Путь на восток (СИ) - "Эфемерия"

Боль — это не просто цепная реакция множества рецепторов нервной системы.

Это кошмарное, гнетущее и сосущее чувство, раздирающее внутренности тупым зазубренным ножом.

Три года назад, когда я обнаружила взрывную воронку на месте родительского поместья, сквозь сокрушительный ураган боли я ощутила небольшое облегчение от осознания, что они умерли мгновенно. Не превратились в заживо гниющих плотоядных тварей, а просто за секунду исчезли с лица земли вместе с огромным особняком, где прошла большая часть моей жизни.

Но теперь… Пагсли движется очень медленно, с каждым шагом сокращая расстояние между нами — и этих нескольких секунд оказывается достаточно, чтобы я смогла внимательно его разглядеть.

Мертвецки бледное лицо с оскаленным провалом рта и запавшими глазами практически не тронуто разложением.

А значит, он умер совсем недавно.

А значит, все эти годы он боролся за жизнь.

А меня не было рядом, чтобы ему помочь.

Брат шумно втягивает воздух, и из его горла вырывается хриплое приглушённое рычание.

Мой указательный палец всё ещё лежит на курке автомата — но рука безвольно опускается.

Я не могу в него выстрелить. Просто не могу.

И хотя умом я отчётливо понимаю, что в этом существе уже нет ничего от того пухлого неуклюжего мальчугана, которого я постоянно защищала от нападок одноклассников, неведомое чувство внутри отчаянно противится необходимости прицелиться ему в лоб. Вдобавок в горле появляется мерзкий колючий комок, а в уголках глаз начинает предательски щипать. Воспоминания о нашем детстве беспощадно атакуют разум, точат мою решимость подобно могильным червям.

Я доверяю тебе, Уэнсди.

Я рефлекторно отступаю на несколько шагов назад — и в конце концов упираюсь спиной в стеллаж, заваленный испорченными продуктами. Неловко подволакивая левую ногу, вывернутую под неестественным углом, Пагсли продолжает на меня надвигаться. Вытягивает обе руки вперёд — совсем как раньше, когда он заключал меня в объятия, напрочь игнорируя недовольство и ядовитый сарказм. Вот только теперь он тянется ко мне вовсе не с намерением обнять. А со слепым кровожадным желанием вцепиться зубами в глотку.

Я понимаю это. Прекрасно понимаю.

Но тело отказывается подчиняться. Отказывается выполнить простейший алгоритм давно привычных действий — зажать курок указательным пальцем, прицелиться аккурат промеж глаз и выпустить пулю, чтобы окончательно лишить его жизни.

— Пагсли… — его имя срывается с моих губ совершенно непроизвольно, ведь я знаю, что брат меня не услышит и не поймёт.

Он уже мертв.

Настоящего Пагсли здесь нет.

Только уродливая внешняя оболочка в чёрной толстовке с надписью «Ад — это другие люди», которую я подарила ему на восемнадцатый день рождения.

Между нами остаётся не больше пары шагов. Отступать мне больше некуда.

Ещё две секунды — и его пальцы с обломанными ногтями коснутся моего лица.

Боковым зрением улавливаю силуэт Вещи — мой пёс издаёт угрожающий низкий рык и скалит острые зубы. Но у меня никак не поворачивается язык отдать ему команду «Фас».

— Уэнсдэй? Ты где? — встревоженный голос хренова героя доносится словно сквозь плотный слой ваты. — Черт побери!

А в следующую секунду я ощущаю, как Торп резко дёргает меня в сторону — от стремительного движения безжизненное лицо брата словно смазывается и на мгновение исчезает из поля зрения. Я вижу, как Ксавье вскидывает руку с пистолетом и уже возводит курок… И вцепляюсь в его запястье предательски дрожащими пальцами, оттолкнув в сторону.

Пуля со свистом рассекает воздух и разносит стеклянную банку на прилавке позади Пагсли.

