Монристы (полная версия) - Елена Хаецкая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Боже, Боже!.. Милый, родной!.. Ведь я люблю тебя! Люблю, слышишь?»
Героини подобных произведений – всегда истерички. Их поступки необъяснимы и продиктованы какими-то стихийными побуждениями. Способен ли нормальный человек поверить в данном случае автору?
«Лед… синь-вода… Лицо Евсюкова. Слова: «На белых нарветесь ненароком, живым не сдавай».
Ахнула, закусила губы и схватила брошенную винтовку.
– Эй, ты… кадет поганый!.. Назад! Говорю тебе – назад, черт!
Поручик махнул руками, стоя по щиколотки в воде.
Внезапно он услыхал за спиной оглушительный, торжествующий грохот гибнущей в огне и буре планеты…
Поручик упал головой в воду. В маслянистом стекле расходились красные струйки из раздробленного черепа.
Марютка шагнула вперед, нагнулась. С воплем рванула гимнастерку на груди, выронив винтовку.
В воде на розовой нити нерва колыхался выбитый из орбиты глаз. Синий, как море, шарик смотрел на нее недоуменно-жалостно.
Она шлепнулась ладонями в воду, попыталась приподнять мертвую, изуродованную голову и вдруг упала на труп, колотясь, пачкая лицо в багровых сгустках, и завыла низким, гнетущим голосом:
– Родненький мой! Что я наделала? Очнись, болезный мой! Синегла-азенький!»
(Б.Лавренев. «Сорок первый»)В первом случае все из пальца, а во втором – все из сердца. Отчего? Оттого, что Ленский – халтурщик, а Лавренев – романтик, хотя и иронизирует, чтобы не впадать в излишнюю патетику («грохот погибающей планеты»).[10]
«Мертвая стеклянная пленка», затянувшая глаза бедного Володи, – это слова. А синий глаз в синей воде – это образ, за которым любовь и смерть.
«Золоченые сопли» всегда повышенно чувствительны.
«– Мадемуазель, не сердитесь, душечка, – вдруг сказала девочка шепотом, обвивая рукой талию Кати и пряча на ее груди свое лицо. – Не сердитесь, я больше никогда, никогда не буду.
– Я не сержусь, душенька, и не имею права сердиться. За что же? Мне только очень жаль, что есть маленькие дети, которые мучают животных и никогда не подумают о том, что все эти крошечные творения тоже создания Божии и что этим крошечным созданиям так же больно, как и им, маленьким девочкам».
(«Юность Кати и Вари Солнцевых»).Все подобные повести строятся на одном слове – «экзальтация». Одна немолодая женщина, услышав имя Чарской, произнесла нараспев, словно цитируя какое-то произведение этой писательницы: «Ах, Мари – такая душечка! Я всю ночь простояла на коленях у ее двери и плакала от любви к ней…»
«– Варенька! Радость моя! Моя жизнь! – начал он умоляющим голосом. – Что с вами? Чего вы испугались? Этих чужих? Да?.. Но ведь без них нельзя! Нужны свидетели нашего брака. Мы обвенчаемся и, если вы хотите, они тотчас же оставят нас. Мы уедем к себе, будем одни… Да? Хотите?
Белев ласково глядел на Варю, стоя совсем близко от нее.
– Варенька… – начал он шепотом.
– Не теперь, только не теперь… Лучше потом! Отпустите меня!.. Уедемте отсюда…»
(«Юность Кати и Вари Солнцевых»).Подводя итоги, скажу о «золоченых соплях» следующее. Пользы от них никакой, вреда особого тоже, разве что портят литературный вкус девочкам. Невежественные читатели иногда путают златосопливые произведения с монристскими. Глубочайшее заблуждение! Монризм – дитя романтизма; «золоченые сопли» происходят от сентиментализма (ср.: «Лиза рыдала – Эраст плакал – оставил ее – она упала – стала на колени, подняла руки к небу и смотрела на Эраста, который удалялся – далее – далее и наконец скрылся – воссияло солнце, и Лиза, оставленная, бедная, лишилась чувств и памяти». – «Бедная Лиза».). Монризм – чтение для пацанов, «золоченые сопли» – преимущественно девчонское чтение. У этих течений совершенно разные взгляды на жизнь. Например, для героев златосопливых книг любовь – все. Ради любви – что угодно. Для героев монристских книг любовь – одно из благ, к которым стремится положительный герой, наряду со свободой, сокровищами, местью, долгом дружбы. Эти два течения имеют разные центры тяжести.
Глава третья
Монризм и немонристская литература
Соотношение монризма и иных, немонристских видов литературы стоится по-разному. Несомненно одно: элементы монризма встречаются в произведениях, которые принадлежат к первичной литературе.
Прежде всего это касается жанров, наиболее близких романтизму, – фантастики и сказки. В реализме этих элементов сравнительно мало.
1. Ключевое понятие монризма – «момент». Что такое момент, лучше всего показать на следующем примере.
В 1678 г. в Амстердаме вышла книга «Пираты Америки», написанная свидетелем и участником многих походов карибских пиратов, скрывшимся под псевдонимом Эксквемелин. Это произведение отличается удивительной точностью и большим количеством достоверных фактов. «Пираты Америки» выдержали множество изданий на разных языках и на протяжении многих лет служили своего рода библией для романистов. Черпал из этого источника и Рафаэль Сабатини.
Одним из шедевров пиратской карьеры Питера Блада считалось маракаибское дело. Посмотрите на карту северного побережья Южной Америки. Озеро Маракаибо имеет форму бутылки с горлышком, направленным в сторону моря. Пираты стояли в озере (в лагуне, как пишет Эксквемелин), а у самого выхода, в узком проливе, их ждали пушки испанского флота.
Вот что сделал знаменитый пират Генри Морган («Пираты Америки»): «…встал вопрос, как выйти из лагуны. Пираты решили пуститься на хитрость: днем, в канун ночи, которая намечена была для бегства, часть пиратов села на каноэ, якобы для того, чтобы высадиться на берег. Берег этот был в густых зарослях, и пираты незаметно вернулись назад, легли в каноэ и потихоньку снова подошли к своим кораблям. Такой маневр они предприняли неоднократно, причем ложная эта высадка шла со всех кораблей. Испанцы твердо уверились, что пираты попытаются этой ночью броситься на штурм и захватить крепость; они стали готовить все необходимое для защиты с суши и повернули туда все пушки.
Настала ночь, и когда Морган убедился, что все пираты наготове, он приказал поднять якори, поставить паруса. Корабли понесло в струе течения, и их прибило почти к самой крепости. Испанцы тотчас повернули часть пушек в сторону моря, но пираты успели уже осуществить свой маневр, и их корабли почти не пострадали от крепостных орудий. Впрочем, испанцы так и не решились повернуть все пушки в сторону моря, опасаясь, что основные силы пиратов нападут на них с суши…»
Перед нами – свидетельство очевидца о том, какой находчивостью обладал Генри Морган. Но это сухое, хотя и точное изложение факта. Сабатини же превращает этот факт в «момент», над которым хочется смеяться от удовольствия. Дело даже не в том, что он не рассказывает, а показывает. Дело в наслаждении, с которым автор относится к сюжету и которое передается нам. «Дотащить момент», в сущности означает извлечь максимум удовольствия из факта.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});