа, о природных явлениях, работах в саду и других хозяйственных делах. Эти и подобные им материалы, накапливаясь от записи к записи, образуют своего рода лейтмотивы, силуэтно воссоздающие внешний и внутренний облик летописца: «30 апреля 1895 г. Ясно. Воскресенье, обедни не было. Мужики поехали за лесом. Обедали, чай пили и ужинали на балконе. Антоша, Левитан и Маша пошли в лес. Гуляли до 10 часов вечера. Березы распускаются»; «8 мая 1898 г. Утро +10°. Новолуние. Дождь ч-й с громом. Картошку сажают. 24 меры красной. Цветут вишни, сливы <...> Целодневный дождь. Последнего посева овес взошел на 7-й день. Ваня и Иваненко приехали в 9 ч. вечера. Вечер +8°. Прохладно»; «6 августа 1898 г. Утро +10°. Преображение. В Мелихове обедни не было, ездил в Сокольники. Светил яблоки и там же роздал. <...> Антоша приехал. Мальчикам роздали яблоки <...>»[190].

К этой же группе примыкает путевой дневник А.К. Толстого. В нем чаще, чем у Чехова, автор упоминает о себе в тексте записи. Но это мало прибавляет к его самохарактеристике, а точнее – не представляет образ автора сколько-нибудь определенно. Толстой лишь фиксирует свое перемещение в пространственно-временном сегменте, и все его внимание направлено на внешние объекты: «Мы пришли на площадь св. Марка»; «В пять часов утра выехали мы из Венеции, и, проехав через Падую и Виченцу, прибыли вечером в Верону»; «Мы еще раз ходили смотреть галерею»[191].

Полное преобладание визуального метода и информативности делает присутствие автора второстепенным. Он походит на обобщенный образ путешественника, занимающегося «фотографированием» достопримечательностей и оставляющем в тени свою фигуру, с тем чтобы она случайно не попала в «кадр» или в «картину» местности. В этом отношении дневник Толстого принципиально отличается от путевых журналов А.Н. Тургенева, Е.С. Телепневой, М.П. Погодина, не говоря уже о Н.Г. Гарине-Михайловском, в которых образ автора вырисовывается объемно. Скупые или обобщенные оценки увиденного («Нам дали прекрасный ужин»[192]) еще меньше, чем в дневнике Чехова, дают оснований для выводов о свойствах личности автора. Единственной чертой, которая более или менее определенно выделяется в безликом образе автора, является эстетический вкус, о котором можно судить по отбору увиденных памятников искусства: «Я бы не кончил, если бы хотел описывать все, что видел в этом дворце; довольно того, что я назову те вещи, которые более других показались мне примечательными»[193].

б) условно-объективный образ

Вторым по степени актуального присутствия в тексте дневника является такой авторский образ, который включен в течение событий без явного выделения на их фоне. Дневниковед изображает себя наряду с другими образами и жизненными фактами. Он стремится быть объективным в отношении себя в такой же степени, как и в отношении других лиц. Автор сосредоточен на воспроизведении увиденного и услышанного, но при этом он не прячется за событиями, а отводит себе то место, которое он в действительности занимал в них. Он не умаляет своей роли, но и не преувеличивает ее.

Важное значение в создании образа автора подобного типа имеет степень самооценки дневниковеда, его реалистический взгляд на свою роль в происходящем, способность трезво оценить меру своего влияния на ход событий. Для авторов рассматриваемой группы дневников участие в событии не есть повод рассказывать о себе или смотреть на событие с позиции главного судьи. В таких дневниках образ автора приоткрывается. Он доступен лишь внешнему наблюдению.

Автор изображает только те стороны своей личности, которые высвечиваются в моменты контактов с участниками «мизансцены». Поскольку же отбор материала для последней сделан с упором на описание не зависящих от воли автора событий, его собственный образ вырисовывается силуэтно. «Великий князь Михаил Павлович был у меня два раза и, наконец, застал меня в первый раз после смерти дочери, – пишет А.О. Смирнова-Россет. – Он очень еще грустен, рассказывал о ее смерти <...> Великий князь говорил о пребывании государя Александра в Москве в 18-м году <...> Варшава была тогда полна, блистательна <...> Я читала l'Heterie в 1826 г. и плакала от злости, позже, когда Афанасия посадили в Афины, я уже молчала. Утратилось тогда то молодое и верное чувство, нас не обманывающее <...> Граф Воронцов <...> обедал очень часто у государя <...> Вечером я была у императрицы. Собрание было очень большое <...> Государь сказал мне <...> Я хотела продолжать разговор, но он повернул на старые шутки. Пусть не мое перо их передает: я его слишком люблю»[194].

Не менее корректно выдерживает дистанцию между изображаемыми событиями и собственной персоной В.Н. Ламсдорф. Так же как и А.О. Смирнова, Ламсдорф предпочитает не касаться в дневнике своей семейной жизни. Он сосредоточен на служебных делах и придворно-министерских интригах. Поэтому его образ раскрывается преимущественно с одной стороны. В нем выпукло выделены те свойства характера, которые имеют отношение к профессиональной дипломатической работе: аккуратность, доходящая до педантизма, честность, порядочность, последовательность в отстаивании интересов страны и ее союзников, политическая дальновидность и т.п. Чисто человеческие качества, в том числе слабости, выявлены неотчетливо. На некоторые из них лишь намекается в тексте дневника.

Чаще Ламсдорф говорит об оценке своих деловых качеств со стороны двора и прямого начальства. Такой прием, несмотря на скептико-ироническое отношение к подобным оценкам, вносит дополнительные штрихи в его образ: «Работаю с утра <...> неожиданно приходит <...> Шварц. Шварц невыносимо волнуется и нервничает. Как видно, он сгорает от желания увидеть нас обоих отстраненными от дел <...> наше безукоризненное спокойствие выводит его из терпения <...> его величество задает себе вопрос, что будет со мной и Оболенским <...> У Гирсов создалось впечатление большой благожелательности к нам; уверяя, будто мое имя произносится во дворцах и многих гостиных в качестве кандидата на пост министра <...> они считают, что мое назначение <...> становится вероятным. Какие трогательные иллюзии!»[195].

1 ... 24 25 26 27 28 29 30 31 32 ... 66
Перейти на страницу:
На этой странице вы можете бесплатно скачать Русский литературный дневник XIX века. История и теория жанра - Олег Егоров торрент бесплатно.
Комментарии
Открыть боковую панель
Комментарии
Сергей
Сергей 24.01.2024 - 17:40
Интересно было, если вчитаться