Новгородский толмач - Игорь Ефимов

Увы, нам уже не вернуться к такому языческому простодушию. Мы знаем, что Господь един в трех лицах, и все наши молитвы - только к Нему. Только к Нему я шлю каждый вечер молитву о том, чтобы он даровал мир и покой дому моей названой сестры Греты Готлиб. Чтобы уберег сына ее, Эдварда, от дьявольских козней и злого глаза. Чтобы муж ее был здоров и успешен в делах, чтобы продолжал любить и лелеять жену свою, как Иаков любил и лелеял Рахиль. И чтобы дано нам было свидеться с ней после стольких лет разлуки. Аминь.

Всегда любящий брат твой,

С. З.

Его преосвященству, в Любек,

из Пскова, ноябрь 1476

Ваше преосвященство, учитель и благодетель!

Пишу Вам из города, охваченного смутой, тоской, унынием. Сколько раз мы видели в истории разных стран: призовет народ кого-нибудь на помощь против врагов - и, глядишь, через год-другой бывший помощник-заступник сам превращается в захватчика-тирана.

Именно так повел себя Ярослав Оболенский, присланный московским государем на княжение во Псков. В нарушение всех псковских обычаев и свобод он поднимает там и здесь налоги, вводит новые подати, карает произвольными штрафами. Тех, кто пытается возражать, бросает без суда в темницу, протестов псковских посадников и бояр слушать не желает. "Для меня есть один закон слово князя Ивана", - заявляет Ярослав. И наместники его в других городах этой земли бесчинствуют точно так же и творят произвол и жестокости.

Псковичи шлют в Москву посольство за посольством, бьют челом московскому владыке с просьбой убрать от них злодея, дать им другого князя, который был бы им по душе. Но князь Иван слушать их не желает, верит во всем своему ставленнику. Тем более, что немалая часть новых налогов утекает в Москву.

В начале сентября дело дошло до кровопролития. Слуги князя Ярослава подрались в Кремле с псковичами, схватились за ножи. Псковичи отбивались камнями и палками. Вскоре в дело пошли луки и пищали. Сам князь Ярослав, в панцире и шлеме, выбежал из своего дворца пьяный, ввязался в драку. Были раненые и убитые.

Никогда еще не бывало в этом городе, чтобы внутри крепостных стен, у храма Святой Троицы, разыгралось кровавое побоище. Псковичи были ошеломлены и подавлены. Наутро они созвали вече и постановили изгнать князя Ярослава. Но тот отказался подчиниться их приказу. Снова потекли посольства в Москву и обратно. Московские бояре, присланные для разбора тяжбы, во всем приняли сторону наместника: пленников его, выпущенных по приказу псковского вече, приказали вернуть обратно в темницу, новые подати утвердили. Несмотря на это, псковичи проводили их с честью, дали подарков, послали провожатых. Московские же посланники отблагодарили их тем, что по дороге грабили и избивали жителей, а провожатых увезли с собой в качестве пленных.

Похоже, Москва хочет ясно заявить Псковской республике: прошли те времена, когда вы выбирали себе князя по душе и могли прогнать его. Отныне кого мы пришлем, тот и будет у вас править.

В доме Алольцевых - тоже уныние. Городские дела здесь всегда принимают близко к сердцу. Единственная отрада: все в эти дни читают описание путешествия одного русского купца в Индию. Рукопись доставили нам друзья Ермолая Лукича из Смоленска, мы сейчас переписываем ее в моей мастерской. Она настолько переполнена важными сведениями о далеких азиатских краях, что я почитаю своим долгом вкратце пересказать Вам содержание нескольких отрывков из нее. Ведь смелые проповедники веры Христовой уже сегодня проникают в Персию, Индию, Китай. Для них важно будет ознакомиться заранее с нравами и обычаями народов, живущих сегодня во мраке язычества или мусульманского наваждения.

Купец этот, Афанасий Никитин, странствовал около пяти лет и проделал путь длиной в тысячи миль. Он спустился по Волге к Каспийскому морю, присоединившись к персидскому посольству. Посол ширваншаха вез подарки своему государю от Ивана Московского, среди которых было 90 охотничьих кречетов. Но уже в устье Волги их корабли подверглись нападению. Кто-то погиб в схватке, кто-то попал в плен. Весь товар Никитина был разграблен, он сам чудом уцелел. Далее они плыли по Каспийскому морю, но буря заставила их пристать к берегу в районе Дербента.

Здесь в тексте стоит примечательная фраза: "Разошлись мы, заплакав, кто куда. У кого осталось что-нибудь на Руси, тот пошел на Русь, а кто был должен, тот пошел куда глаза глядят". Отсюда можно сделать вывод, что купец этот отправился в свое опасное путешествие, гонимый долгами. (Вот Вам польза разорения - оно поневоле расширяет горизонты человека.)

