Тени над Латорицей (Справедливость - мое ремесло - 3) - Владимир Кашин

- Света, я тебе потом все объясню. Прости меня. Не сердись, я скотина, но не могу иначе, это выше меня.

Наверно, так всегда говорят в подобных случаях, подумал он, закончив свою тираду. Светлана стояла, как привидение, с широко открытыми глазами. В коридор влетел Вадик. Таня потянулась за своей дубленкой.

- Павлик, - сказала Светлана, - единственное, о чем я тебя прошу, это поскорее уйти. Взять Таню и уйти.

- Хорошо, хорошо, мы уже уходим.

Он помог Тане надеть дубленку, украшенную вышивкой. Таня взяла сумочку.

- Света, Павел сейчас останется, а я уйду. Это была шутка. У меня просто плохой характер, против вас я ничего не имею. Не сердитесь. Павел мне ни к чему.

Онищенко видел, что даже сейчас, извиняясь перед Светланой, она все равно поднималась над нею так, что у него кружилась голова. Он ей ни к чему?! Но ведь она говорит это просто так, чтобы было легче Светлане. Он уверен, что "к чему", и очень даже "к чему"!

Таня вышла на площадку и вызвала лифт.

- Тебя проводить? - высунулся из двери Вадик, хватая свою шапку. Он был рад, что обошлось без большого скандала.

- Проводи, если хочешь, - ответила Таня.

Павел, неожиданно рассердившись, схватил Вадика за плечо и повернул к себе:

- Я провожу! Я провожу! Я!

- Но ты же слышал, что ты - ни к чему! - в свою очередь рассердился и Вадик. - Ей, по-моему, все ни к чему!

- К чему или ни к чему - сам разберусь.

Он схватил в охапку свое пальто, шапку, кашне и выбежал на площадку. Автоматические дверцы лифта уже сходились, но он сумел раздвинуть их и влезть в кабину.

В кабине он быстро оделся.

- Ты меня что, за идиота принимаешь? - Таким сердитым, как в эту минуту, он не помнил себя никогда. - Ни к чему, так какого же черта? Ты из спортивного интереса, да? Знаешь, кто ты после этого? Говори, из спортивного?

Лифт остановился.

- Не знаю. Я сама ничего не знаю. Но ты - хороший и честный, ты мне даже вроде бы и нравишься. Но я не знаю точно, честное слово, не знаю...

Домой он вернулся в четыре часа утра.

Они бродили вдвоем по ночным улицам. Был сильный мороз, и, когда они коченели от холода, входили в первый попавшийся подъезд, грелись у батарей, чтобы потом двинуться дальше, без цели и направления. Замерзнув, она снова становилась похожа на птицу, но какой же милой и славной могла быть, когда хотела! О чем только не пустословили они тогда, какие только тары-бары не разводили! Но какую бы околесицу ни несли, какой бы ни плели вздор, какие бы лясы ни точили, он думал только о ней, смотрел только на нее, и до малейших подробностей запомнилось ему каждое ее движение, каждое слово и каждый ее взгляд в этот безумный вечер и в эту блаженную ночь, когда они, как это ни странно, ни разу не поцеловались!

Даже и сейчас, во дворе заставы, показалось Павлу, что чувствует он на себе ее взгляд, слышит ее голос - словно стоит она рядом, в морозном тумане. Наваждение какое-то!

Онищенко встал, прошелся вдоль спортивной площадки. Прислушался, как приятно хрустит под ногами гравий. Нет, он не успокоится, пока не поймет, почему с ней так трудно, так тяжело. А что, если бы он остался на гражданке? Ладили бы они с Таней или нет? С ее характером совладать не просто. В любую минуту может она вспылить и поссориться. А так ведь недолго и до полного разрыва. Какая все-таки чушь в голову лезет!..

Павел оборвал свои размышления о Тане и пошел дальше, отчаянно вминая сапогами гравий. Не давали покоя и мысли о заседании комсомольского бюро. Понимал: долго не сможет смотреть ребятам в глаза. Все еще не мог избавиться от чувства, что Пименов и Конкин действовали предвзято, но в искренность Стасюка и замполита верил.

А как он сам вел бы себя на их месте? И вдруг подумал, что здесь он не просто Павел Онищенко, а пограничник Онищенко, солдат. Почувствовал, как твердо стоит на ногах, как уверенно шагает, как ладно сидит на его сильном теле военная форма, как придает ему бодрости туго затянутый на талии широкий кожаный ремень.

На месте Конкина, Стасюка, замполита? Как бы он вел себя? Наверно, так же. И действовал бы, и говорил бы, и стружку снимал бы с какого-нибудь разгильдяя. В конце концов, он тоже имеет право спрашивать с них. Пусть тот же Конкин только попробует нарушить дисциплину!.. От этой мысли Онищенко повеселел. Все стало ясно, просто и справедливо. Черт возьми, неужели Таня лишила его мужества и превратила в какого-то хлюпика!

