Брачный сезон, или Эксперименты с женой - Константин Николаев

- Ну и что? - не понял я. - Мало ли песен на свете?

Песня закончилась. И тут все стали скандировать, как на трибунах:

- РЫБ-КИН!!! РЫБ-КИН!!! ПРО-СИМ!!! ПРО-СИМ!!!

Я едва не потерял сознание. От соприкосновения моего лица с салатом спасло лишь то, что я вовремя ухватился за ледяную руку Светланы. На сцену, освещенную цветными огнями, вышел торговец кетчупом и мой однокашник Виталий Рыбкин собственной персоной. Он ослепительно улыбался. Под руку он держал Ларису Пастернак. Она была в золотом платье с огромным декольте, спину обвивали бесчисленные золоченые шнурочки.

Глава 24

Мир все-таки тесен

Я уткнул глаза в салат. Так бы и разглядывал всю оставшуюся жизнь зеленый горошек вперемежку с картошкой. Вот это совпадение! Мир, разумеется, тесен, кто спорит? Но не настолько же! Мир все-таки не сводится к моей кухне!

Я покосился на свою спутницу. Она тоже поникла, как ковыль после бури. Кажется, даже бриллианты слегка потускнели. Светлана уловила мой пугливый взгляд и прошептала:

- Ну теперь-то уж точно конец! Мерзавцы, вы с ним сговорились!

- Почему это я мерзавец? - отозвался я. - Ты еще можешь тихонько уйти, - но тут же понял, что "тихонько" уйти не удастся.

Со всех сторон на нас были устремлены глаза.

- Бедная Светочка, - наконец прорвало цыганку Изольду. - Да он тебя, никак, бросил!

Мадам Рыбкина промолчала. Изольда сочувственно покивала головой и, посмотрев на меня, сказала:

- Да ты не расстраивайся. Этот вроде тоже ничего. Деятель...

В тусклых зрачках Георга Георгиевича светилось доброжелательное любопытство. "Если жена Рыбкина здесь, то кто же тогда рядом с ним на сцене?" - казалось, спрашивали его выпученные глаза.

- Друзья! - тем временем гаркнул Виталька в микрофон. - Позвольте представить вам мою будущую невесту и бывшего секретаря Ларису Михайловну Пастернак!

В зале раздались жиденькие хлопки. Всем хотелось ясности.

- Что так неактивно? - пришел на помощь Витальке Тимирязьев. - У нашего уважаемого юбиляра... - тут Ленька замялся и, подыскав нужное слово, поправился: - ...то есть жениха, ответственное событие! Прошу аплодисменты!

Но зал оказался не таким сговорчивым, как аудитория Большого театра после премьеры. Хлопков раздалось побольше, но все равно это было не то. Виталька беспокойно завертел головой. На лице его золотой спутницы застыла улыбка - посмертная маска фараона, да и только.

Я снова покосился на Светлану. Она нагнулась и нервно теребила застежку своей туфельки.

Наконец мадам Рыбкина выпрямилась и гордо окинула зал горящими глазами. Виталька увидел свою жену, и улыбка медленно съехала с его масляной физиономии. Почувствовав заминку, Тимирязьев взмахнул руками, и оркестр врезал какую-то залихватскую мелодию.

Рыбкин на полусогнутых спустился со сцены и побрел к своему столику. Его лакированная голова моталась из стороны в сторону, как у раненного на корриде быка. Я опустил веки, но все равно почувствовал, что Виталька увидел меня. Ну что за напасть!

В этот момент моего рукава коснулась чья-то рука.

- Там, кажется, к вам. Пришли... - проговорил надтреснутый голос рядом с моим ухом.

Я поднял глаза. Это был швейцар.

Вот он - подарок судьбы! Нужно скорее сматываться. Я приподнял зад и приготовился бежать.

- Это куда же ты собрался? - яростно осведомилась Светлана. - Завел меня в этот гадюшник и бежать?

- Я на секундочку, - проблеял я и, пригнувшись, засеменил к выходу.

Уф! Теперь есть пара минут, чтобы все обдумать. Только кто бы это мог вызвать меня? Я посмотрел вниз с лестницы.

Там стояла Мария Еписеева и слегка помахивала рукой в перчатке.

Я во второй раз за вечер едва не лишился сознания. На этот раз меня поддержали перила. Железной хваткой вцепившись в выскобленную деревяшку, я начал медленно съезжать в объятия матери хулигана.

- Привет! - бодро сказала она. - А я все-таки решила прийти. Ничего?

- Оч-чень хор-рошо, - выдавил я и потянул ее к гардеробу.

Что делать дальше, я не имел ни малейшего представления. Это уж слишком! Почему бы злодейке-судьбе не сменить наконец-то гнев на милость?

Мария беззаботно скинула дубленку. Я механически передал ее швейцару. Мадам Еписеева была в давешней кофточке. Только сейчас на ее груди красовалась янтарная брошка в виде паука. Наша биологичка Сонечка непременно отметила бы, что у паука всего шесть ног, вместо положенных восьми.

- Как ты себя чувствуешь? - встревоженно спросила Маша и приложила руку к моему лбу. - Температуры нет?

Я молчал.

