Меч ангелов (ЛП) - Яцек Пекара

Он посмотрел на меня из-под опухших век. Лишь теперь, с близкого расстояния, я заметил, что на его лице появились тёмные печёночные пятна. Он был всего лишь стариком, больным и несчастным человеком, в глазах которого отражалась смертельная усталость.

– Да, - произнёс он. – Ты понимаешь, Мордимер, правда?

– Понимаю, Ваше Преосвященство, - ответил я, размышляя, не придётся ли мне в будущем дорого заплатить за минутную откровенность епископа.

– Именно. – Он легко подтолкнул меня. - Иди уже, наконец, нечего медлить.

Я преклонил колени и поцеловал епископский перстень. В оправу этого перстня была вставлена крошка камня, на который ступил наш Господь, сходя с креста муки Своей. Но Герсард даже не взглянул на меня, уставившись в пространство. Может, он озирал руины своей юности, а может с опасением смотрел в будущее? А может, просто застыл в пьяном отупении? Кто мог это знать? Да и кому было до этого дело…

Я осторожно закрыл за собой двери и лишь тогда посмотрел на документ. Кредитный лист был выписан на предъявителя.

– Боже мой, - произнёс я и подал лист Илоне.

Она всматривалась в неразборчивый почерк Герсарда, словно не могла понять его содержания.

– Он ошибся на один нуль, правда? - спросила она тихо.

– Нет. – Ответил я. – Прописью здесь указана такая же сумма. Это ваша ежегодная пенсия. - Я глубоко вздохнул. - Побудьте здесь, моя дорогая, а я улажу необходимые формальности. Это займёт ещё какое-то время.

Мы стояли у белых ворот епископского дворца, в нескольких шагах от скучающих караульных, которые дремали, опираясь головами на древки алебард. Заходящее солнце сверкало на серебряных куполах крыш.

– Я не знаю… Не обижайтесь… Но я, наверное, должна вас как-то... отблагодарить. – Илона бессознательно потянулась ладонью туда, где спрятала кредитный лист от Его Преосвященства.

– Нет, моя милая - ответил я решительным тоном, ибо Мордимер Маддердин не обирает бедняков, даже если они неожиданно обогатились. - Ты должна начать новую жизнь, и эти деньги определённо тебе пригодятся. Позволь также посоветовать тебе от чистого сердца: никогда больше не говори, что ты ничего не стоишь. Потому что все мы стоим ровно столько, насколько мы можем оценить себя в собственных глазах.

Она посмотрела на меня, и я увидел, что она плачет.

– Может, вы хоть пообедаете со мной? – спросила она сквозь слёзы.

– Сожалею, моя красавица. У меня назначена встреча, которая не терпит отлагательств.

Я поцеловал её в обе щеки, а она крепко обняла меня и долго стояла в моих объятиях.

– Спасибо, - сказала она. - Я очень Вам благодарна. Всякий раз, когда вам понадобится помощь друга, вы можете на меня рассчитывать...

– Это я тебе благодарен, – ответил я, и лишь кивнул головой, когда она взглянула на меня с непониманием в глазах.

– Напиши, как тебе живётся, - сказал я в завершение. - А если у тебя возникнут проблемы, извести меня не медля. Я прибуду так быстро, как только смогу.

– Мой рыцарь на белом коне. - Она улыбнулась сквозь слёзы и погладила меня по щеке.

Я рассмеялся, а потом смотрел, как она уходила, стройная и очаровательная, готовая противостоять новым трудностям, которые ожидали её в жизни. Я вздохнул. Меня также ожидали определённые трудности, хотя и немного другого рода. Я не лгал, говоря, что меня ожидает дело, которое не терпит отлагательств, потому что получил незадолго перед этим записку от Тамилы, с которой с недавнего времени меня соединили глубокие узы духовной природы. Я помахал ещё Илоне на прощание ладонью, хоть и был уверен, что она не может этого увидеть. Но я, как бы то ни было, просто любил смотреть, как солнце перемигивается в кроваво-красном кристалле рубина, который с недавних пор красовался на моём пальце. И я имел основания полагать, что после этой ночи к нему добавится столь же прекрасный изумрудный братик. Ибо у Тамилы было качество, которое я больше всего ценю в женщинах: благодарность за оказанное ей искреннее доброжелательное отношение.  

Кости и трупы

Если же друг друга угрызаете и съедаете,

берегитесь, чтобы вы не были истреблены друг другом.

св. Павел, послание Галатам.

 Курноса сложно назвать красавцем. Ба, да его трудно назвать даже не вызывающим отвращения. Через его плоское, землистого цвета лицо бежит от уха и аж до уголка рта широкий, собранный складками, шрам. Когда Курнос говорит, кажется, что шрам двигается, как будто под кожей клубятся длинные черви, любой ценой стремящиеся выбраться на свет Божий. Однако я притерпелся уже к моему товарищу, мы совершили вместе много поучительных путешествий и пережили приключения, во время которых мы могли оказать услугу нашей святой матери - Церкви, а при возможности и заработать несколько грошей. Столько, чтобы достало на сухой хлеб и кружечку воды, ибо даже инквизиторы и их помощники одной лишь молитвой, даже самой горячей, не проживут.

В этот раз мы сидели в затхлом трактире, где дым и вонь горелой каши плавали под самым потолком, лицо служанки было как у немытой свиноматки, а трактирщик храпел, положив голову на стойку и уткнувшись носом в собственную, уже подсохшую, рвоту.

Курнос сидел напротив меня, с капюшоном плаща, наброшенным на голову и скрывающим лицо. Я уверен, что он сделал это не для того, чтобы уберечь ближних от сомнительного удовольствия созерцания своего лица. Он просто любил те минуты, когда, хорошо освещённый блеском свеч, мог одним движением сбросить с головы капюшон и посмотреть на собеседника. И уж поверьте мне, любезные мои, что у большинства людей после этого слова застревали в горле. Меня лично более беспокоила вонь, которая исходила от почти никогда не мытого тела моего товарища и его никогда не стираной одежды. Господь в милости своей наделил меня чувствительным обонянием, и обычно я старался садиться на соответствующем расстоянии от Курноса или с подветренной стороны, но сейчас, в трактире, трудно было совершать подобные манёвры. По крайней мере, вонь горелой каши была настолько сильна, что почти забивала сладкую гнилостную вонь Курноса.

Курнос лениво ковырял ложкой в чём-то, что должно было быть, согласно словам служанки, телятиной, тушёной в белом вине. Я побаивался, однако, что это серо-коричневое месиво, которое находится в его миске, никогда и близко не лежало ни к телёнку, ни к вину. Даже Курносу, пасть которого отличалась почти такой же утончённостью, как и его внешний вид, еда определённо не лезла.

– И зачем мы сюда приехали? – пробурчал он. – Надо было ехать в Хез, просто, как в морду дать, а не слоняться где попало…