Скользя во тьме - Филип Дик

Ведя машину, Арктур продолжал теоретический анализ ситуации при помощи другого общепринятого примера. Пример этот вдолбили в его банки памяти на полицейских курсах в академии. Или он вычитал его из газет.

Замечание. Одна из наиболее эффективных форм промышленного или военного вредительства ограничивается порчей, в которой нельзя с уверенностью усмотреть — или усмотреть вообще — какой-либо умысел. Это как тайное политическое движение — может статься, его вовсе не существует. Если в систему зажигания автомобиля встроена бомба, очевидно наличие врага; если общественное здание или политический штаб взлетает на воздух, очевидно наличие политического врага. Однако если происходит несчастный случай или серия несчастных случаев, если оборудование просто отказывает, особенно постепенно и в течение кажущегося естественным периода времени, после многочисленных мелких поломок и сбоев — тогда жертва, будь то индивид партия или государство, никак не может организовать свою защиту.

По сути, размышлял Арктур, очень медленно продвигаясь по автостраде, индивид начинает предполагать, что никакого врага у него на самом деле нет, зато есть паранойя- Начинает сомневаться в самом себе. К примеру, его машина сломалась естественным образом — просто ему не повезло. И друзья с этим соглашаются. И это выводит его из игры куда капитальнее того, за чем можно проследить. Однако это отнимает больше времени. Лицо или лица, этим занимающиеся должны пользоваться удобной возможностью что-либо испортить или раскурочить через достаточно длинные промежутки времени. Между тем, если жертве удается вычислить своих врагов, у нее появляются куда лучшие шансы взять их за жопу. Определенно лучшие, чем если бы они, к примеру, шлепнули ее из винтовки с оптическим прицелом. В этом Арктур видел преимущество.

Каждое государство, как ему было известно, тренирует и направляет массу агентов, чтобы здесь ослаблять болты, там срывать резьбу, еще где-то обрывать провода, устраивать небольшие пожарчики, терять документы — короче, доставлять мелкие неприятности. Комок жвачки в одном из ксероксов какого-либо государственного учреждения может уничтожить незаменимый и крайне важный документ. Излишек мыла и туалетной бумаги, как прекрасно знали хиппи шестидесятых, способен вывести из строя всю канализационную систему административного здания и выставить оттуда всех сотрудников по меньшей мере на неделю. Шарик нафталина в бензобаке автомобиля изнашивает мотор через две недели, когда машина уже оказывается в другом городе, и не оставляет никаких загрязнителей топлива, которые можно было бы проанализировать. Любая теле- или радиостанция может быть отключена от эфира посредством мощного удара, случайно перебившего микроволновый или силовой кабель. И так далее.

Многие представители аристократических социальных классов прежних времен сталкивались с «помощью» служанок, садовников и другой обслуги: тут разбита ваза, там из строптивых рук выскальзывает редкостная фамильная ценность…

— Скажи, Растус Браун, зачем ты это сделал?

— Эх-ма, забыл я это самое, значит…

И никакого спасения тут не было. Ни для богатого домовладельца, ни для неугодного режиму политического писателя, ни для небольшого нового государства, потрясающего своим кулачком перед носом США или СССР..

Как-то жена одного американского посла в Гватемале публично похвасталась, что ее «боевитый» супруг сбросил левое правительство этого маленького государства. После этого внезапного переворота посол, сделав свое дело, был переведен в маленькое азиатское государство. Там, находясь за рулем спортивной машины, он вдруг обнаружил, что прямо перед ним откатил от обочины медленный сеновоз. Мгновение спустя от посла остались только давленые кусочки. Не помогли ему ни «боевитость», ни находившаяся в его распоряжении целая неофициальная армия ЦРУ. А безутешная вдова не написала о нем возвышенных стихов.

— Моя что сделать? — спросил, надо думать, хозяин грузовика у местных властей. — Как, миста? Моя это самое, значит…

Тут Арктур припомнил свою бывшую жену. В то время он работал разведчиком в страховой компании («Так, говорите, ваши соседи по коридору много пьют?»), и она возражала, чтобы он поздно вечером писал свои отчеты. Вместо этого Арктур должен был восторгаться одним ее видом. К концу их совместной жизни она насобачилась во время его праведных вечерних трудов выкидывать самые разные фокусы. Например, обжигалась, закуривая сигарету, засоряла себе чем-нибудь глаз, подметала в его кабинете или без конца искала возле его пишущей машинки какую-нибудь маленькую фигулечку. Поначалу Арктур возмущенно прекращал работу и уступал, восторгаясь одним ее видом, но затем треснулся головой об шкаф и нашел лучшее решение.

— Если они убьют наших животных, — говорил тем временем Лакман, — я их бомбой подорву. Я их всех достану. Найму профессионалов из Лос-Анджелеса, вроде банды «Пантер».

— Они не станут, — отозвался Баррис. — Какой смысл вредить животным? Животные ничего не сделали.

— А я сделал? — спросил Арктур.

— Очевидно, они считают, что сделал, — ответил Баррис.

— «Если б я знала, что он безвредный, я бы сама его убила», — процитировал Лакман. — Помните?

— Но она была цивилкой, — сказал Баррис. — Эта девушка никогда не закидывалась, и у нее была куча бабок. Помните ее квартиру? Богатому никогда не понять ценности жизни. Это совсем другое. Помнишь Тельму Корнфорд, Боб? Низенькую такую девчушку с могучими буферами? Лифчика она никогда не носила, и мы обычно просто сидели и таращились на ее соски. Она зашла к нам в дом, чтобы мы убили ей того москитного хищника. А когда мы объяснили…

Сидя за рулем медленно движущейся машины, Боб Арктур забыл про теоретические материи и снова прокрутил в голове тот случай, который произвел на всех них неизгладимое впечатление. Изящная, аппетитная Цивилка в свитере с горлом, брюках клеш, с соблазнительно покачивающимися буферами хотела, чтобы они убили громадную безвредную сикараху, которая вообще-то приносила пользу, уничтожая москитов, — и это в тот год, когда в Оранжевом округе ожидалась эпидемия энцефалита. После того как они посмотрели на страшного зверя и объяснили девушке, что к чему, она произнесла фразу, которая стала для них чем-то вроде пародийного девиза, пугающего и презренного:

ЕСЛИ Б Я ЗНАЛА, ЧТО ОН БЕЗВРЕДНЫЙ, Я БЫ САМА ЕГО УБИЛА

Эта фраза была (и осталась) для них квинтэссенцией того, что все они ненавидели в своих врагах-цивилах — если считать цивилов врагами. По крайней мере, хорошо образованная, обладавшая едва ли не всеми материальными благами персона по имени Тельма Корнфорд стала врагом в то самое мгновение, как это произнесла. К полной растерянности девушки, все они тут же высыпали из ее прекрасно обставленной квартиры, направляясь в свой загаженный дом. Пропасть между их миром и ее проявилась во всей своей непреодолимости — и никуда не делась, сколько бы они ни рассуждали насчет того, как неплохо было бы эту самую Тельму трахнуть. Ее сердце, размышлял Боб Арктур, было пустой кухней: кафель на полу, водопроводные трубы, сушилка с истертым поддоном и один бесхозный стакан на краю раковины, до которого никому не было дела.