Четвертый протокол - Фредерик Форсайт

Престон зарегистрировался в гостинице на улице Ван дер Вальт, занес в номер свои вещи, быстро помылся, побрился и в половине одиннадцатого встретился с Греем в вестибюле. Вместе они направились к зданию «Юнион».

Министерства ЮАР в основном располагаются в огромном длинном трехэтажном здании из коричневого песчаника. Фронтальная часть здания длиной в четыреста ярдов украшена колоннадой. Оно стоит в центре Претории, на холме к югу от долины, по которой проходит Керк-страат. Из окон здания открывается вид на долину, кончающуюся на юге холмами, на вершине одного из них высится огромный монумент «Воортреккер».

Деннис Грей у проходной предъявил свое удостоверение и сообщил о назначенной встрече. Через несколько минут появился молодой служащий, который проводил их до кабинета генерала Пьенаара. Кабинет начальника Национальной разведывательной службы располагался на верхнем этаже в западной части здания. Грея и Престона вели по бесконечным коридорам, как здесь, видимо, принято, с панелями из темного дерева с орнаментом. Кабинет генерала Пьенаара находился в конце коридора третьего этажа, справа от него была приемная с двумя секретаршами, слева – еще один кабинет, где работали два штабных офицера.

Провожатый постучал в дверь и, услышав разрешение войти, ввел англичан внутрь. Это был довольно темный, строгий кабинет; большой пустой стол, четыре кожаных кресла вокруг низкого столика у окна с видом на Керк-страат, долину и горы. На стенах висели прикрытые зелеными занавесками оперативные карты.

Генерал Пьенаар оказался высоким и полным мужчиной. Он поднялся навстречу вошедшим, чтобы пожать им руки. Грей представил гостя, генерал жестом пригласил сесть на кожаные кресла. Подали кофе, разговор зашел о пустых мелочах. Грей понял намек, попрощался и вышел. Генерал Пьенаар некоторое время внимательно разглядывал Престона.

– Итак, господин Престон, – он говорил по-английски практически без акцента, – вас интересует наш дипломат Ян Марэ. Я уже говорил сэру Найджелу Ирвину и теперь повторяю вам: он не работает на меня. Вы здесь для того, чтобы выяснить, на кого он работает?

– Да, генерал, если удастся.

Генерал Пьенаар несколько раз кивнул головой.

– Я обещал сэру Найджелу Ирвину, что мы вам будем оказывать всяческое содействие. И я намерен выполнить обещание.

– Благодарю вас, генерал.

– Я прикреплю к вам одного штатного офицера. Он будет вам помогать во всем, что потребуется: обеспечит доступ к документам, перевод. Вы знаете африкаанс?

– Нет, генерал, не знаю ни слова.

– Значит, вам потребуются перевод и, возможно, некоторые пояснения.

Он нажал кнопку на столе, через несколько секунд открылась дверь, и вошел мужчина такого же телосложения, как генерал, но много моложе. Престон решил, что ему немногим более тридцати. У него были рыжие волосы и светлые брови.

– Позвольте представить вам капитана Андриеса Вилджоена. Энди, это господин Престон из Лондона, с ним ты будешь работать.

Престон поднялся, чтобы обменяться рукопожатиями. Он уловил нескрываемую враждебность молодого африканера. Возможно, его начальник испытывал то же самое, но сумел хорошо скрыть свои чувства.

– В вашем распоряжении будет комната здесь по коридору, – сказал генерал Пьенаар. – Что же, не будем терять времени, господа. Принимайтесь за дело.

Когда они остались вдвоем в предоставленном им кабинете, Вилджоен спросил:

– С чего бы вы хотели начать, господин Престон?

Престон грустно вздохнул. Обращение на «ты», принятое в «Чарльз» и «Гордон», все упрощало, но здесь, похоже, все будет по-другому.

– С личного дела Яна Марэ, если можно, капитан Вилджоен.

Капитан торжественно достал папку из ящика стола.

– Мы его уже посмотрели, – сказал он, – я лично забрал его из картотеки министерства иностранных дел несколько дней назад.

Он положил перед Престоном пухлую папку в твердом переплете.

– Я вам вкратце изложу, что удалось выяснить. Марэ поступил на службу в Министерство иностранных дел ЮАР в Кейптауне весной 1946 года. Он проработал чуть больше сорока лет и должен выйти на пенсию в декабре. Он происходит из безупречной семьи африканеров и никогда не был под подозрением. Поэтому его поведение в Лондоне кажется столь загадочным.

Престон кивнул. Он все понял. Здесь считали, что в Лондоне ошибаются. Он открыл папку. Сверху лежали листы, исписанные от руки по-английски.

