Величайшее благо - Оливия Мэннинг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дракер наклонился к дочерям и прошептал что-то насчет grand-mère et grand-père. Они шепотом ответили ему. Он кивнул. Девочки взяли по апельсину и покинули комнату.
Когда за детьми закрылась дверь, разговор возобновился. Каждый из членов семьи принялся перечислять примеры гонений. Дракер склонил над тарелкой свою птичью голову. Он уже не раз слышал эти истории и знал, что они совершенно правдивы. Гай, потрясенный услышанным, сидел с сокрушенным видом. Единственными, кто оставались равнодушными, были Саша и госпожа Дракер. Последняя, очевидно, скучала. Сашу, казалось, эти рассказы никак не трогали. Мыслями он был далеко отсюда. Он был драгоценным зародышем в стенах матки, которая надежно охраняла его от окружающего мира.
— Но здесь же вам ничего не угрожает, — сказала Гарриет.
— Дело не в угрозе, — ответил Хассолель. — Угрозы повсюду. Это просто чувство, которое с нами издавна. В Буковине евреи носят шапки с лисьим мехом. Несколько веков назад им приказали носить такие шапки, потому что их называли хитрыми, как лисы. В наши дни они смеются над этим обычаем, но продолжают носить шапки. Они умны, это правда, но живут они сами по себе и никому не вредят.
— Может быть, дело в том, что они живут сами по себе? — спросила Гарриет. — Вы в первую очередь верны собственной нации. И вы разбогатели. Возможно, румынам кажется, что вы пользуетесь их страной и ничего не даете взамен.
Гарриет всего лишь пыталась поддержать разговор, но ее слова вызвали всеобщее смятение.
— Мы ни в чем не виноваты! — истерически воскликнула госпожа Флор. — Это всё румыны! Они закрывают перед нами все двери. Они эгоисты. В этой стране есть всё что угодно, но они не желают делиться. Жадные, ленивые люди! Они только гребут под себя.
Дождавшись, пока все умолкнут, Дракер заявил:
— Здесь всем хватит места, еды и работы достанет на всех. Румынам ничего не нужно — они хотят только есть, спать и совокупляться. Такая уж у них природа. Страной управляют евреи и иностранцы. Кто работает, тот и зарабатывает, не правда ли? Тогда уж можно сказать, что это румыны пользуются всем и ничего не дают взамен.
Это утверждение было встречено одобрительными кивками и возгласами.
— Мы, евреи, очень щедры, — сказал Тейтельбаум; его плоское, унылое лицо вдруг оживилось. — Мы делимся, если нас просят. Когда в 1937 году «Железная гвардия» процветала, по конторам ходили юноши в зеленых рубашках и собирали деньги на деятельность партии. Евреи давали в два-три раза больше, чем румыны, и какова была благодарность? «Железная гвардия» выпустила законы против нас. Еще в прошлом году здесь были погромы.
Хассолель чистил апельсин. Не поднимая взгляда, он заговорил:
— Нашего сына выбросили из окна университета. Перелом позвоночника. Он живет в швейцарском санатории. Наша дочь училась на врача. В лаборатории на нее напали, сорвали одежду и избили. Она уехала в Америку. Ей стыдно возвращаться. Мы потеряли обоих детей.
Он продолжал чистить апельсин в наступившей тишине. Гарриет беспомощно взглянула на побледневшего Гая.
— Когда придут русские, — вдруг заявил он, — никаких преследований больше не будет. Евреи смогут заниматься чем угодно.
Он пытался утешить хозяев, но те обернулись к нему с выражением такого неприкрытого ужаса на лицах, что Гарриет, вопреки своей воле, фыркнула. Никто не удостоил ее ни взглядом, ни словом, а госпожа Хассолель принялась уговаривать всех угощаться сладостями и конфетами, ссыпанными в подносы на столе. Подали кофе. Выпив чашку, Тейтельбаум веско сообщил:
— Коммунисты — дурные люди. Россия причинила много зла. Россия постоянно ворует у Европы.
Услышав знакомые аргументы, Гай пришел в себя и благодушно рассмеялся.
— Ерунда, — ответил он. — Европейская экономика давно устарела. Взять хотя бы Румынию. Миллион рабочих, то есть двадцатая часть населения, делает половину годового дохода страны. То есть каждый рабочий содержит четырех взрослых — четырех неработающих мужчин. И эти рабочие не просто постыдно мало получают — они еще и переплачивают за всё подряд, за исключением еды. За еду они платят, конечно, слишком мало.
— Слишком мало!
Сестры были возмущены.
— Да, слишком мало. В мире нет другой страны, где еда стоила бы так мало. В то же время фабричные изделия стоят непропорционально много. Так и выходит, что несчастные крестьяне работают за гроши, а платят за всё втридорога.
— Крестьяне! — возмущенно прошипела госпожа Дракер и отвернулась, показывая, что разговор повернул в такое недостойное русло, что ей придется покинуть общество.
— Крестьяне примитивны, — продолжал Гай, — и, если ситуация не изменится, они и останутся на примитивном уровне. Во-первых, они не получают образования и не могут позволить себе сельскохозяйственное оборудование…
— Да они же как звери, — перебила его госпожа Дракер, презрительно скривив лицо. — Что тут поделаешь? Они безнадежны.
— В определенном смысле так и есть, — ответил Гай. — Они находятся в безнадежном положении. Что бы ни происходило в стране, они оказывались в проигрыше.
Госпожа Дракер поднялась из-за стола.
— Мне пора отдыхать, — сообщила она и покинула комнату.
Последовала неловкая пауза, после чего Хассолель спросил, видел ли уже Гай новый фильм с Ширли Темпл. Гай ответил, что не видел.
Хассолель вздохнул.
— Очаровательная девочка! Я смотрю все фильмы с ней.
— Я тоже, — кивнул Дракер. — Она похожа на мою маленькую Ханну.
Когда они вернулись в гостиную, Саша пригласил Гая пройти с ним в маленькую комнату, где он занимался музыкой. Дракер извинился перед Гарриет и вышел — очевидно, отправился на поиски жены. Флор пробормотал что-то насчет работы и тоже покинул комнату. Из-за стены донеслись звуки граммофона, играющего «Basin Street Blues».
Оставшись в компании Хассолелей, Тейтельбаумов и госпожи Флор, Гарриет понадеялась, что вечер подходит к концу. Но это было не так. Горничная принесла бокалы богемского хрусталя — красные, синие, зеленые, лиловые и желтые, и госпожа Хассолель принялась разливать напитки.
Госпожа Тейтельбаум улыбнулась Гарриет, очевидно сочтя, что за обедом слишком много жаловались.
— Вам здесь должно понравиться. Тут приятно. Дешево. Много еды. Здесь, как бы это сказать, удобно.
Продолжить ей помешал слуга, который вошел в комнату и объявил, что господина Дракера ожидает автомобиль. Его отправили на поиски Дракера, после чего тот сообщил, что отвезет Гая и Сашу в университет. Гарриет поднялась, собираясь уйти с ними, но женщины запротестовали:
— Не забирайте госпожу Прингл, пусть останется с нами. Пусть останется на «файвоклок».
— Разумеется, она останется, — сказал Гай. Гарриет смотрела на него в панике, но он ничего не замечал. — У нее нет никаких дел. Она будет рада.
Без дальнейших промедлений он попрощался и отбыл вместе с Дракером и Сашей, оставив Гарриет. Последовала короткая пауза, после чего Тейтельбаум