Карма фамильных бриллиантов - Ольга Володарская

– Никуда я не поеду, – вдруг заупрямилась Аня. – У меня сессия с пятого января.

– Тебе учеба дороже жизни?

– Ты знаешь, что нет, просто я не считаю отъезд таким уж необходимым.

– То есть ты собираешься делать вид, что тебе ничто не угрожает, и жить привычной жизнью? – Когда она в ответ кивнула, Петр умоляюще посмотрел на тестя: – Ну хоть вы ей скажите, Сергей Георгиевич! Вразумите, что нельзя так наплевательски относиться к своей безопасности…

– Анюта, Петя прав. Ты должна быть осторожной. Особенно после нападения на Марка. Я уверен, оно совершено неспроста!

– Хотите сказать, это не обычное уличное ограбление?

– У Суханского хотели украсть именно то, что украли, – портфель. По всей видимости, убийца знал, что Марк помогает нам в поисках «Славы», следил за ним и напал, чтобы завладеть его бумагами.

– В таком случае вы обязаны были вызвать милицию. Почему вы этого не сделали?

– Я не хотел ввязывать в это милицию – от нее все равно толку мало, – а Марк не настаивал.

Петр приготовился выдать очередную нравоучительную тираду, но тут затренькал его мобильный. Это звонила секретарша, чтобы напомнить о деловом ужине, на который никак нельзя опаздывать. Петр заверил Катерину в том, что он уже на полпути к ресторану, и, бросив родственникам: «Мы к этому еще вернемся», побежал к двери.

В тот день Сергей Петра больше не видел. Поужинав в компании дочери и проснувшегося Марка, он ушел в свою комнату, но долго не ложился, ожидая возвращения Моисеева. Аня тоже не спала – Сергей слышал, как она ворочается в кровати, – однако когда он зашел к ней, дочь сделала вид, что не слышит его шагов. Поняв, что она хочет побыть одна, Сергей ретировался и долго играл с Марком в преферанс. Спать он отправился уже в двенадцать. Но Петр к тому времени еще не вернулся.

День третий

Эдуард Петрович

На похоронах Дусика около половины одиннадцатого утра присутствовали всего шесть человек (к могиле пытались пробиться какие-то скандальные журналюги да местная шваль, но Вульф велел своим мальчикам их не пущать). Кроме самого Новицкого, пришли Ли-Янг, Ева, ее продюсер, их общий любовник Чен и адвокат Моисеев. Никто не плакал. Только Ли-Янг несколько раз всхлипнула, да и то скорее ради приличия.

Когда Денискин прах был погребен под слоем мерзлой земли и горкой венков, а немногочисленная траурная процессия собралась уходить, на тропинке, ведущей к свежеобразовавшейся могиле, показался мужчина. Среднего роста, коренастый, немолодой, он был одет в очень элегантное пальто с собольим воротником, а на его голове красовалась фетровая шляпа, придающая незнакомцу весьма импозантный вид. На вид ему было лет семьдесят, но шагал он очень энергично и спину держал прямо. При этом в руке его была зажата отличная трость, на которую он не опирался, а просто помахивал ею в воздухе. Дойдя до могилы, незнакомец приподнял шляпу, приветствуя собравшихся. Мужчины ответили кивками, Ли-Янг улыбнулась, а Ева, не удостоив элегантного старика ни жестом, ни звуком, принялась беззастенчиво его рассматривать. Того, правда, это нисколько не смутило. Все с тем же доброжелательным видом он обвел всех взглядом и отрекомендовался:

– Александр Глебович Бердник.

Вульф, немного помешкав, представил всех, затем себя:

– Эдуард Петрович Новицкий.

– Я узнал вас, Эдуард Петрович, – улыбнулся в ответ Бердник. – Вы нисколько не изменились с тех пор, как я видел вас в последний раз. Хотя нет, изменились, конечно… Очень похудели, но я все равно легко узнал вас по лицу…

– Мы знакомы? – засомневался Новицкий – у него была отменная зрительная память, но Александра Глебовича он вспомнить не мог.

– Нет, вы меня не знаете. А вот я вас – да. Мне вас показывала ваша мама, Элеонора Георгиевна. Я знаю, что вы с ней в последние годы не общались – не по вашей инициативе, я также в курсе, – но она все равно не выпускала вас из виду. Зная, что вы каждый год в родительскую ходите на могилу отца, она тоже посещала кладбище и издали наблюдала за вами… Иногда я ее сопровождал.

– Вы дружили с Элеонорой?

– Это она со мной дружила, я же был в нее влюблен, – ответил Александр Глебович со скупой улыбкой.

Тут на дорожке появился еще один незнакомец. Этот был молодым и не таким элегантным. Высокий, широкий, удобно одетый – все в его облике говорило о принадлежности к профессии телохранителя. Видимо, охранник Бердника.

