Вор весны (ЛП) - Макдональд Кетрин

— Конечно, нет. — Он на мгновение отводит взгляд. — Ты когда-нибудь причиняла кому-нибудь боль?

Я замираю на секунду.

— Я имею в виду, я толкнула нескольких хулиганов на игровой площадке, и однажды я случайно ударила Либби по носу, и однажды я наступила на хвост Пандоры, и я чувствовала себя ужасно …

— Я не это имел в виду.

— Я знаю, что ты не об этом. — Я вздыхаю, принимаю сидячее положение и обхватываю ноги руками. Вряд ли я могу ожидать, что он расскажет мне о важных вещах, если я не поделюсь ни тем, ни другим. — Мой отец начал встречаться с женщиной, когда мне было около десяти. Алиса. Я не знаю, встречался ли он раньше и не говорил ли мне об этом, но об этом я знала. Мы вышли вместе. Она была милой, доброй. Хорошо ко мне относилась. И вот однажды мой отец пригласил меня на ланч и сказал, что подумывает о том, чтобы попросить ее выйти за него замуж. И я просто… Я застыла. Я взбесилась. Я не хотела, чтобы она переезжала к нам. Я не хотела, чтобы что-то менялось. Мне нравилось, что мы были только с папой, и… и, как и большинство детей, которые растут без родителей, я все еще ждала, когда моя мама снова войдет в нашу жизнь, и я просто не могла смириться с мыслью, что для нее там нет места. Поэтому я рыдала и умоляла своего отца не делать этого.

— И он этого не сделал.

Я опускаю голову.

— Вскоре после этого они расстались. Он пытался притвориться, что у них не получилось, но я знала правду. И… Я не думаю, что с тех пор он ни с кем не встречался. Я думаю, она могла бы стать для него тем, кем он был, а я все испортила.

— Если это единственная плохая вещь, которую ты когда-либо делал в своей жизни, я думаю, у тебя все хорошо.

— Я не уверена, что это делает ситуацию лучше для моего отца.

— У него все еще есть ты.

От этой мысли у меня на глаза наворачиваются слезы.

— Я ужасная дочь и ужасный человек.

Чья-то рука касается моего плеча.

— В детстве у тебя был один неприятный момент. Ты не должна вечно стыдиться этого.

Я смахиваю слезы тыльной стороной ладони.

— Может быть, еще несколько лет.

Честно говоря, я, вероятно, буду чувствовать себя плохо из-за этого, пока папа, наконец, не начнет встречаться с кем-то другим, и я точно знаю, что он счастлив. Последние пару лет я пыталась предложить ему это, но он отмахивается и говорит, что счастлив и так. У него такое же отношение, как и у меня: ты должен быть с кем-то, потому что он тебе нравится, а не просто из-за мысли о том, чтобы быть с кем-то.

Должно быть, ему очень нравилась Алиса.

И моя мать.

— Горячий шоколад, — объявляет Аид.

— Что?

— Горячий шоколад. На кухне. Потом в постель. Уже ужасно поздно.

Он поднимает меня на ноги, сжимая мою руку. Он не отпускает меня.

Глава 14. В воду

На следующее утро мы завтракаем с Ирмой. Немного трудно говорить при ней, но я знаю, что хочу поговорить, поэтому нахожу предлог, чтобы задержаться на кухне после того, как поем, принося Пандору под видом того, чтобы покормить ее. Собаки лают, но даже Пушистик затыкается после нескольких шипений и ударов.

— Мы уверены, что это кошка? — спрашивает Ирма. — Не переодетый сфинкс? Может быть, маленькая, уродливая мантикора?

— Сфинксы безобидны», - говорит Аид над краем своей кружки.

— Не те, кого я встречала. — Она заканчивает запихивать еду в рот. — Хорошо, я собираюсь начать готовить тронный зал. Никуда не уходи какое-то время.

— Да, мэм, — говорит Аид, но он ловит мой взгляд. Он ждет, пока Ирма уйдет. — Любимое животное? — спрашивает он. — Подожди, нет, тебе не нужно отвечать на этот вопрос, это кошка, не так ли?

Я беру Пандору с прилавка, где она вылизывает свежее блюдце с кошачьим молоком, и прижимаю ее к своей груди.

— Что натолкнуло тебя на эту мысль?

— Удачная догадка.

— А еще мне нравятся лошади, дельфины и утконосы.