– Это его автобиография. Каждый, кто поступает на службу в министерство иностранных дел, должен ее предоставить. Во времена правления Объединенной партии английский использовали шире, чем сейчас. Сейчас подобный документ был бы написан на африкаанс. Разумеется, поступающие на службу должны свободно объясняться на обоих языках, пояснил помощник.

– Я полагаю, нам надо начать с этого, – сказал Престон, – пока я буду читать, сделайте его послужной список. Меня интересует его работа за границей: где, когда, как долго.

– Хорошо, – кивнул Вилджоен, – если его действительно завербовали, то скорее всего это произошло за границей.

Ударение, сделанное Вилджоеном на слове «если» выражало его сомнения. Сказав про «заграницу», он подчеркнул пагубное влияние иностранцев на добропорядочных южно-африканеров.

Престон приступил к чтению.

«Я родился в августе 1925 года в небольшом фермерском городке Дуйвельсклофе в северном Трансваале. Я – единственный сын фермера из долины Мутсеки. Мой отец, Лоренс Марэ, по происхождению африканер, моя мать Мэри – англичанка. Для тех лет это был необычный брак. Я свободно владею как английским, так и африкаанс.

Мой отец был значительно старше матери, у которой было слабое здоровье и которая умерла, когда мне было десять лет, во время вспышки эпидемии тифа. Когда я родился, отцу было сорок шесть лет, матери – двадцать пять. Отец в основном выращивал картошку, табак и пшеницу, разводил кур, гусей, индеек, крупный рогатый скот, овец. Всю жизнь он был сторонником Объединенной партии, меня даже назвали в честь маршала Яна Смита».

Престон прервал чтение.

– Полагаю, это ему не помешало поступить на службу, – предположил он.

– Не помешало, – подтвердил Вилджоен, заглядывая в автобиографию, – тогда Объединенная партия еще находилась у власти. Национальная партия победила на выборах лишь в 1948 году.

Престон продолжил чтение.

«Когда мне было семь лет, я поступил в местную школу в Дуйвельсклофе, в двенадцать – в школу Меренски, которая была основана за пять лет до этого. После начала войны в 1939 году мой отец, который восхищался Великой Британской империей, по вечерам после работы всегда слушал по радио новости о войне, сидя на веранде перед домом. После смерти матери мы с отцом еще больше сблизились, и вскоре я принял решение пойти на войну.

Через два дня после моего восемнадцатилетия, в августе 1943 года, я отправился на поезде в Питерсбург, а оттуда на юг в Преторию. Мой отец провожал меня до Питерсбурга, мы распрощались на платформе вокзала, где я видел его в последний раз. На следующий день я прибыл в штаб обороны в Преторию, был зачислен на военную службу. Оттуда меня направили в лагерь „Робертс Хайтс“, где я прошел первоначальную подготовку, научился обращаться с оружием, изучил устав и получил обмундирование. Там же я записался в группу с красными нашивками».

– Что значит «с красными нашивками»? – спросил Престон.

Вилджоен поднял глаза, оторвавшись от того, что писал.

– Тогда только добровольцев могли послать воевать за пределы Южной Африки, – сказал он. – Добровольцы, пожелавшие воевать за границей, носили красные нашивки.

«Из лагеря „Робертс Хайтс“ меня направили в полк „Витвотерсранд Райфлз Де ла Рей“, сформированный после боев при Тобруке. Нас отправили на поезде в транзитный лагерь в Хэй Пэддок в окрестностях Питермарицбурга и бросили в подкрепление южноафриканской Шестой дивизии, на пароходе „Герцогиня Ричмонда“ мы прошли Суэцкий канал и в конце января высадились в Таранто.

Почти всю весну мы продвигались на север к Риму с Шестой дивизией, состоявшей из 12-й южноафриканской мотопехотной бригады и 11-й бронетанковой бригады.

Пройдя Рим, мы направились к Флоренции, 13 июля возле горы Беничи во время разведывательной операции я потерял свою группу ночью в лесу и был окружен немецкими солдатами из дивизии „Германн Геринг“. Меня, как говорится, взяли в кольцо.

Мне посчастливилось остаться живым, но меня вместе с другими пленниками стран-союзниц посадили на грузовик и отправили во временный лагерь в местечке Ла Тарина, к северу от Флоренции.

Старшим южноафриканским унтер-офицером был, насколько я припоминаю, Снаймэн. Так продолжалось недолго. Союзные войска продвигались к Флоренции, поэтому однажды ночью нас срочно стали эвакуировать. Наступил хаос. Некоторые пленные пытались бежать и были застрелены. Они так и остались лежать на дороге, а по ним проезжали грузовики. С грузовиков нас пересадили в вагоны для перевозки скота, несколько дней мы двигались на север через Альпы, и в конце концов оказались в 25 милях от Мюнхена в лагере для военнопленных в Музберге.