Чудесная жизнь Иосифа Бальзамо, графа Калиостро - Михаил Алексеевич Кузмин

1

Кстати, только Кузмин нашел рифму «валторна – тлетворно».

2

Книги Ленотра любил за сочетание строгой документальности и стиля И. А. Бунин.

3

Мальчик рос, как растут все дети небогатых купцов… – Хотя, опьяняя доверчивых слушателей, Калиостро выдавал себя за современника Христа*, которому якобы предсказал распятие, родословная и детство отличались унылым прозаизмом. Ничто не предвещало будущих фейерверков. Его прадеда по материнской линии звали Маттео Мартелло, младшая дочь которого, Винченца, вышла замуж за Иосифа Калиостро, уроженца Нуавы. Впоследствии чародей стал называть себя графом, не имея на то никаких реальных прав. Прежде, чем прославиться как Калиостро, он перебрал множество имен: Мелина, Тиччио, Бельмонте, маркиз Пеллегрини, Феникс… Гете оставил замечательное описание серого интерьера, в котором прошли первые годы жизни Калиостро. Он приехал к родственникам чародея, выдал себя за его друга. Писатель действовал с апломбом Калиостро. И ему поверили, как верили Калиостро в Митаве, Париже, Лионе, Страсбурге, Лондоне, Петербурге! Вот только фокусов Гете не показывал и унес ноги, когда почувствовал, что его могут вывести на чистую воду более проницательные земляки Калиостро.

(*) Сколько раз мы гуляли по влажному песку, на берегу Тибериадского озера! В его голосе была бесконечная нежность. Однако он мне не хотел верить… Собрал шайку лаццарони, рыбарей, оборванцев. Проповедовал. (Повернувшись к слуге) Помнишь тот вечер в Иерусалиме, когда распяли Иисуса? (Слуга Калиостро, с глубоким поклоном) Нет, сударь. Господин знает, что я состою на службе его светлости только полторы тысячи лет. – F. Funck-Brentano, l'Affaire du collier, Paris, 1901, p. 89.

4

…она и теперь похожа была на девочку. – Казанова расказывал: «От нее веяло благородством, наивностью, нежностью и тем робким стыдом, который придает столько очарования юной женщине». (Ibid., р. 95). Из-за жены Калиостро постоянно вспыхивали дуэли. Те, кто никогда не видел ее, до умопомрачения спорили о цвете ее глаз, о том, на левой или правой щеке расположена ямочка… Во время «дела колье» она была оправдана моментально, потому что судьи единодушно решили: «Такой ангел не может быть преступником». Ни у кого не было сомнений в том, что Калиостро дал жене эликсир вечной молодости и красоты. Кстати, по поводу эликсира ультрехтская газета от 2 августа 1787 года писала: «Старая кокетка выпросила у Калиостро эликсир, омолаживающий на двадцать пять лет. Его принесли в отсутствии дамы. Горничная по имени Софи, которой было тридцать лет, решила отведать напиток, показавшийся ей восхитительным, и опустошила флакон. Тотчас все ее члены уменьшились, меньше стала голова, рост, короче – Софи превратилась в пятилетнюю девочку, которой вздумалось примерить платье взрослой. Дама возвращается, зовет Софи. Запутавшись в юбках, та идет на голос хозяйки. Пораженная дама требует принести флакон. Он пуст. В ярости она хлещет бедную малышку. Потом спешит к Калиостро. Тот долго хохотал, но второго лекарства дать не захотел». – Ibid., р. 90.

5

…счел его за подосланного иезуита… – Слухи о том, что Калиостро иезуит, были очень популярны. В качестве аргумента выдвигались самые невероятные причины. В письме одного жителя Страсбурга от 7 июня 1787 года читаем: «Примечено, что он здесь ни по векселям, ни чистыми деньгами ни от кого ничего не получал, однако ж всегда платил исправно, щедро, да еще и деньги вперед, не имея здесь никаких доходов, по крайней мере известных. Сие вложило некоторым в голову, что он должен быть подослан от изгнанных иезуитов». – Описание пребывания в Митаве известного Калиостра, с. 74–75.

6

При этом он обе руки сложил тетрадкой и поместил их ладонями к глазам малютки. – Любопытно сопоставить этот эпизод с источником – воспоминаниями Шарлотты, вернее, ее дневниковой записью, а затем с ее позднейшим комментарием. «Калиостр на левую руку и на голову дитяти взлил (по Калиострову выражению) елея премудрости и потом, проговоря некоторый псалом, посвятил мальчика к будущему видению. Ребенок при сем действии почувствовал некоторой жар и пот; на сие Калиостр сказал, вот верной знак, что это дитя духам нравится. Потом на руке и на голове мальчика написал некоторые слова, велел ему не спуская глаз смотреть на намазанную руку, и в сем положении начал он свои заклинания. Наперед спросил он у дяди моего, так чтоб ребенок не слыхал, какое явление хочет он, чтобы сыну его представилось. Дядя просил Калиостра, чтоб он представил ребенку мать его и сестру, которые были дома, для того чтоб ребенок не испугался, ежели видение начнет ему казаться. Около десяти минут после заклинаний ребенок закричал, что он видит мать свою и сестру; тогда Калиостр спросил у него: что делает сестра? на что ребенок отвечал: что она держит руку у сердца, как будто бы у нее там что болело. Спустя несколько времени дитя опять закричал: сестра моя целует брата моего, которой теперь лишь домой приехал. Здесь должно мне сказать, что когда господа сии из дому дяди моего поехали в дом г. фон Говена, которой чрез несколько улиц от дядина дому отстоял, чтобы сделать в нем первый магической опыт, в то время сего брата двоюродной моей сестры в городе не было; да мы и не ждали его в тот день, а щитали его еще в семи милях от города. Но в самой тот час, когда сделаны были сии заклинания, вошел к нам сверх чаяния нашего двоюродной мой брат, а сестра моя не за долго перед тем чувствовала такое сильное биение сердца, что ей весьма худо сделалось» (там же, с. 90–96). В примечаниях 1787 года Шарлотта дает следующую интерпретацию этого случая: «Я должна признаться, что описание сего первого опыта весьма меня поразило, и я по тогдашней моей к чудоверию склонности, столь много возмечтала о Калиостре, что после того я уже ни о чем спокойно судить способности не имела. Дом же, в котором производился сей опыт, столь далеко отстоял от дому дяди моего, что никакое бы оптическое зеркало туда не могло действовать; и сие самое еще больше утвердило меня в тех мыслях, что Калиостр действительно имел власть, как он уверял, над бесплотным сонмищем; а для сей-то причины я столь подробно описала в моих записках 1779 года сие обстоятельство, дабы чрез то представить его нашему чудолюбивому потомству как такого человека, для которого и сверхестественные действия были возможны. Сего плутовства хотя я и не могу