Брат дёргает головой, словно хочет обернуться и посмотреть на стекающий с полки джем вперемешку с осколками — но потом неподвижно замирает на месте, будто бы растерявшись.

— Ты что?! Какого… — хренов герой бросает на меня раздражённый взгляд сверху вниз. И осекается на полуслове. Очевидно, выражение моего лица куда красноречивее любых объяснений. — Ты знаешь его, да?

Я машинально киваю, не в силах вымолвить ни слова. Кажется, я даже не могу сделать полноценный вдох — грудную клетку словно сдавливает невидимыми цепями, и вместо слов у меня вырывается глухой судорожный всхлип.

— Черт… — Торп морщится будто бы от боли, а потом вдруг обхватывает мои плечи свободной от оружия рукой и притягивает к себе.

Будучи не способной сопротивляться, я утыкаюсь лицом ему в грудь — и самообладание окончательно даёт трещину.

По щеке скатывается слеза.

А потом ещё одна. И ещё.

Хренов герой обнимает меня всё крепче, прижимает к себе практически до боли в рёбрах. Но физическая боль не идёт ни в какое сравнение с той зияющей пустотой, что медленно разрастается в душе.

— Что случилось?! Матерь Божья, мертвяк! — слышу голос кудрявого миротворца откуда-то позади. И глухое рычание Пагсли, учуявшего новую жертву. Он пока не торопится нападать, но это лишь секундное замешательство. Просто нейронные связи в его мозгу теперь работают очень медленно. — Вы что встали?!

— Тай, не надо, — сбивчиво бормочет Ксавье, и я чувствую, как его пальцы зарываются мне в волосы, мягко поглаживают макушку и опускаются на шею, не позволяя отстраниться и снова взглянуть на мёртвого брата. — Давайте просто уйдём отсюда.

— Нет, — уперевшись отчаянно трясущимися ладонями в грудь хренова героя, я заставляю его слегка отодвинуться.

И хотя глаза застилает пелена слёз, и хотя сердце сжимается в клетке из ребёр, и хотя я чувствую себя так, будто все двести шесть костей ломаются одновременно — уходить я не намерена. Я не оставлю родного брата в таком виде, не позволю ему влачить жалкое существование в виде полумёртвой твари, единственным желанием которой является жажда свежей плоти. И неутолимый, бесконечный, животный голод.

— Уэнсдэй, давай лучше я? — робко предлагает Торп, угадав мои намерения за секунду до того, как я решительно выворачиваюсь из его объятий и вскидываю автомат.

— Я сама, — даже титаническим усилием воли мне не удаётся скрыть предательскую дрожь в голосе. — Он… был моим братом.

Пагсли по-прежнему стоит на месте, слепо вращая белесыми глазами с красными полосками лопнувших капилляров. Понятия не имею, как твари видят этот мир — но вряд ли подёрнутые плёнкой зрачки позволяют разглядеть его в красках. Никогда прежде не задумывалась об этом. Но сейчас, когда я возвожу курок, разум атакует бесчисленное количество непрошеных мыслей.

Каким образом мой брат оказался в Мичигане, за многие километры от родного Нью-Джерси? Как он жил все эти годы, пока не превратился в плотоядного мертвеца? Был ли он одинок или же путешествовал в компании других людей? Пытался ли он найти меня или смирился с мыслью, что мы никогда больше не увидимся? Как он умер? Быстро и легко или медленно и мучительно… как?

И ещё десятки вопросов, на которые я уже никогда не смогу узнать ответ.

А потом я прицеливаюсь и спускаю курок.

Звенящую тишину супермаркета вспарывает оглушительно громкий звук выстрела, эхом отразившийся от стен. Пагсли отбрасывает назад на пару метров, он врезается спиной в стеллаж с продуктами — и на его голову сверху валятся дурацкие сладости в ярких обёртках. Шоколадные батончики, фруктовые леденцы, пирожные Твинки, которые он так любил в детстве и благодаря которым заработал с десяток килограмм лишнего веса.

Даже слегка иронично.