- Ты что, не рад, что я пришла?

- Что ты, очень рад... - пробормотал я.

- Может, поднимемся в зал?

- Да-да, - обреченно простучал я зубами, и Мария поволокла меня вверх по лестнице.

В дверях я попросил ее подождать и подозвал официанта.

- Слушай, друг, - взмолился я, - позови саксофониста!

Официант кивнул и скрылся за дверями кухни, хотя Тимирязьев все еще красовался на сцене.

- Ну где же наш столик? - нетерпеливо спросила мадам Еписеева. - Что же мы не идем?

Эх, будь что будет! Я подхватил Марию под руку, и мы продефилировали к центру зала. По пути я наткнулся на ошарашенный взгляд Изольды.

За моим столиком по-прежнему сидела Светлана. А рядом с ней Виталька. Весь в пятнах.

- ...чтобы завтра же... духу... - донеслось до меня. Я побледнел, но продолжал, как кролик, двигаться в пасть поджидавшему меня удаву.

Виталька увидел меня.

- А-а! - протянул он. - Вот и наш соблазнитель!

- Старик! - от страха я даже употребил не свойственное мне обращение.

- Никакой я теперь тебе не старик! - заорал Виталька.

- Старик, - продолжал я, - ты просто не понял. Здесь маленькое недоразумение...

- Значит, как только я за порог, ты с моей женой развлекаться! Да еще за мой счет! Что ж, развлекайтесь! Ты ее теперь и будешь обеспечивать! Потянешь такие вот побрякушки? - Виталька ткнул пальцем в позолоченную грудь своей жены.

- Как будто на твоих побрякушках свет клином сошелся! - неожиданно встала на мою защиту Светлана. - Проживем и без них! Тоже мне Рокфеллер! Да если бы не я, ты бы так и корпел над своим ватманом с замусоленным карандашом за ухом! Твоей вонючей горчицей любой дурак торговать сможет!

- О, вот как мы заговорили! - удивленно протянул Виталька. - Ну что же, посмотрим, посмотрим. А пока, - он сделал гостеприимный жест, угощайтесь. Чувствуйте себя как дома...

Рыбкин поднялся, натянул на лицо улыбку и двинулся к своему столику. Там уже нервно озиралась родственница великого поэта.

- Дурак! - прошипел я в спину бывшему другу. - Ты же с ней все равно разводиться хотел...

С правой стороны меня ослепила вспышка. Светлана отвесила мне увесистую пощечину. Не успел я оправиться от удара, как слева от меня заскрежетал отодвигаемый стул.

- Сеня, - растерянно проговорила Мария, - что же это?

- Вы с ним лучше не связывайтесь, девушка, - зло посоветовала мадам Рыбкина.

Меня наградили пощечиной слева.

- А я ведь тебя любила! - трагически воскликнула мадам Еписеева и, залившись слезами, добавила: - Я на тебя жалобу напишу... В педсовет...

- Ты лучше сразу прокурору напиши! - пьяно посоветовали из-за соседнего столика.

Маша развернулась и двинулась к выходу. Даже в эту злосчастную минуту она помнила о походке.

Светлана насмешливо и выжидающе смотрела на меня. Я несколько раз качнулся на стуле. Потом несмело встал, залпом проглотил какую-то коричневую гадость из первого попавшегося стакана и кинулся вслед за Марией. Она стояла на противоположной стороне улицы, у троллейбусной остановки, укутавшись в пуховый платок, будто та самая старушка в старомодном, ветхом шушуне".

- Маша! - завопил я. - Ты все неправильно поняла!

Мадам Еписеева даже не посмотрела в мою сторону. Но я не сомневался, что она слышала каждое мое слово. Такие уж они, женщины.

Поток машин все не останавливался. Я снова крикнул:

- Эта баба - просто дура! Слышишь? Это жена одного моего друга!

Что бы еще такое соврать правдоподобное?

- Она просто влюблена в меня по уши, вот и говорит всякие глупости! Напилась, понимаешь?

В этот момент я был готов очернить хоть самого Господа Бога. Вдалеке заблестели рога подъезжающего троллейбуса. Машины остановились. Прижав рукой полы пиджака, я курицей метнулся через дорогу.

- Ты слышишь? - я заглянул в Машино лицо. Оно было непроницаемо. - Ну хочешь, вернемся, и я все улажу? - предложил я, зная, что не вернется ни за какие коврижки.

Ее печально-красивое лицо слегка дрогнуло.

- Я ведь люблю тебя! - продолжал наседать я. - А это... Это - полная чепуха!

Шурша шинами, подкатил троллейбус. Мадам Еписеева уцепилась за поручень. Что же придумать?! Я попытался задержать ее, но Маша решительно поднялась в салон. Двери троллейбуса захлопнулись, прищемив мне кончики пальцев.

- Давай поженимся! - проорал я в полном отчаянии. - Завтра же...

Мои слова заглушил ветер. Он яростным зверем вцепился в Виталькин галстук, болтавшийся на моей шее. Я сорвал ненавистную тряпку, швырнул в слякотную жижу и принялся ожесточенно топтать галстук ногами. Потом, опомнившись, подобрал дорогую вещь, встряхнул и сунул в карман пиджака.