Философская драма. Сборник пьес - Валентин Герман

Часть вторая

Около кровати Попова загорается свеча.

Все три Шинели с гитарами в руках приближаются к спящему и, опустившись на одно колено, сладкими голосами запевают колыбельный романс.

Романс

Как глас упрёка, надо мноюСвой гром призывный прокати,И выжги ржавчину покоя,И прах бездействия смети.

Да вспряну я, Тобой подъятый,И, вняв карающим словам,Как камень от удара млата,Огонь таившийся издам!..

Попов открывает глаза, смотрит поочерёдно на каждую из Шинелей и садится. Увидев, что он проснулся, Шинели встают с колен и отходят, а затем подходят к нему поодиночке, и каждый исполняет один куплет совершенно другого романса (испанского).

ДЫЛДА:

Тихо над Альямброй,Дремлет вся натура,Дремлет замок Памбра,Спит Эстремадура!..

КОРОТЫШКА:

Дайте мне мантилью,Дайте мне гитару,Дайте Инезилью,Кастаньетов пару…

ЖЕНЩИНА:

Дайте руку верную,Два вершка булату,Ревность непомерную,Чашку шоколаду!..

Дылда берёт из кулисы чашку и, пронеся её мимо протянувшей руку Женщины, передаёт её Попову, который берёт чашку и начинает пить шоколад. Шинели-мужчины отдают свои гитары Женщине, и она уходит с ними за кулисы.

ШИНЕЛЬ-ДЫЛДА (достав из кармана бумагу, читает): «Советник – Тит, Евсеев сын, Попов —…»

Останавливается в недоумении.

ШИНЕЛЬ-КОРОТЫШКА (читает):

«Все ниспровергнуть власти был готов!»…

Бьёт колотушкой в гонг. Оба подходят к Попову и сдёргивают с него одеяло. Видно, что Попов – в брюках. Они многозначительно переглядываются и тщательно укрывают его одеялом.

ШИНЕЛЬ-ДЫЛДА: Попов, Тит Евсеич?

ПОПОВ: Да. Чем могу служить?

ШИНЕЛЬ-КОРОТЫШКА: Советник?

ПОПОВ: Советник.

Коротышка смотрит на Дылду и машет рукой. Дылда достаёт бумагу и читает.

ДЫЛДА:

«Министр мигнул мизинцем. СторожАВнезапно взяли под руки Попова,Стыдливостью его не дорожа…».

Коротышка сдергивает с Попова одеяло, тот встает на ноги.

КОРОТЫШКА: Пожалте бриться!

Как и в начале, Шинели ведут Попова. Дылда гасит свечу. За столом сидит Женщина. На ней – гимнастёрка. Шинели-мужчины остаются стоять за спиной Попова, который садится на стул.

ШИНЕЛЬ-ЖЕНЩИНА: Фамилия?

ПОПОВ: Попов.

ШИНЕЛЬ-ЖЕНЩИНА: Имя?

ПОПОВ: Тит.

ШИНЕЛЬ-ЖЕНЩИНА: Отчество?

ПОПОВ: Евсеевич.

ШИНЕЛЬ-ЖЕНЩИНА (манит его пальцем, он приближается): Сейчас они уйдут…

Машет рукой, он отодвигается.

Чин?

ПОПОВ: Советник.

ШИНЕЛЬ-ЖЕНЩИНА: Как же это вас, господин советник, угораздило?..

Манит пальцем, он приближается.

Отвечайте: «Это был сон».

Машет рукой, он отодвигается.

ШИНЕЛЬ-ЖЕНЩИНА: Ну…

ПОПОВ: Это был сон.

ШИНЕЛЬ-ЖЕНЩИНА: Да уж это-то как раз нам отлично известно. Да!.. Только ведь сон-то сну – рознь.

ПОПОВ: Как, простите?

ШИНЕЛЬ-ЖЕНЩИНА: Рознь, говорю…

Иной сон – понимаете – в руку, а иной…

Манит пальцем, он приближается.

…в ногу.

Машет рукой, он отодвигается.

ПОПОВ: В ногу.

ШИНЕЛЬ-ЖЕНЩИНА: Куда?

ПОПОВ: В ногу!

ШИНЕЛЬ-ЖЕНЩИНА: В ногу?

Хохочет.

Ой, уморил… Ай да Попов! Ай да Тит Евсеич!.. Ну – молодец!

(Шинелям)

Слышь? Я ему говорю: «Иной сон – в руку…», а он мне отвечает: «А иной – в ногу». Класс!.. Ну развеселили… Вот, болваны, что значит – человек! Не человечишко там какой-нибудь… плёвый…

Плюет на пол и смотрит на них, Шинели тоже плюют.

…который попадёт, к примеру, сюда и в первую же минуту обделается со страху… А… очень даже… наоборот… клёвый! С большой буквы: Человек! Вы-то, дурни, к примеру, могли бы меня вот так срезать?

ШИНЕЛИ-МУЖЧИНЫ (в один голос): Никак нет!

ШИНЕЛЬ-ЖЕНЩИНА: То-то… А он за словом в карман не полез. Да у вас, небось, и карманов нет?

