Самоубийство исключается - Сирил Хейр

На ходу он нервно ощупывал в кармане маленький справочник по средневековым изделиям из меди. Единственный ключ к интересам или характеру Карстейрса давала ссылка в отчете Элдерсона на тот факт, что тот отложил свой отъезд из гостиницы, желая заполучить фотоснимки старинной медной утвари из церкви Пендлбери. Стефан вспомнил одного из своих одноклассников, который был единственным мальчиком в школе, обладавшим подобной страстью к коллекционированию, и, будучи не похожим на других, постоянно подвергался издевательствам и насмешкам. Стены его комнаты были увешаны длинными листами бумаги с изображением грязных черных предметов церковной утвари — результатов его долгих одиноких поездок на велосипеде в отдаленные церкви. Стефан никогда не испытывал к ним ни малейшего интереса, за исключением одного раза, когда вдруг вспыхнувшая коллективная ненависть к юному антиквару побудила его с десятком одноклассников разгромить его кабинет и перебить все эти старинные подсвечники и причудливые медные сосуды непонятного назначения. Таким образом, с презрением отвергнув предоставившуюся в то время возможность приобрести познания по предмету, которые сейчас ему очень бы пригодились, Стефан вынужден был за время поездки в поезде наскоро ознакомиться с кое-какими необходимыми сведениями. Если Карстейрс окажется настоящим знатоком, он, конечно, в два счета обнаружит его полное невежество.

Ормидейл-Кресент оказалась улицей с респектабельными зданиями времен регентства, расположенной не очень далеко от моря, но в стороне от непрестанно курсирующих по набережной автобусов с экскурсантами. Было просто шоком увидеть купальник, который сушился на одной из изящных кованых балюстрад. Он выглядел здесь так же неуместно, как веревка для одежды, протянутая поперек Белгрейв-сквер. Ничего подобное не оскорбляло строгий фасад дома номер четырнадцать. С другой стороны, в отношении опрятности он определенно уступал соседним строениям. Его окна потемнели от густого слоя покрывавшей их пыли, на ступенях лестницы чернели разводы грязи, а состояние дверного молотка показывало, что интерес хозяина дома к медным изделиям не распространяется на предметы светской жизни девятнадцатого века.

Угрюмая и неряшливо одетая горничная открыла дверь после того, как Стефан несколько раз нажимал на кнопку звонка. На вопрос, проживает ли здесь мистер Карстейрс, она ворчливо ответила, что да, проживает. Он дома? Нет, последовал ответ, он у себя в церкви. Тон, которым это было сказано, ясно подразумевал, что вопрошающий глуп, если ожидает, что в это время дня хозяин дома может находиться где-то в другом месте. Когда он вернется? Горничная не могла ответить определенно. Затем, словно сообразив что-то, она сказала, что к ленчу он не придет. А миссис Карстейрс? Она тоже в церкви. И дверь захлопнулась.

Стефан побрел по Кресент, крайне досадуя на свою несообразительность. Он совершенно упустил из виду, что сегодня воскресенье и что еще существуют люди, которые считают своим долгом в воскресное утро посещать церковь. Теперь ему приходилось убивать время, пока мистер Карстейрс не вернется после ленча. Он уже отошел довольно далеко от дома, когда вдруг понял смысл слов, сказанных горничной. Она сказала, что он «у себя в церкви». Может, это ничего и не значит, но обычно так не говорят. А тут подразумевается, что с этой церковью он связан каким-то очень конкретным образом. Она произнесла это так же, как если бы прислуга биржевого маклера заявила: «Мистер Смит у себя в конторе». Так как же это объяснить? Не находился ли мистер Карстейрс в церкви по той же причине, по которой мистер Смит был бы у себя в конторе? Просто потому, что это его работа? Правда, Элдерсон в своем отчете не упомянул, что тот был пастором, но такая вероятность вполне допустима.

Стефан как раз проходил мимо телефонной будки, и ему неожиданно пришло в голову то, что любой более или менее опытный детектив сделал бы на его месте, — то есть поискать в справочнике мистера Карстейрса. Так оно и оказалось — в справочнике значилось: «Карстейрс, его преподобие, Е.М.Дж.». Это решало дело! Церковные служащие были относительно снисходительными, доступными людьми, и если ему удастся вступить в контакт с этим священником, можно было не сомневаться, что он заставит его разговориться. Но все-таки Стефан корил себя за то, что приходится зазря болтаться здесь часов до двенадцати, прежде чем приступить к расследованию.