Он подошел к турнику, подпрыгнул и несколько раз подтянулся на руках. Спрыгнув на землю, посмотрел на часы. Свободный час кончился. Скоро ужин и - снова в наряд.

"Если бы хоть раз, один только разочек на нее взглянуть!" Вздохнул, шагая к казарме. Хорошо знал, что отпуск домой - такая награда, которая не для него. И, конечно, никак не могло ему прийти в голову, что Таня совсем недалеко, всего-навсего в нескольких десятках километров от него, в камере предварительного заключения ужгородской милиции. И не догадывался Павел, что замполит Арутюнов через открытое окно кабинета все время наблюдает за ним и, кажется, остался доволен поведением солдата после бюро.

4

Коваль потянулся в постели и заставил себя открыть глаза. Поперек одеяла лежала солнечная полоса. Седьмой час - надо вставать!

Порой, когда не было срочных дел, любил он, как в детстве, полежать несколько минут, нежась и разглядывая сквозь прищуренные веки утренний свет. Сегодня он мог бы позволить себе возвращение в беззаботное детство, если бы в деле, которым занимался, кончился определенный логический этап и перед тем, как перейти к следующему, надо было бы немножко расслабиться, спокойно порассуждать.

Каталин Иллеш, ее дочери, неизвестные убийцы, Шефер не выходили из головы, чем бы он ни занимался. И даже ночью не оставляли его в покое. Мало того, во сне присоединялись к ним еще и капитан Вегер, Романюк, Бублейников, следователь Тур, Наташка и Ружена - и все вертелось и кружилось, как в калейдоскопе, и от этого почти каждое утро просыпался он с тяжелой головой.

Но, в конце концов, он все же мог бы дать себе несколько минут утреннего покоя, если бы не цыган. Позавчера было получено сообщение, что Маркел Казанок проживает в Орле со своей законной женою Бэллой. На первом допросе он категорически отрицал поездку в Закарпатье. Это становилось для уголовного розыска интересным, и Казанка должны были доставить сегодня.

Веки не очень-то слушались Дмитрия Ивановича, слипались. Подполковник потянулся к ночному столику за папиросами, но вместо пачки натолкнулся на стакан. Ага, опять молоко. Значит, Наташки уже нет. И когда она только успела выскользнуть!

С трудом открыл глаза и осмотрел комнату. В противоположном углу небольшого номера стояла аккуратно убранная Наташкина кровать. "Опять махнула к приятелям на турбазу! Спокойно жить не может. Вся в отца, - не без гордости подумал Коваль. - А может, убегает от меня?"

Очень хотелось курить. Наташка не давала закуривать натощак, прятала папиросы и подсовывала молоко или чай. Ее забота трогала, и одновременно брала досада - терялось наслаждение от первой полусонной затяжки.

Подполковник сел на кровати. Покорно глотнул из стакана молока, словно Наташка и сейчас была рядом с ним, и сразу бросился искать свой "Беломор". Пачка оказалась за портьерой, под кипой прочитанных газет. Неужели не понимает, что отец - опытная ищейка, знает, куда и что можно спрятать?! Во всем номере не больше пяти-шести таких вот "потайных" мест.

Эта мысль успокоила его, он вытащил из пачки папиросу, закурил и жадно затянулся. Первую любил выкурить спокойно - ни о чем не думая: смотрел, как плывут и расплываются над головой голубоватые кольца. Потом лениво сделал несколько движений утренней гимнастики, постоял под душем и не спеша принялся за бритье. Уже кончая бриться, услышал телефонный звонок.

- Дмитрий Иванович? Доброе утро! Встали? Это - Вегер.

Капитан мог бы и не называть себя. Кто хоть раз слышал его мягкий, вкрадчивый и неторопливый голос, тот невольно обращал внимание на выговор капитана с выразительным венгерским акцентом, на манеру едва заметно растягивать слова, и легко узнавал его.

Продолжая бриться, Коваль внимательно выслушал Вегера.

- Иду, иду, Василий Иванович. Без меня не начинайте. Да, минут через пятнадцать. Что? Так у вас же прекрасные новости! Иду!

Подполковник словно позабыл, что всего несколько минут назад находился еще в том обычном утреннем состоянии, когда сон уходит не сразу, а как бы постепенно, по частям.

Шагал по улице быстрым и уверенным шагом, ничего не замечая вокруг и перебирая в памяти все, что слышал о Маркеле Казанке на оперативном совещании. Оставаясь верным своей старой привычке, выработанной за долгие годы оперативной работы, - систематизировать собранные данные, словно раскладывая их по полочкам, он и сейчас автоматически выполнял такую же работу.

Первое. У подозреваемого гражданина Казанка до приезда денег было немного.