— Конечно, да… подожди, утконос?

— Они просто такие милые и забавные на вид!

Он качает головой, но улыбается.

— Самое раннее воспоминание? — Спрашиваю я.

Он напрягается.

— Прячусь от своей матери, — тихо говорит он. — Могу я вместо этого поделиться своим самым счастливым ранним воспоминанием?

— Конечно. — Я горю желанием отойти от тьмы его предыдущего ответа, несмотря на пропасти, которые он открыл во мне.

— Мой первый визит в мир смертных. Я пошел в парк. Видел настоящую траву и играл со смертными детьми.

Я с трудом могу представить его ребенком, мрачным и хмурым, бегающим за обычными детьми в таком обычном, безобидном месте.

— И какими ты нашел нас, простых смертных?

— Прелестно, — выдыхает он. — Я был несколько увлечен.

— С нами или с нашим миром?

— И то, и другое.

Я улыбаюсь.

— Хорошо, Ариэль, как насчет постыдной истории?

Он делает глоток кофе.

— Когда я впервые попытался летать, я упал в реку Стикс. Я не мог понять, как заставить крылья исчезнуть, поэтому я просто махал, махал руками и тонул, и я был полностью уверен, что стану первым Аидом в истории, который утонет. Перевозчик выудил меня оттуда. Это было более чем неловко. Ты?

— Однажды я наткнулась на французское окно.

— Там было очень чисто?

— Не так чисто, как мне бы хотелось. Я чуть не потеряла сознание. Либби обмочилась.

— Разве друзья смеются над несчастьями друг друга?

— О, иногда. Когда они этого заслуживают. — Я смеюсь над этим воспоминанием. — Какие-нибудь странные страхи или фобии? Не о серьезных вещах. В конце концов, это завтрак.

Он фыркает.

— Никому не говори, но я не большой поклонник пауков. Я знаю, я знаю. Повелитель Ночи. Большой, страшный, крутой парень.

— Ты как будто одна из тех вещей.

— Который из них?

— Парень.

Он выплевывает свой кофе, поджимая губы, чтобы сдержать улыбку.

— Я могу быть жестким. Я могу быть пугающим. Я тоже высокий. Не моя вина, что ты такая же.

— Я разочарована, что ты не отпустил там «большую» грубую шутку.

— Правда?

— Нет, не удаленно.

Из-за двери доносится кашель. Мы резко поднимаем глаза. В дверях стоит Ирма.

— Как бы мне ни было неприятно прерывать вас двоих, болтающих, как пара влюбленных подростков …

Аид выглядит оскорбленным.

— Я мог бы быть влюбленным подростком! Ты не знаешь!

— Я знаю, что тебе тридцать два, — огрызается она.

Аид краснеет.

— Мне нужно кое-что вызвать, когда ты будешь готов, о Грозный Повелитель Ночи.

Аид надувает губы, бормоча себе под нос что-то о том, что он устрашающий.

— Что это было, молодой человек?

— Ничего, мэм.

Я выхожу вслед за ними из комнаты.

— Тебе всего тридцать два? — Я ухмыляюсь.

Аид чешет затылок.

— Это эквивалентно восемнадцати человеческим годам.

— Практически ребенок.

— О, заткнись. Весь Высший Двор смотрит на меня свысока из-за моей неопытности. Мне это тоже не нужно от тебя.

— Как пожелаешь, мальчик.

Он толкает меня локтем в бок.

— Я мог бы научиться не любить тебя.

— А ты мог бы? Ты действительно мог бы?

— Это возможно. Это заняло бы много времени, и тебе пришлось бы сделать гораздо хуже, чем это, но это может случиться. — Он делает паузу. — Хотя это сомнительно. Я думаю, что простил бы тебе все, что угодно.

Прежде чем я успеваю придумать, что на это ответить, Ирма рявкает на Аида, чтобы тот вызвал серию столов, которые она левитирует в идеальное положение с помощью своей собственной магии. Затем следуют огромные коробки и ящики с украшениями, которые со свистом носятся по комнате, прикрепляясь к потолкам и колоннам. Темнота в комнате начинает рассеиваться, наполняясь звездным светом. Этот процесс только начался, а я уже восхищена.

— Ты, смертная девушка, перестань разевать рот. Ты должна вести себя так, как будто это нормально.

— Ее зовут Персефона, — говорит Аид, защищая меня.