Это предположение подтвердилось, когда парень подошел к Александру Глебовичу и, достав из пакета букет белых роз, перетянутых траурной ленточкой, протянул ему. Бердник поблагодарил парня, возложил цветы на могилу Дусика, перекрестился. После он вновь развернулся к Вульфу и продолжил прерванный монолог:

– Мы познакомились более сорока лет назад. Я писал диссертацию под научным руководством ее супруга профессора Паньшина и часто бывал у них дома…

– Дальше можете не рассказывать, – хмыкнул Вульф. – Маменька вскружила вам голову, вы втрескались в нее, она, видя это, поощряла вас, но не подпускала к себе, ведь вы были простым аспирантом, а ее такая мелкая рыба не привлекала.

– Звучит цинично, но все так и было. До той поры, пока мой статус не изменился…

– Я замерзла! – громко сказала Ева, прервав Бердника на полуслове. – И есть хочу. Я, между прочим, не успела позавтракать… Если ни у кого нет возражений, предлагаю перетечь в какое-нибудь заведение, где подают горячую еду и горячительные напитки, и помянуть Дусика.

Возражений не было ни у Вульфа, ни у Бердника. Остальные отказались, сославшись на неотложные дела. На присутствии Ли-Янг, Батыра и Гоши никто не стал настаивать, а вот Петра Ева уговорила задержаться. Вчетвером они направились к кладбищенским воротам, у которых стоял огромный белоснежный лимузин.

– Ваш? – с уважением протянула Ева, обратившись к Берднику.

– Мой.

– Вот все на нем и поедем, а наши машины пусть ваши с отцом мальчики гонят следом.

И, не дожидаясь одобрения своей идеи, зашагала к лимузину. Мужчинам ничего не оставалось, как последовать за ней.

Когда они разместились в шикарном салоне с зеркальным потолком, плазменным телевизором, баром и даже небольшим умывальником, Ева затребовала для согрева спиртное. Бердник тут же достал бутылку коллекционного виски и разлил его по четырем стаканам. Предложенный напиток взяли все. Даже Вульф не отказался, решив прервать свое алкогольное воздержание ради сына, которого хотел помянуть.

– Пусть земля ему будет пухом, – сказал он и залпом выпил.

Остальные последовали его примеру, только опорожнили стаканы не одним махом, а смакуя изысканный напиток, впитывая его аромат. Сделав несколько мелких глотков, Бердник прервал общее молчание:

– Надеюсь, вы поняли, что мое появление на кладбище не случайно?

– Были такие мысли, – ответил Вульф, морщась от неприятного привкуса во рту – он никогда не любил виски, а уж теперь, после двух лет трезвости, оно ему показалось просто отвратительным. – Но как вы узнали, когда и где будут хоронить Дусика?

– То, что это произойдет сегодня, я высчитал самым обычным способом – о дне его смерти сообщали в криминальных новостях, – а вот насчет места мог ошибиться, но решил, что вы, Эдуард Петрович, похороните сына там же, где лежит ваш отец… – Он сделал еще один глоток и с наслаждением чмокнул, ощутив послевкусие. – Так что я шел наугад и, как видите, не прогадал.

– Откуда вы знали Дусика? Вы ведь его знали?

– Я встречался с ним один-единственный раз.

– Где? – полюбопытствовал Вульф, очень надеясь, что не в гей-клубе.

– У меня дома. Денис был у меня неделю назад. Где-то раздобыл мой адрес и пришел с визитом.

– Зачем?

– Чтобы поговорить о «Славе». Он надеялся, что я помогу ему в поисках…

Вульф удивленно крякнул, но тут же задал два вопроса:

– Откуда вы знаете о «Славе»? И откуда Дусик узнал, что вам известно о «Славе»?

– Отвечаю на первый. Как я говорил, мы с Элеонорой дружили. Вернее, я ее обожал, а она позволяла себя любить. Потом наши пути разошлись, я уехал за границу и вернулся уже сорокалетним, весьма известным в узких кругах ученым-изобретателем. Естественно, я захотел ее увидеть и пришел к ней с визитом. Элеонора, не потерявшая с годами своего шарма, вновь увлекла меня. Я стал ее верным рыцарем, и хотя тогда она уже овдовела, меня по-прежнему держала на расстоянии. Так продолжалось около полугода, но вдруг Элеонора поменяла свое отношение ко мне, и мы стали близки. Я был на седьмом небе, наивно полагая, что добился ответного чувства. Теперь-то я понимаю, что она специально приблизила меня к себе, чтобы ловко использовать в своих целях… – Он мотнул головой, и его пижонская шляпа немного съехала с головы, обнажив яркое родимое пятно на виске. – Нет, я неправильно выразился. Она хотела, чтобы я кое-что для нее сделал, а в качестве аванса за труды подарила себя… Элеонора умела быть благодарной!