Чудесная жизнь Иосифа Бальзамо, графа Калиостро - Михаил Алексеевич Кузмин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А если я не исполню этого?
– Вы будете оставлены.
– Оставлен? Кем?
Незнакомец молчал. Калиостро принялся бегать по комнате.
– У меня есть друзья высоких степеней и могущественных влияний, у меня есть сила, богатство, знание. Кем могу я быть оставлен?
– Старайтесь быть другом Тому, без которого все друзья ничто.
Граф расхохотался.
– Поверьте, я лучше вас знаю все это.
– Граф Калиостро, прошу вас не разговаривать со мной таким тоном и перестать метаться из угла в угол.
– Простите!
– Я говорю не от себя, я вас предупреждаю. Если вы не верите, я вам могу дать знак.
Вокруг гостя странно зареяло какое-то неопределенное сияние, предчувствие света, воздух сделался легче и теплее; казалось, сейчас послышится не то звук, не то запах. Калиостро протянул руку:
– Я верю.
Оба стояли молча.
– Граф Калиостро, может быть, не следует говорить того, что я скажу, но ответственность я беру на себя, Иосиф Бальзамо, не губи себя, прошу тебя послушаться.
Голос незнакомца зазвучал совсем по-другому, он протянул обе руки, и
Калиостро бросился к нему на грудь. Больше гость ничего не говорил; обняв последний раз графа, он поклонился, покрыл голову треуголкой и вышел за дверь.
Калиостро долго стоял смущенный, растроганный, не замечая, как по толстым щекам его текут слезы. Проведя рукою по лицу, он заметил, что оно мокро. Будто придя в себя, он бросился к двери, словно думая, что там еще кто-нибудь есть. Потом шлепнулся в кресло, опять вскочил и, сдвинув парик на сторону, принялся бегать, шепча:
– Выдумка! И я хорош: граф Калиостро плачет в объятиях мальчишки!
Великий мастер, стыдитесь! Ваша сила, знание – все исчезнет? Глупости!
Вот я велю свече потухнуть – и она гаснет (и, действительно, свеча на комоде заморгала, заморгала и погасла, будто кто прикрыл ее колпачком), вот велю ей гореть – и она снова светит (правда, свеча снова забрезжила и разгорелась). Ото, наша сила еще не исчезла! А не исчезла сила – и все в порядке! Я буду сильнее всех! Какой восторг! Все люди мне подчинятся, и я им дам то, что им нужно. Царство мое будет царством милости и благости. Бедные братья, хотите вы золота? Золото к вам потечет из моих рук, как источника, хотите успеха – успех идет вам навстречу; любви, власти? – Все вам дастся, только признайте меня. Я беру все ваши слабости, ваши грехи на себя; спите спокойно, только поставьте меня вершителем вашей судьбы! Кто может становиться между мною и моим Богом, какие самозванцы в серых плащах? Все это фокусы! Никто лучше меня не, знает Его воли, Его желаний, Его путей. Пусть меня оставляют, я не буду оставлен!
Калиостро, закинув голову, поднял глаза, остановился в каком-то неподвижном восторге, как вдруг легкий металлический треск и звяк привели его в чувство. Он прямо бросился к стене, где висела обнаженная шпага. Теперь на гвозде повис только один кусок, прилегающий к рукоятке, остальные два обломка лежали на земле, скрестившись. Калиостро опустился на пол и долго смотрел на мерцающий крест из сломанного натрое лезвия, потом вскочил так порывисто, что свеча потухла, и закричал:
– Графиня! Лоренца, Лоренца!
Жена, вероятно, спала крепко, потому что никто не отозвался на крик
Калиостро. Закрыв лицо руками, он прошептал: «Один, один!», но вдруг выпрямился и, толкнув бренчавшие обломки ногою, произнес торжественно:
– Свет увидит, что может сделать один Калиостро, предоставленный собственным силам!
3
Отъезд графа 28 января 1785 года, обставленный полною тайною, для всех был большой неожиданностью; впрочем Калиостро любил такие неожиданности, окружая иногда неважные поступки туманом, чтобы они не отличались для непосвященного взгляда от таких, которые действительно требовали таинственности. Лионские масоны надеялись, что мастер вернется к 20-му августа, когда предполагалось торжественное открытие обновленной ложи, и предполагали, что в Париж графа вызвали масонские дела, так как в феврале там должен был быть съезд разных лож под названием «Филалеты». Может быть, Калиостро и думал принять участие в заседаниях «филалетов», может быть, скорее хотел броситься в кипучую парижскую жизнь, бороться, блистать, удивлять и властвовать, убедиться, что сила его не потеряна, уверить себя на деле и скорей, скорей. А, может быть, на его отъезд повлияли письма г-жи де ла Мотт, писавшей ему время от времени. Он так хорошо помнил эту приятельницу кардинала, с которой он познакомился еще в Соверне! Она была мила, небольшого роста, с каштановыми волосами, вздернутым носом, голубыми глазами и слишком большим ртом. Происходя из обедневшей дворянской семьи, выросшая почти в нищете, пока ее не взяла на свое попечение маркиза Бугэнвиль, Жанна де ла Мотт [9], уже скоро пять лет, была замужем за жандармским офицером, толстым г-ном де ла Мотт, имела свой салон в Марэ и пользовалась влиянием у королевы. Злые языки уверяли, что маленькая ла Мотт просто сняла в Версале комнату и сидела там иногда без еды, просто для вида, когда слуги важно заявляли, что госпожа поехала ко двору. Но, как бы то ни было, многим лицам она оказывала протекцию и доставляла места, разумеется, за плату деньгами или товарами, потому что она могла выхлопотать и поставки. Она оказала некоторые услуги родственнику де Роган, что еще больше скрепило ее дружбу с кардиналом. Калиостро она легкомысленно и туманно писала, что его присутствие было бы очень полезно, так как ни она, ни добрый кардинал не могут решиться на какое-то дело.
В Париж граф приехал в начале февраля и, очевидно, собирался устроиться на широкую ногу, так как, проведя всего несколько дней в отеле, где платил по пятнадцати луидоров в день, он снял особняк маркизы д'Орвилье, по соседству с г-жой де ла Мотт, в том же Марэ, и обставил его очень быстро богатою мебелью.
«Филалеты» действительно рассчитывали на участие Калиостро в их заседаниях, но граф заставлял себя упрашивать, предъявлял разные требования, чтобы пригласили непременно г-на Лаборда, чтобы уничтожили архив «филалетов», чтобы раньше признали обязательным «египетское посвящение», так что братья увидели, что, пойдя на уступки, они тем самым предрешают исход совещаний, и оставили его в покое. Кажется, Калиостро ожидал других результатов от своей требовательности, но представился вполне довольным и занялся устройством собственной ложи.
Кардинал ждал его с нетерпением. Ему столько же нужен был совет Калиостро, сколько хотелось просто рассказать про необыкновенное приключенье. Спросив мельком про дела графа, кардинал с таинственным и лукавым видом произнес:
– Ну, граф, нам нужна ваша помощь.
– Вы знаете,