Но на что же он надеялся, потеряв все товары, которые вез на продажу?

Единственное объяснение я могу найти в одном русском слове, которое не имеет адекватного перевода ни на латынь, ни на немецкий: авось. Слово это включает в себя надежду на счастливый случай, помощь Всевышнего, удачное стечение обстоятельств, ошибку враждебных сил, встречу с добрым человеком и так далее. Значение "авось" у русских при планировании любых начинаний трудно переоценить.

Хранимый своим личным "авось", Афанасий Никитин продолжил путь на юг. Живя по неделям и месяцам то в одном городе, то в другом, он пересек Иран и добрался до берега Персидского залива в районе города Ормуз, а оттуда поплыл на корабле вместе с торговцами лошадьми и их товаром в сторону Индии. Плавание до Гуджарата заняло шесть недель. Никитин не сообщает, каким образом верный "авось" сделал его обладателем породистого жеребца. Но вот что примечательно: из рассказа исчезают упоминания о грабежах и разбойниках и даже о страхе перед ними. Похоже, властителям в тех краях каким-то образом удалось заставить своих подданных уважать чужую собственность. Или право распоряжаться чужим имуществом на подвластных им землях они оставили исключительно за собой.

Например, в городе Джуннаре хан отобрал у Никитина жеребца, когда узнал, что он не мусульманин, а русский христианин. Если верить рассказчику, владыка обещал вернуть ему коня и дать тысячу золотых в придачу, при условии, что он согласится принять веру Мохаммеда. Всесильный "авось" явился в виде столичного вельможи, случайно приехавшего в город: Никитин упал ему в ноги, и тот уговорил хана не принуждать русского к переходу в чужую веру и вернуть ему четырехногое богатство.

Конечно, в книге много хвастовства и явных преувеличений. То поминаются змеи длиной в две сажени, ползающие по улицам городов в Индии. То идут россказни об обезьянах, будто есть у них свой князь и свое войско, и если обезьяну обидеть, она пожалуется князю, и войско нападет на город обидчика. Описывая выезд султана с семьей на прогулку, Никитин уверяет нас, что в процессии шествуют десять тысяч конных, пятьдесят тысяч пеших и двести боевых слонов, не считая слуг, наложниц и музыкантов. (Нетрудно подсчитать, что солнце успеет зайти и взойти несколько раз, прежде чем такая армия протиснется через городские ворота.) Но что описано с искренним чувством, чему нельзя не поверить: печаль души, оторванной на чужбине от всех обрядов и таинств веры Христовой.

Больше всего Никитин горюет о том, что грабители лишили его не только имущества, но и богослужебных книг и календарей. Живя в Индии, он не знал, когда праздновать Рождество, когда - Пасху, когда поститься, когда разговляться, когда избегать плотских утех. Многократно просит он Господа простить ему эти невольные прегрешения. "О, благоверные христиане русские! восклицает он. - Кто по многим землям плавает, тот во многие беды попадает... Я же, раб Божий Афанасий, исстрадался по вере христианской!" Трогательно видеть, что даже в сердце вероотступника продолжает гореть неугасимая правда зова Господнего, принесенного на землю Искупителем нашим.

Что же касается плотских утех, похоже, наш путешественник был к ним весьма неравнодушен. С большим знанием дела описывает он расценки на эти греховные соблазны: "В Индии же гулящих женщин много, и потому они дешевые: если имеешь с ней тесную связь, дай две монеты; хочешь свои деньги на ветер пустить - дай шесть. Так в сих местах заведено. А рабыни-наложницы дешевы: четыре фуны - хороша, пять фун - хороша и черна; черная-пречерная амьчюк маленькая - хороша весьма".

В другом месте пишет, что хозяйки постоялых дворов не только готовят для приезжих, но и ложатся с ними в постель. Особенно любят белых путешественников жены малайцев. Они не только спят с ними, но приносят деньги и угощение, вино и сласти. А если у малайской женщины родится белый ребенок, муж награждает заезжего отца денежным подарком. Уж не этим ли зарабатывал наш купец на жизнь в далеких краях? Во всяком случае, никаких других источников дохода он не указывает. Согласитесь, Ваше преосвященство, что это хотя и своеобразный, но довольно эффективный способ проникновения в жизнь других народов. Жаль, что для наших миссионеров он заказан.

Племен в Индии великое множество, но в настоящее время все главные посты в армии и управлении заняты хоросанцами - выходцами из Северного Ирана. (Может быть, поэтому русский купец присвоил себе имя Юсуф Хоросани.) Он пишет, что индусы охотно рассказывали ему о своей вере. Он насчитал восемьдесят четыре божества в их Пантеоне. Идолов этим божествам он называет "буты". Но у меня возникло сомнение: может быть, он ослышался и индусы просто показывали ему статуи различных земных воплощений Будды?