Чуть подальше бросался в глаза готический фасад здания из серого камня, зажатый с двух сторон оштукатуренными стенами жилых домов. Может, это та самая церковь? Во всяком случае, стоит попытаться это выяснить. Смутно представляя себе, что после службы он может зайти в ризницу как желающий исповедаться прихожанин, Стефан вошел внутрь. По крайней мере, не все ли равно, как провести оставшиеся до двенадцати полчаса!

Служба уже какое-то время шла. Он вошел как раз в тот момент, когда старый полный джентльмен с пафосом произносил с аналоя: «Так заканчивается Его первый Урок». Откуда-то сбоку возник церковный служитель и проводил юношу на скамью, когда верующие поднялись, чтобы исполнить псалмы. Он поместился в последних рядах и старался разглядеть лицо человека в стихаре в другом конце, когда почувствовал, как кто-то сжал ему руку. Оглянувшись, он оказался лицом к лицу с тетушкой Люси.

— Стефан! Какая неожиданность увидеть тебя здесь! — прошептала она.

Стефан улыбнулся, кивнул и поспешно стал листать потрепанный требник, который сунул ему служка. Вот так осложнение! В самой встрече не было ничего удивительного, ибо он тотчас припомнил, что тетушка Люси говорила во время их последней встречи на похоронах, что они с Джорджем собираются на несколько недель в Брайтон, и в воскресное утро ее вернее всего было встретить именно в церкви. По личному мнению Стефана, она ходит туда, чтобы хоть на время избавиться от невыносимого ворчания вечно всем недовольного дяди Джорджа. И если уж ему суждено встретиться здесь с кем-то из их многочисленного семейства, то лучше тетушки Люси не найдешь. Но он приехал сюда для встречи не с ней, а с Карстейрсом. Теперь пойдут объяснения, всякие разговоры и пустая трата времени. А дядюшка Джордж и вовсе добьет его своим нытьем и придирками...

— Пойдешь потом к нам на ленч? — шепотом спросила тетушка, когда закончилось славословие.

Он покачал головой.

— Извините, не думаю, что мне удастся, — тоже шепотом ответил он.

— Ну прошу тебя! Ты поможешь мне с Карстейрсами, — с удивлением услышал он.

— Господи! — чуть ли не вслух воскликнул Стефан.

Тетушка Люси метнула на него укоризненный взгляд, усаживаясь на скамью, когда с аналоя загудело: «Так началось».

В итоге получилось, что, несмотря на свои опасения, Стефан был представлен миссис и мистеру Карстейрс самым традиционным образом. Он со своей тетушкой вернулся после службы в гостиницу, где она остановилась.

Там они застали дядю Джорджа, который был разгорячен и обозлен после неудачной игры в гольф. Рассказов о том, как ему не везло, и старательных перечислений малейших промахов его партнера оказалось вполне достаточно, чтобы заполнить перерыв до прибытия гостей, и Стефану без труда удалось избежать неизбежных вопросов о причин его появления в Брайтоне.

Его преподобие Е.М.Дж. Карстейрс оказался дородным человеком среднего возраста с нависшими бровями. Он не был, как объяснила тетушка, постоянным служителем церкви, которую Стефан посетил в это утро, а просто замещал отсутствующего по случаю отпуска викария. Тетушка Люси, с ее страстью коллекционировать все относящееся к церкви, подобрала его, как она всегда привечала священников, что для нее было так же естественно, как ребенку составлять гербарий. Он жил в Брайтоне, куда удалился два или три года тому назад, отказавшись от места миссионера где-то за границей. Он непринужденно беседовал на самые разные, темы, но в основном о себе, и его самоуверенный голос звучал громко и торжествующе. Без сомнения, в своих собственных глазах он был выдающейся личностью. Стефан не сразу приметил миссис Карстейрс. Рядом с мужем она казалась ничем не примечательным существом. Она была маленького роста, худенькой, как мышка, с маленьким ртом и крошечными блестящими глазками, скромно и даже бедно одетой. Но вскоре стало ясно, что она далеко не преклоняется перед мужем. Во время ленча она дала определенно понять занимаемое ею место в их семейной жизни.

— Мы, кажется, с вами уже встречались? — сказал мистер Карстейрс Стефану, когда они рассаживались за столом.

Стефан отрицал, что имел такое удовольствие.

— А мне кажется, я вас видел.

— Не думаю.

— Мой муж, — заметила миссис Карстейрс, обращаясь ко всему обществу, — всегда говорит подобные вещи совершенно незнакомым людям. У него просто поразительно слабая память на лица. Когда мы жили на Востоке, где все аборигены похожи друг на друга, как близнецы, он частенько допускал бестактные ошибки. Так что, мистер Диккинсон, не обращайте внимания на то, что он говорит.