Штормовое предупреждение - Чжу Шаньпо

продаст, муж будет ее ругать. Я же присмотрела ее синюю матерчатую сумку. Эта сумка сопровождала ее в пути по семнадцати уездам и по-прежнему оставалась чистой и совершенно новой. Красивые узоры и тонкая работа восхитила даже городских портных. Женщина просила три юаня. Я дала четыре юаня и сверху обычную матерчатую сумку, и купила у нее синюю. Хай Куй не понравились украшения яоской женщины, но у нее потекли слюнки при виде девочки у нее на спине, она накупила кучу печенья и сладостей и завалила ими ребенка, отчего та смеялась без удержу. Она сказала людям: «У нее в семье еще пятеро детей. Было бы здорово, если бы она захотела продать этого ребенка. Я готова обменять ее на пять золотых зубов». Но она не смела начать разговор, не обдумав его как следует. Кто-то помог ей с этим, но женщина из яо категорически отказалась и настороженно повернулась, чтобы уйти. Хай Куй быстро пояснила, что «всего лишь пошутила». Хотя лицо яоской женщины было смугловато, она выглядела очень красивой и кроткой, и грудь у нее была богатая. Хай Куй тихо показала на нее ветеринару Иню. Тот взглянул издалека и не дал никакого ответа. Хай Куй знала, что он не имел ничего против. Но женщина из яо не захотела, она хотела продолжать поиски мужа. Женщины шушукались, перебивая друг друга, и она поняла, что здесь не стоит оставаться надолго. Несмотря на приближавшуюся ночь, она поспешно пересекла улицу Цилоуцзе и поспешила на юг по улице Чжэньчжудацзе.

Как только женщина из яо ушла, Хай Куй высмеяла ветеринара Иня за безынициативность, мол, такая годная женщина и вот так ее ветром унесло. Ветеринар Инь скривил презрительную гримасу и ехидно ответил:

– А ты чуть из кожи вон не вылезла, только чтобы заполучить ее дочь.

Хай Куй сперва собиралась пригласить яоскую женщину погостить в ее доме несколько ночей, но поспешный уход той застал ее врасплох. В ту ночь она патрулировала улицы и переулки, надеясь, что найдет яосок, мать и дочь, оставшихся ночевать на улице. Но те исчезли без следа.

Местонахождение женщины из яо было неизвестно, а об украшениях, которые она оставила в Даньчжэне, частенько с восторгом рассказывали и сейчас, да и про мою синюю сумку вспоминали. Теперь и я хотела вместе пройти с ней долгий путь.

Я как раз занималась своими делами, как домой к нам примчался метеоролог Сморчок Хэ. Он тяжело дышал и от волнения не сразу смог заговорить, рыча и размахивая руками, пытаясь нам что-то сообщить.

Жун Чуньтянь готовил газировку на другой стороне дома; Жун Сятянь развешивал фонарики и вымпелы, готовый в любую минуту встретить прибытие невесты Ли Дань; Жун Цютянь, кажется, ничего не делал, он сидел в самой убогой боковой комнате и писал письмо – его письма никогда не кончались. Жун Дунтянь на предельной скорости резал и свежевал лягушек, в свое время он пытался деньгами соблазнить меня себе в помощь, но я категорически отказалась. Прибытие Сморчка Хэ насторожило его, и он вышел ему навстречу, размахивая сверкающей бритвой.

– Быстрее бегите… спасать… Жун… Яо! – В горле у Сморчка Хэ как будто застряла лестница, и звук выходил из нее, карабкаясь по ступеням.

Жун Дунтянь не поверил или не понял и потребовал, чтобы Сморчок Хэ выразился яснее.

– Жун Яо Хай Куй раздавила… в лепешку! – Сморчок Хэ вложил в это столько усилий, что даже выплюнул из глотки лестницу.

Я отчетливо услышала – сейчас «Хай Куй» обозначало не название тайфуна, а человека.

Все четверо братьев стояли перед Сморчком Хэ, сомневаясь в услышанном, и в то же время не в силах вообразить подобное. Они остолбенели так, что никто не издал ни звука.

– Хай Куй раздавила Жун Яо… так что аж брызнул! – повторил Сморчок Хэ, активно жестикулируя.

Четверо братьев на мгновение заколебались, словно вообще не верили тому, что сказал Сморчок Хэ. Ему не следовало в такое время выдумывать для них абсурдную драму. Будучи официальным метеорологом, он просто пришел сообщить, что приближается тайфун. Все об этом знали, поэтому вернулись на прежние места и, не теряя ни секунды, занялись каждый своим делом.

Сморчок Хэ повернулся к сидевшему в доме Чжао Чжунго и заорал:

– Они мне совсем не верят! Бесчувственные, бросают на произвол судьбы, никакого почтения к старшим, никакого сострадания! Жун Яо, поди, уж насмерть придавило – я ж его еще спасал, да сил у меня меньше, чем у муравья, я даже хайкуеву ногу не сдвину.

Чжао Чжунго долгое время не осмеливался рта раскрывать перед Жун Чуньтянем и остальными, даже смелости взглянуть на них у него не хватало. Но в этот момент море вдруг стало ему по колено, он взревел хриплой белугой и приказал:

– Вы, четверо, пятеро, сукины дети, а ну помогите ему! Спасите его!

От хриплого вопля Чжао Чжунго крем для лица выскользнул из моей руки на землю, стеклянная баночка разбилась. Крем разбрызгался. Эту баночку крема мне подарил ветеринар Инь, она была из Гонконга, а на крышке напечатан портрет Терезы Тенг. Это был экстра-подарок сверх излечения Цици от бесплодия. Мне не хотелось расходовать крем одним махом, я подсчитала, что при экономном использовании его хватит на три зимы. Я часто доставала его, чтобы посмотреть на Терезу Тенг, моя прическа всегда была как у нее. Я считала, что матери должны быть такими, как она. В тот момент, когда мама увидит меня, я буду одета в брюки-клеш, чтобы она не смела смотреть на меня свысока за то, что я явилась из глубинки. Но вылитую воду не соберешь. Крем тоже собрать не получится. Он забрызгал ножки кровати, тапочки и разбросанные в хаосе книги. Аромат сразу наполнил комнату. Мое сердце сжалось, и я отчаянно втягивала в себя воздух. Чтобы аромат не вырвался наружу, перед выходом я закрыла все двери и окна.

Чжао Чжунго сидел в инвалидной коляске, как свирепый Кинг-Конг, изо всех сил пытаясь встать, но не мог выпрямить спину. Поэтому ему оставалось лишь разевать рот и рычать с крайне злобным видом. Я не понимала, как в Чжао Чжунго собралось столько мужества и мощи? Неужели приближавшаяся буря наполнила его старое тело новой силой?

Тайфуны действительно могут придать людям сил. Осенью прошлого года Кривого Ли, владельца магазина гробов в переулке Чжимафан, прибило балкой, которая упала с крыши его собственного дома. Он впал в кому на полмесяца, жизнь в нем поддерживали рисовым отваром, он превратился в овощ. В Даньчжэне есть несколько незаменимых персон, и Кривой Ли был одной из них. Он делал гробы, и делал по-настоящему хорошо. Если