ШИНЕЛИ-МУЖЧИНЫ (распахивают шинели и показывают голые ноги): Так точно! Никак нет…

ШИНЕЛЬ-ЖЕНЩИНА: Фу, мерзость какая!..

(Попову)

Вот с кем работаем… Увы, как говорится, и ах!.. А что поделать? Образованные, культурные люди все советниками устроились, а то и… министрами. А у нас – изволите видеть – одни подонки…

ШИНЕЛЬ-КОРОТЫШКА: Матушка-голубушка! Ну, зачем уж так-то?.. Подонки!

ШИНЕЛЬ-ЖЕНЩИНА: Я – в переносном смысле. Не в смысле – подонки, а в смысле… то, что на донышке осталось… Да-с!

Машет рукой, и шинели удаляются.

Ну вот мы и одни… Можно поговорить по душам.

Идет и садится Попову на колени.

Что ж это за жизнь такая, а, Тит Евсеич?.. Вы – умный человек (это уж помимо того, что – остроумный)… Так объясните мне, дуре деревенской, что происходит!.. Бегаем, суетимся, врём на каждом шагу… И минутки выкроить не можем – сесть, поглядеть в глаза друг другу, высказать, что на сердце накопилось. Так и жизнь проходит. За деревьями леса не видим. Да что ж это я! В кои веки выпала возможность поговорить о сурьёзном с сурьёзным человеком, а я – всё о глупостях каких-то…

Вскакивает с его колен и вдет на свое место за столом.

А время на месте не стоит. Это ведь только кажется, что его много. Ведь кажется, а?

ПОПОВ: Ну, это как сказать…

ШИНЕЛЬ-ЖЕНЩИНА: А так и скажите. «Кажется, мол, что времени предостаточно».

ПОПОВ: Пожалуй, иной раз действительно бывает такое впечатление.

ШИНЕЛЬ-ЖЕНЩИНА: Обманчивое, обманчивое, любезнейший Тит Евсеич! Времени как раз у нас и в обрез, почти нет его. А успеть – ох как много надо! Вы их не слушайте…

(Жест в сторону Шинелей-мужчин)

Хоть горы золотые они вам сулить станут – всё тлен. Для мыслящего человека – пшик и не более того. А душе иного надо: в самой себе разобраться. А к этому только одна тропинка ведёт… Ну? Вы же знаете?

ПОПОВ (заученно): Искренность.

ШИНЕЛЬ-ЖЕНЩИНА: Почти… Почти в точку попали. Но – «почти» не считается. Не для того мы – тут с вами, чтобы приблизительные ответы находить. Приблизительность – это ж, как, простите, подслеповатость какая-то… А ведь нам одно-единственное, но зато уж самое точное словечко найти требуется. И вот оно, как ключик золотой, все двери нам отвОрит. Вы согласны со мной, любезнейший Тит Евсеич?

ПОПОВ: Простите, я… не совсем понял…

ШИНЕЛЬ-ЖЕНЩИНА: Чего ж тут непонятного?.. Насчёт ключика и… сквАжинки…

ПОПОВ: Сква… Сква… Чего изволите?

ШИНЕЛЬ-ЖЕНЩИНА: Чего заквакал? Сква, сква… Ты что, импотент, что ли?

ПОПОВ: Я?.. Простите…

ШИНЕЛЬ-ЖЕНЩИНА: Не прощу! Вот этого я вам никогда не прощу.

ПОПОВ: Да я… собственно…

ШИНЕЛЬ-ЖЕНЩИНА: Наконец-то! Понял. Догадался… А я уж – и так, и этак…

Идет и снова садится к нему на колени.

А ты – ни в какую. Милый ты мой! Титушко ненаглядный!..

ПОПОВ: Как-с?

ШИНЕЛЬ-ЖЕНЩИНА: А вот так-с! Ненаглядный и – всё тут!..

Обнимает его и целует, потом грозит пальчиком.

Ну уж теперь – гляди… Сам согласился, чтоб желание моё – выполнилось. Так уж грех отступать… Мне от тебя чего нужно-то? Это им, мужикам, искренность нужна… ещё какая-нибудь глупость… А мне, бестолковой, – мне… хотя б и неискренней, а – любви!..

ПОПОВ: Неискренней?

ШИНЕЛЬ-ЖЕНЩИНА: Неискренней! А – любви… Хоть обманИ меня, да только любИ!.. Понял? Люби. Бесценный ты мой!..

Оборачивается к шинелям-мужикам.

Эй, ты, дылда!..

ШИНЕЛЬ-ДЫЛДА: Это вы – мне?

ШИНЕЛЬ-ЖЕНЩИНА: Тебе, тебе… А ну-ка, почитай нам… оттуда… чего-нибудь.

ШИНЕЛЬ-ДЫЛДА (достает свои бумаги и читает):

«Один оставшись в небольшой гостиной,Попов стал думать о своей судьбе.А казус вышел, кажется, причинный!Кто б это мог вообразить себе?Попался я в огонь, как – сноп овинный!..»

ШИНЕЛЬ-ЖЕНЩИНА (снова целует Попова): В огонь, в огонь, родименький!.. И сгорим мы с тобой в нём оба: золы не останется…